Сара Дюнан - Лукреция Борджиа. Три свадьбы, одна любовь
– Аудиенция окончена, молодая леди. Отправляйтесь домой и позаботьтесь о своем муже.
– Вы придете повидать его?
– Я очень занят.
– Он ваш сын!
– Если он и правда мой сын, тогда… – Александр в ярости махнул рукой. Ах, как же он устал от нотаций этих взбалмошных испанцев.
Она посмотрела на него, и оба сразу поняли, что именно он имел в виду.
– Да что же ты за женщина такая, – покачал он головой, взяв себя в руки. – Тебе надо научиться держать язык за зубами.
Но она всегда отличалась пылким нравом, а когда пугалась, то со всей энергией бросалась в бой со своими страхами.
– Прошу прощения, ваше святейшество. Там, где я выросла, нам позволялось говорить откровенно.
– Тогда, возможно, тебе лучше вернуться в родной дом.
– О чем вы? Хотите выслать меня из Рима? А Джоффре?
– Ах, какая трагедия!.. Иди к своему мужу, женщина! Я сыт тобой по горло!
Когда она ушла, Александр долго сидел, кипя от злости. Он папа римский, глава святой церкви, как посмела она кричать на него! Пресвятая Дева Мария, неужели он не заслужил большего уважения!.. Он ожидал посла Феррары в любой момент. Тот постоянно пыхтел и требовал заверений, что, куда бы ни повел Чезаре свою армию после Милана, дому д’Эсте, Ферраре, Мантуе и Болонье ничего угрожать не будет. Между отцом и сыном через Альпы полетели письма: самая надежная почтовая система в Европе, слава тебе Господи. Будущее их семьи под угрозой. Столь многое нужно сделать, а он тратит время на людей, которые жалуются без остановки и смеют повышать на него голос.
Где-то в глубине души Александр понимал, что реагирует на подобные вещи слишком остро. Ему не пристало быть таким раздражительным, но резкая смена союзников с Неаполя и Испании на Францию добавила сложностей в его жизни. Он бы поговорил с Лукрецией, она всегда была хорошим слушателем. Только не сейчас. Сейчас она смотрит на него большими печальными глазами. И почему? Разве это его вина, что король Неаполя сам подписал себе смертный приговор? Будь они все прокляты!
Когда Санча вернулась во дворец и бросилась в объятья Альфонсо, она была уже в предобморочном состоянии и кричала, что их выгоняют, если не хуже того.
– Тебе не стоило злить его. На него столько всего навалилось.
– А на нас разве нет? Говорю же, Альфонсо, мы больше не в милости. Слышал бы ты его слова! Ему плевать даже на Джоффре. Послушать его, так кажется, что у него теперь только один сын, это чудовище Чезаре.
– Не называй его так, – тихо сказал Альфонсо.
– Ах, как ты наивен, брат! Ты никогда не нравился Чезаре. Все это притворство. Люди заботят его, только если полезны ему. Он прихлопнет тебя как муху, если «семье» будет от этого польза. Поговори с Лукрецией, она расскажет тебе.
Но когда он пересказывал Лукреции слова Санчи, то не стал слишком уж вдаваться в подробности. Она была почти на пятом месяце беременности, и он не хотел ее тревожить. Вместо этого он взял перо и написал своему дяде. Даже когда муж любит свою жену так сильно, как он, предан он в первую очередь той семье, в которой родился. Такова природа вещей.
* * *Август. Слишком жарко, чтобы шевелиться, думать, даже молиться. Французские войска заливали потом свой путь через холмы к летним альпийским перевалам. Никто не мог с уверенностью сказать, где они окажутся зимой. Ощущение нависшей опасности становилось все сильнее из-за того, что зима ожидалась не такой, как обычно. Тысяча четыреста девяносто девятый год подходил к концу и знаменовал собой не только конец столетия, но и завершение полутора тысячелетий. Тысяча пятисотый год. У многих при мысли о значимости даты голова шла кругом. Вторжение, война и эта эпидемия новой болезни, столь явный знак Божьего гнева, плодили слухи о Страшном суде, которые распространялись по всему христианскому миру подобно пламени по сухому папоротнику. Чтобы подготовиться к неизбежному, грешники (а кто не без греха?) собирались в паломничество. Целью их пути был Рим.
Что одних ввергало в панику, для других становилось источником дохода. Повезло тому наместнику Бога на земле, кто управляет такими притоками прибыли. Александр уже вовсю занимался ремонтом. В самый разгар лета кипела работа: мужчины счищали с домов наросшие на них ракушки, а на протяжении всего долгого пути пилигримов между главными церквями Рима росли торговые лавки. От замка Святого Ангела до ступенек старой базилики Святого Петра теперь тянулась новая оживленная улица, названная в честь папы: Виа-Алессандрина. Он уже представлял, как она наводнится верующими, исполненными любовью к Богу и осененными величием церкви его на земле. Папская казна будет забита под завязку, Рим снова вернет себе статус великого города и паломники вернутся в свои города и деревни, разбросанные по всему христианскому миру, с именем его святейшества на устах: Родриго Борджиа, Александр VI, испанец по рождению, но папа римский, который вершит историю. В этом он теперь не сомневался.
Во дворце рядом с Ватиканом Лукреция чувствовала, как внутри нее шевелится ребенок. Теперь порой она спала после обеда, забываясь тяжелым крепким сном, будто какое-то снотворное снадобье затягивало ее под воду, а ребенок, подобно жирной рыбе, плавал внутри ее. Когда она просыпалась, мозг ее был так затуманен, что требовалось время, чтобы вспомнить, что вообще происходит. Ребенок снова шевелился, и она обхватывала руками живот.
– Тише, тише, все будет в порядке. Ты в безопасности.
Вначале она беспрерывно молилась:
– Господи, пусть это будет мальчик. Если удостоишь меня милости своей, сделай так, чтобы это был мальчик.
Она произносила эти слова так часто, что сама уже почти в них поверила. Затем, испугавшись, что ее уверенность уж слишком отдает самонадеянностью, за что можно поплатиться, просила Бога простить ее за это. В последние недели она приказала развесить повсюду в спальне религиозные картины, чтобы, куда ни глянь, взгляд упирался в них. Рим наводнили знаменитые художники, воспевающие мужскую красоту, но кисть их хорошо выводила плоть, а не душу. Она искала изображения распятого Христа, на которых его страдания вызывали у смотрящего наибольшее сочувствие. Перебрав с полдюжины мадонн с младенцем, Лукреция выбрала ту, на которой безмятежность отражена была ничуть не в меньшей степени, чем радость. Теперь, просыпаясь, она могла переводить взгляд с одной картины на другую. В окружающем ее хаосе они помогали ей не сойти с ума.
* * *Когда авангард войска наводнил горные перевалы, из Милана пришли новости. Людовико Сфорца, человек, привыкший высмеивать тех, кто строит свою жизнь по гороскопам, заглянул в собственное будущее и наспех паковал вещи перед побегом. Страх – штука заразительная. Всего два дня спустя Лукреция проснулась и обнаружила, что ее муж принял то же самое решение. В оставленном ей письме он сообщал, что любит ее и что напишет ей из Неаполя. Она не знала, смеяться ей или плакать.
– Это все работа Неаполя! – кричал Александр. – Если король Федериго так жаждет воссоединения семьи, мы ему поможем. Велите моей невестке паковать вещи. Ее он тоже получит обратно.
Когда Санча отказалась ехать, папа пригрозил выслать ее силой. Видя его в таком гневе, весь двор пришел в замешательство. Слезы и мольбы Джоффре и Лукреции тоже не принесли результатов, и Санче пришлось собираться в свое невеселое путешествие.
Несколько дней спустя шпионы папы перехватили письмо от Альфонсо к Лукреции, в котором он просил ее покинуть Рим и присоединиться к нему.
Александр неожиданно пришел навестить дочь, когда та как раз читала письмо – печать на нем кое-как восстановили.
– Решил проведать, как ты, – шумно приветствовал он ее.
– Я на шестом месяце, и мой муж оставил меня. – Лукреция много молилась и плакала, а затем молилась вновь и вновь, но сейчас, к собственному изумлению, была совершенно спокойна. Она сложила письмо и накрыла его руками. – Говорю на случай, если ты сам еще не читал письма.
Александр опешил от ее хладнокровия.
– Ему не следовало бежать подобным образом, – пробурчал он. – Без позволения.
– Альфонсо опасался за свою безопасность.
– И зря! Он твой муж и находится под моей защитой.
– Да? Как и Джованни Сфорца?
– Там другое дело. – Александр вздохнул, будто сам был обиженной стороной и весь мир сговорился против него. – Я пришел не для того, чтобы ссориться, Лукреция. Напротив, я пришел, потому что нуждаюсь в твоей помощи.
– Моей помощи? В чем?
– Мне нужно, чтобы кто-то управлял городами Сполето и Фолиньо, человек преданный и с сильным характером.
Она удивленно уставилась на него.
– Я? Эта должность больше подходит кардиналу.
– Раньше, может, так и было. Но в ближайшее время ситуация сильно изменится не в лучшую сторону, поэтому мне нужно окружить себя людьми, которым я могу доверять. На многих папских территориях в преддверии возможных событий уже начались беспорядки. Сполето остается нам верен, и его преданность должна быть вознаграждена хорошим правителем. Ты умеешь ладить с людьми и все лучше и лучше разбираешься в политике, Лукреция, я уже давно это заметил.
