Ближний круг госпожи Тань - Си Лиза

– Она всегда была верна вам, Ифэну и мне.

Он крутит бороду между пальцами. На мгновение я задумываюсь, была ли эта встреча хорошей идеей. Затем я решаю обратиться к отцу с последней просьбой.

– Много лет назад мы с дедушкой сидели на этом самом месте. Он рассказал мне, что стал врачом, чтобы уравновесить жестокости, которые вершил в Управлении наказаний.

– Я понимаю, – говорит отец. Затем он произносит: – Копите добрые дела, и вы встретитесь с добром. Копите злые поступки, и вы встретитесь со злом.

– Когда я была в Запретном городе, императрица Чжан, придворные дамы и я ходатайствовали перед императором о смягчении наказания для Мэйлин.

– Вам удалось?

– Мэйлин жива.

Отец кивает.

– Теперь я хочу помочь госпоже Чэнь.

Я объясняю все, что с ней произошло. Отец слушает, но отвечает не так, как мне хотелось бы.

– Как я уже говорил, я горжусь тем, чего ты достигла как врач, но, возможно, ты зря вмешиваешься в домашние дела.

– А может, напротив, я сделала недостаточно?

Он неодобрительно хмурится.

– Госпожа Чэнь проявила большое мужество во время нашествия оспы в Благоуханной усладе, – продолжаю я.

– Это не твое дело…

– Госпожа Чэнь забеременела не сама. Она была интриганкой или жертвой? Ты не спросил! Ты даже не вызвал ее!

– Такая линия допроса унизила бы твоего свекра и могла нарушить баланс сил в семье. Предоставь ему самому решать, стоит ли вступать в контакт с кем‑то еще, кто мог быть в этом замешан.

– Но госпоже Чэнь стоило уделить толику внимания, не находишь? Зачем наказывать ее за мужское попустительство?

Глаза отца сузились.

– Твои бабушка и дедушка сказали мне, что ты хорошо справляешься с Четырьмя проверками. Я предлагаю тебе подумать о том, что здесь произошло. Ты спросила, кем была госпожа Чэнь – интриганкой или жертвой? Она интриганка. Без вопросов. Если же она была жертвой, то кто и почему поставил ее в такое положение? Меня меньше волнует репутация рода Ян, чем то, как нарушения приличий скажутся на обстановке внутри семьи. Подумай об этом, Юньсянь, и, вероятно, ты придешь к тому же выводу, что и я. Я пытался защитить тебя от дальнейших интриг. – Он поднимается. – Рад был видеть тебя, дочь. Надеюсь, следующей встречи не придется ждать столько лет.

Я могла бы расплакаться, если бы мысли не унеслись по тропинкам, которые отец указал своими вопросами о госпоже Чэнь: если она тоже была жертвой, то кто и почему поставил ее в такое положение? Мне приходит на ум имя только одного человека.

На границе неба

Отец натолкнул меня на некоторые идеи, и я хочу их реализовать, но потрясения прошедшего года настигают меня: время, проведенное в столице, тяжелые переезды в Пекин и обратно, беременность и роды, забота о Мэйлин, вспышка «небесных цветов», повторное дознание. Голова раскалывается, все тело болит. Я ложусь в постель, Маковка задергивает шторы, и я погружаюсь в сон. Мне кажется, что я могла бы лежать так месяц, но на третий день Маковка приходит с запиской. Госпожа Чжао пишет, что бабушка серьезно больна. Я одеваюсь и спешу к мужу.

– Я должна поехать к ней.

Он не возражает. Но мне нужно, чтобы госпожа Ко тоже согласилась. И я иду в ее покои с Лянем на руках. Он сильно вырос, пока я лечила больных оспой. Его ножки стали пухлыми, а щечки круглыми. Он растет послушным малышом, и я не хочу снова расставаться с ним.

Госпожа Ко встречает меня у двери в свою комнату привычным покашливанием. Я хочу кое-что сказать и кое-что узнать, но придется подождать. Как и мой муж, свекровь не возражает против моего отъезда.

– Наша семья хотела бы выразить благодарность твоей бабушке за неоценимую помощь во время эпидемии.

Она хлопает в ладоши, и к ней подскакивает ее служанка Пташка.

– Беги к парадным воротам. Прикажи носильщикам подготовить паланкин.

Как только Пташка уходит, я говорю:

– И снова я должна оставить своего сына…

Свекровь отмахивается:

– Я прослежу, чтобы кормилица хорошенько потрудилась.

Я отдаю Ляня на руки бабушке и отворачиваюсь, обещая себе, что восполню свое отсутствие, когда придет время учить моего мальчика читать, писать и декламировать стихи.

Я приезжаю в Особняк Золотого света, и Тушь ведет меня через внутренние дворики в спальню бабушки. Дедушка скорчился в кресле. Над ним в полумраке нависает госпожа Чжао. Я приближаюсь к кровати, но от вида бабушки замираю.

Ее кожа цвета и текстуры глины, а седые волосы разметались по подушке, словно по поверхности пруда. Я сжимаю руки в кулаки, собираясь с духом. Затем подхожу к кровати бабушки с улыбкой на лице, с полностью открытым сердцем и с мыслями о том, что я могу сделать, чтобы помочь ей.

– Думаешь, я не знаю, что ты пытаешься провести Четыре проверки? – хмыкает бабушка.

Прежде чем я успела ответить, госпожа Чжао говорит:

– Может быть, Юньсянь сумеет что‑нибудь сделать.

Бабушка задумчиво смотрит на лампу.

– Мне уже не помочь.

Дедушка безуспешно пытается сдержать стон. Госпожа Чжао переводит взгляд, чтобы бабушка не видела выражения ее лица.

– Никого нельзя оставлять без помощи, – говорю я, стараясь придать уверенности всем в спальне. И себе.

Губы бабушки складываются в нежную улыбку.

– Птицы улетают домой умирать, а лисы уходят в свои норы. Некоторые вещи неизбежны.

Она берет мою руку и прижимает ее к левой груди. Сквозь слои ее одежды я чувствую твердый, как камень, желвак. Мой мозг скачет, пытаясь найти решение.

– Есть отвары, которые стоит принимать в таких случаях…

– Думаешь, я их еще не опробовала? – спрашивает бабушка. – Сколько лет?.. До сих пор я держала демонов смерти в тени.

После долгой паузы она добавляет:

– Если бы я могла избавиться от них, я бы это сделала. Надеюсь, я протяну еще несколько месяцев.

Дедушка закрывает лицо руками. Я пытаюсь осознать эту новость, но безуспешно. Получается, бабушка была тяжело больна, когда помогала мне в Павильоне отшельника. Знала, что ее время на исходе. Может быть, именно потому она и приехала. Я пытаюсь заставить бабушку рассказать мне больше о своей болезни – какие травы она принимала, какие предложения по лечению были у дедушки, – но она отмахивается от меня, заявляя:

– Теперь уже поздно!

Эти слова бабушки противоречат заявлению, что у нее впереди еще осталось несколько месяцев. Я погружаюсь в себя, пытаясь отыскать способы облегчить ее состояние. Мною движет одна мысль: когда я была маленькой девочкой, я не сумела спасти свою мать и теперь не в силах вылечить бабушку, но могу облегчить ее путь в Загробный мир. Мы с дедушкой работаем вместе, просматривая записи, пытаясь найти ингредиенты, которые притупят ее боль и успокоят ци. Мы с госпожой Чжао по очереди поим бабушку с ложечки лечебным чаем.

На третий вечер бабушка просит меня прийти к ней после того, как госпожа Чжао выпроводит дедушку из комнаты, чтобы он мог немного поспать.

– Ци конечна, как запас масла в лампе, – произносит она слабым голосом. – Смерть – болезнь, которую никто не в силах излечить.

Ее слова обнажают истинное положение вещей.

– Тебе грустно, – продолжает она. – Я понимаю. Но…

Она закрывает глаза, ища силы, затем цитирует:

– Невозможно изменить судьбу, нам дано лишь отведенное время, ибо даже лучший праздник должен закончиться, и гости уйдут.

– Бабушка…

Она тяжело вздыхает.

– Я хочу, чтобы ты забрала мои книги и медицинские принадлежности. Особенно позаботься о «Глубинных рецептах».

Она шлепает ладонью по кровати – этот жест приобретает еще большую важность, потому что требует усилий.

– Как ты помнишь, это последний экземпляр. Изучи мои записи, в которых содержатся мои лучшие методы лечения…

– Бабушка, пожалуйста. Позволь нам провести больше времени вместе…

Она качает головой.

– Я бы хотела, но смерть близка.

Мои глаза говорят мне, что она права, хотя сердце с трудом принимает это. Я предлагаю позвать дедушку.