Сири Джеймс - Тайные дневники Шарлотты Бронте
— У него были причины для грусти.
— Он должен был возвыситься над собственным несчастьем и не заражать им остальных. Но это не единственная причина, по которой я переменила свое отношение к нему. Он тебе не пара, Шарлотта. Он викарий — ты давно уверяла, что никогда не выйдешь замуж за священника, — к тому же ирландец. Даже твой отец считает, что ирландцы — весьма ленивый, невоспитанный и неряшливый народ.
— Мистер Николлс отнюдь не ленивый или невоспитанный, Нелл; совсем наоборот.
— А его семья? Только представь: если ты выйдешь за него, придется навещать его бедных, неграмотных ирландских родственников.
— Полагаю, я смогла бы пережить визит к ирландским родственникам мистера Николлса без непоправимых последствий.
— Ты шутишь, а я серьезно. Ты говорила, что не выйдешь замуж, Шарлотта. «Мы с тобой останемся старыми девами и замечательно проживем одни». Помнишь свои слова?
Я уставилась на подругу.
— Выходит, тебя пугает не столько мистер Николлс, сколько сама идея моего брака?
— Замужество противно твоей природе.
— Противно? Но почему же, Эллен? Когда ты обдумывала предложение мистера Винсента много лет назад, я искренне убеждала тебя принять его. Я желала твоего счастья, если он был способен подарить тебе счастье. А теперь тебе жалко дать мне такую же возможность!
— Это ты отказала мистеру Николлсу, а не я! Хочешь сказать, что пожалела о своем отказе?
— Нет! Не знаю, чего я хочу. Но…
— Я только пытаюсь поддержать твое решение. Я не переживу, если ты сейчас выскочишь замуж, Шарлотта. Мы почти перестанем видеться. Если нам суждено быть старыми девами, мы должны нести свой крест, нести до самого конца.
— Нести свой крест? Это уж слишком, Эллен! Я думала, ты моя подруга! А ты намерена обречь меня на вечное одиночество, лишь бы я всегда была под рукой. Это невыносимо! Ты ничуть не лучше, чем мой отец.
Наши разногласия зашли так далеко, что Эллен уехала на следующее утро, на неделю раньше, чем собиралась, и на некоторое время мы совершенно прекратили переписку.
Несчастная, наскучавшаяся в папиной компании, я оставляла отца на попечение Марты и Табби и пользовалась любой возможностью сбежать из дома. В августе я отправилась в Шотландию с Джо Тейлором и его супругой, но наше путешествие сократила болезнь их ребенка, в результате мы очутились в соседнем курортном городке на острове Илкли. После я на несколько дней вернулась в Илкли, чтобы повидаться с мисс Вулер — несмотря на разницу в возрасте, я очень дорожила нашей дружбой.
Также я продолжала переписываться с мистером Николлсом. Он нашел место викария при преподобном Томасе Каторе в Кирк-Смитоне, что в пятидесяти милях от нас, рядом с Понтефрактом, также в йоркширском Вест-Райдинге. В начале сентября он испросил разрешения встретиться со мной. Я согласилась, но настояла на сохранении его визита в тайне от папы, хотя обман сделал меня несчастной.
Мы не желали, чтобы глаза и уши соседей оценивали наше рандеву, и потому разработали план: я навещаю дом оксенхоупского священника, где мистер Николлс остановится. (Мистер Грант, несмотря на свои давние уверения об отсутствии интереса к прекрасному полу, шесть лет назад женился на прелестной женщине, Саре-Энн Тернер, с которой, по-видимому, был весьма счастлив.)
В день нашей встречи дождь лил как из ведра. Когда я прибыла в Оксенхоуп (полная угрызений совести из-за того, что солгала папе, и промокшая до нитки после долгой прогулки), экономка любезно забрала мой мокрый плащ, шляпку, перчатки и зонтик и провела меня в гостиную, где мистер Николлс и мистер и миссис Грант немедленно встали и поприветствовали меня. Взгляд мистера Николлса был полон такого нервного беспокойства, что внушил мне схожую тревогу. Мы обменялись парой фраз; мистер Николлс бурно извинился за то, что мне пришлось покинуть дом в такую непогоду. Меня усадили в кресло у камина, где я согрелась у пылающего огня. Служанка принесла чай и закуски.
Мистер Николлс осведомился о моем здоровье и здоровье батюшки. Вкратце я описала недавний папин удар и затянувшееся выздоровление, что, судя по всему, испугало его.
— Ему уже намного лучше, — заверила я, — но боюсь, его зрение никогда не восстановится.
— Как жаль! Надеюсь, он поправится.
— Спасибо.
Повисла неловкая тишина.
— Мистер Николлс, вы хорошо устроились на новом месте?
— Да, благодарю.
— Разве не чудесно, — заметила миссис Грант, потягивая чай, — что мистер Николлс сумел найти место совсем рядом?
— Конечно, — отозвалась я, хотя на самом деле считала пятьдесят миль весьма солидным расстоянием.
Снова молчание.
— Я прочел «Городок», — сообщил мистер Николлс.
— Правда?
Роман напечатали восемь месяцев назад. То, что мистер Николлс ни разу не имел возможности его упомянуть — учитывая, что он прочел «Джейн Эйр» и «Шерли» за два дня, едва они попали ему в руки, — послужило мучительным напоминанием о разверзшейся между нами пропасти.
— Мне понравилось. Школа показана очень хорошо, — произнес мистер Николлс с намеком на былой энтузиазм. — Страна… вы использовали другое название, но… наверное, это Бельгия?
Непонятно почему я покраснела.
— Да.
— Финал меня несколько озадачил. Что вы имели в виду под… — Он осекся и повернулся к Грантам. — Вы читали новый роман мисс Бронте?
— К сожалению, нет, — призналась миссис Грант.
— Я не любитель романов, — пробубнил мистер Грант, нахмурившись. — Вот что, Николлс: как у вас в Кирк-Смитоне с рыбалкой? Удалось изловить форель руками?
Последовала долгая беседа о рыбалке, после чего мистер Грант спросил:
— Диссентеры в Кирк-Смитоне так же надоедливы и крикливы, как в нашем приходе?
— О да, — кивнул мистер Николлс. — На прошлой неделе мне пришлось добрых полчаса спорить с джентльменом о достоинствах истинной церкви и защищать обязательный церковный налог.
— Когда это закончится? — негодовал мистер Грант, качая головой. — Леди, вам известно, что всерьез рассматривается возможность допускать в университеты неангликан?
— Ужасно! — воскликнул мистер Николлс.
— Да и какая польза от университета диссентерам? — продолжал мистер Грант. — Без досконального знания латыни и греческого они не выдержат и двух дней!
Все, кроме меня, засмеялись. Внезапно я лишилась аппетита. Болтовня продолжалась еще час или более. Мистер и миссис Грант не пытались покинуть комнату, а дождь лил стеной, так что мы с мистером Николлсом не могли выйти на улицу или хотя бы на минутку остаться наедине. Наконец я распрощалась, понимая свои чувства к мистеру Николлсу не лучше, чем по прибытии. Заботясь о секретности нашей встречи, я позволила ему проводить меня только до калитки, за которой начиналась мощеная дорожка через поля в Хауорт.
— Боюсь, я смогу появиться только через несколько месяцев, поскольку приступил к выполнению своих обязанностей на новом месте совсем недавно, — с сожалением сказал мистер Николлс.
Его голос почти заглушала барабанная дробь дождя по нашим зонтам.
— Очень жаль, сэр.
— Окажете ли вы честь мне, позволив и дальше писать вам, мисс Бронте?
— Да, сэр. — Мои туфли уже совсем промокли. — Приятно было повидать вас, сэр.
— И мне вас, мисс Бронте. До свидания.
Девятнадцатого сентября меня навестила миссис Гаскелл. То был ее первый визит в Хауорт. Четыре дня я изливала душу этой доброй и мудрой леди, поверяя ей все, что случилось, все смятение мыслей и чувств.
— У вашего отца каменное сердце! — удивилась миссис Гаскелл на второй день, когда мы гуляли по пустошам, поблекшим до зеленых и бурых тонов ранней осени. — Как он мог возражать против должности мистера Николлса, будучи священником? К тому же, по вашим словам, мистер Николлс доказал свою полезность: восемь лет он был правой рукой вашего отца.
— Папа совершенно неразумен в данной ситуации. Он хочет, чтобы я вышла замуж за значительного человека — богатого, с положением в обществе — или не вышла вообще.
Миссис Гаскелл покачала головой. Могу описать ее: среднего телосложения, на полголовы выше меня, с бледной кожей и приятными чертами лица; мягкие темно-каштановые волосы были зачесаны под шляпку, которая повторяла темно-фиолетовый оттенок красивого шелкового платья.
— Если дело в деньгах, разве мистер Николлс не мог подыскать себе дом и более прибыльное место, например пастора в своем собственном приходе?
— Он должен был, миссис Гаскелл, еще много лет назад, но тогда ему пришлось бы уехать и оставить меня.
— Почему?
— Можете считать меня неправой или глупой, — вздохнула я, — но папа, несмотря на свои недостатки, дряхлый старик, и мы одни друг у друга остались. Он не откажется от должности до самой смерти. Я пообещала ему, что не обреку его на одиночество, пока он жив, и сдержу обещание.
