Наоми Френкель - Дом Леви
Фрида открыла дверь.
– Ах, доктор Ласкер! Большая радость, что вы пришли, в добрый и успешный час явились. Много радостей в нашем доме, Эдит вернулась, и старый хозяин приехал к нам. Я приготовила обед по такому случаю, королевский обед. Может, вы захотите взять гуся домой? Большое одолжение сделаете для меня, доктор Ласкер, целый курятник привез с собой старый хозяин, и я ума не приложу, что сделаю со всеми этими гусями и курами. Хорошо, что сегодня приглашены гости, смогу избавиться хотя бы от индюка… Извините меня, доктор Ласкер, что заставляю вас стоять столько времени в салоне. Я очень сегодня занята, и, к сожалению, не могу положиться на кухарку в приготовлении индюка. Я училась его готовить у покойной госпожи. В ваш пасхальный праздник она жарила индюка в свежем масле, как принято у вас.
Доктор Ласкер смеется, выслушивая познания Фриды в традициях Песаха.
– Нечего смеяться, доктор. Готовка – дело, требующее умения и знаний. Извините меня, доктор, что я заставляю вас стоять в салоне. Я ужасно загружена сегодня. Поднимайтесь к господину Леви, он будет рад вас принять, очень рад.
– Саул! Саул!
Иоанна скачет по ступенькам, Бумба скользит по поручню. Иоанна стоит около Саула и глаза ее блестят от радости, Бумба же приветствует Саула слабым кивком головы. Лицо Бумбы сегодня серьезно. Он готовит план дуэли с Саулом в связи с «болтами, которые расслабились в голове Иоанны». Дядя Филипп с усмешкой смотрит на смущенную троицу, стоящую в салоне. Расстается с ними, и поднимается по ступенькам.
– Бумба, – говорит Иоанна, – я разрешаю тебе сегодня поднять крышку моего пианино и проверить его струны. Иди, Бумба, я выйду с Саулом в сад.
– Я тоже хочу выйти в сад.
Ладно, иди в сад, а я поднимусь с Саулом в мою комнату.
– Все же, может, я сейчас проверю струны пианино?
– Ты только хочешь мешать, – сердится Саул, – я должен кое-что выяснить с Иоанной.
– Ты только хочешь расслабить болты у нее в голове.
– Был бы ты моим братом, сейчас бы попробовал пыль с вашего ковра.
– Я готов, – черные глаза Бумбы сверкают от злости.
– Хватит! – кричит Иоанна, – Не ругайтесь! Ты можешь тащиться за нами, Бумба, мы притворимся, что вообще тебя не знаем.
Иоанна открывает дверь в сад, идет рядом с Саулом, Бумба плетется за ними.
Саул очарованно смотрит на сад, теряющий свои последние краски и несущий свой серый нищенский наряд навстречу солнцу. Только ели стоят, гордые своей вечной зеленью, окружают их старые сосны, неожиданно выглядящие молодо своими покачивающимися кронами. Тополя стоят оголенными, и красная крыша дома поблескивает из-за них, как волшебный замок, заброшенный в чащобе леса. В саду безмолвие. Только птичья болтовня и шорох сухих листьев под ногами детей нарушают этот покой. В конце широкой аллеи, окруженной кустами мирта, стоит старый садовник, опираясь на грабли и следя за стаей скворцов, которые вошли под крону каштана, как прощальный оркестр перед отлетом на юг. Лицо садовника напряженно, словно он вслушивается и понимает язык скворцов. Саул останавливается. Этот сад огромными своими деревьями, и старый садовник, опирающийся на грабли, и видящийся ему, как лесной повелитель, ошеломляют его. Неожиданно – тарахтенье мотора, звук гудка. Саул пугается. Кажется ему, злой дух возвещает о своем прибытии.
– Гости прибывают! – кричит Бумба и бежит к черному забору.
– Идем туда, к моему шалашу, Саул.
Дорога к шалашу проходит мимо садовника. Саул качает головой.
– Посиди здесь.
Дети сидят у подножья огромной сосны. Саул прикладывает руки к стволу дерева, и они приклеиваются к смоле. Мальчик снова пугается. Ясно, что этот дом на площади заколдован. Саул растопыривает пальцы и сидит с несчастным видом.
– Это смола, – объясняет Иоанна, плюет на свое красное бархатное платье и обтирает пальцы Саула. Постепенно липкая смола с пальцев Саула переходит на платье Иоанны.
– Были дела, – говорит Саул с важностью и прячет чистые руки в карманы, – у меня была ангина.
– И у меня многое случилось – очень много! – и она рассказывает Саулу о само важном, – Саул, я уже не ем свинину. Завтра начну учить иврит. Еще немного, и я стану настоящей еврейской девочкой.
– М-м-м, – сомневается Саул.
– Ты хочешь услышать мои молитвы? Я их не говорила никому, но тебе скажу.
Саул погружен в размышления. Голова его не расположена к молитвам. Вчера, беседуя с ними, Джульетта приказал им привести в Движение каждого попадающегося им еврейского мальчика. И даже девочек, хотя Саул понять не может, зачем они нужны в Движении. Но Джульетта приказал и даже добавил, что кто сумеет «организовать» многих детей в Движение, будет отмечен командиром. Душа его жаждет быть отмеченной, и он уже решил начать «организацию» с Иоанны. Но здесь, под этими гигантскими деревьями следует от этого воздержаться. Какой смысл рассказывать ей о пустыне, о войнах, о львах и крокодилах, ей, и так живущей в стране чудес? Лесной повелитель все еще опирается на грабли и не отрывает взгляда от вершин деревьев, и все здесь настолько потрясает, что он и не осмеливается предложить Иоанне, чтобы она удалилась вместе с ним странствовать по песчаной пустыне под пылающим солнцем. А тут еще Иоанна прикладывает руки к сердцу и торжественно объявляет:
– Моя утренняя молитва, – и тут же загораются ее черные глаза.
Утро. Солнце встает после ночи.
Строго глядят Божьи очи,
Видят каждую хитрость, каждого грех,
Видят всех стоящих и лежащих всех.
Боже, прости всех людей подряд,
Прости евреев, что свинину едят,
Брату прости, отцу, и деду,
И мне, что мы ели свинину к обеду.
– Правда, красиво, Саул? – шепчет с боязнью Иоанна.
– М-м-м… Никогда не слышал такую молитву. Так не молятся.
– Ну, это только по случаю, – извиняется Иоанна, – пока я не узнаю настоящие молитвы. Только для того, чтобы сообщить Богу, что я тоже еврейская девочка.
– Не надо сообщать Богу, надо сообщать Движению, – Саул осмеливается начать действовать.
– Что, Саул? О чем ты говоришь? О каком Движении?
– О всемирном молодежном еврейском Движении, О скаутах, халуцах, сионистах.
– Что? Не понимаю ни слова. Что ты сказал?
– Не задавай всегда столько вопросов. Движение есть Движение. Каждый еврейский мальчик должен в нем быть. Дядя Филипп тоже это говорит.
– Что, Саул? Что говорит дядя Филипп?
– Что надо собрать всех евреев из всех стран и уехать в страну Израиля, и там надо стать пионером – халуцем, и построить дом для евреев, и превратить пустыню в цветущий сад, и все это сказал не только дядя Филипп, но так же и Джульетта, беседуя с нами в Движении.
– Когда надо это сделать?
– Есть у нас время до двадцатилетнего возраста. В страну Израиля репатриируются только с этого возраста и старше. До этого странствуют в пустыне, и надо многому учиться.
– И это обязательно должно быть? – изумляется Иоанна. – Иначе нельзя быть еврейкой?
– Нет, – отсекает Саул, – нет другого выхода.
– А можно быть в двух движениях?
– Почему в двух?
– Потому что я уже участвую в одном движении в школе – во имя немцев, живущих вне родины.
– Твое движение ничего не стоит по сравнению с моим движением.
– Почему? Всех немцев, рассеянных по другим странам, надо собрать и помочь им вернуться на нашу родину. Мы собираем много денег. И мой отец тоже дал.
– Дура! Если ты хочешь быть еврейкой, ты должна заботиться о евреях. Приходи в Движение.
– В Движение с таким длинным названием? Каждый раз ты говоришь новые вещи. Очень трудно быть евреем.
– Ты говоришь, как моя мать. Она тоже говорит каждую минуту: трудно быть евреем. Нет в этом ничего трудного. Ты должна лишь прийти на скамью около переулка, там я буду тебя ждать, и мы пойдем в Движение.
– Нет, – отвечает Иоанна. – На улицу со странным запахом? Я не найду дорогу. Это нелегко найти. Дорогу к твоему дому найти тяжело.
Дети замолкают. После нескольких минут неловкого молчания Иоанна говорит печально:
– Ты совсем не тот Саул, каким был на усадьбе у деда.
– Что делать? – говорит Саул. – Многое произошло. Знаешь, Иоанна? – Саул еще не отказался от «организации» Иоанны. – В нашем Движении можно задавать любые вопросы и получать ответы. Ты можешь один раз и задать все твои вопросы. Но только раз в неделю есть такая беседа.
– Нет, – Иоанна стоит на своем, – я не найду дорогу.
И так дети увлеклись разговором, что не заметили, как вдруг старый садовник предстал перед ними, опираясь на грабли. Саул испуган, а Иоанна улыбается старику.
– Ого! – смеется садовник, – два гриба выскочили у подножья дерева. Госпожа и господин Гриб. Вижу я, что это старое дерево еще в силах расти.
Садовник добродушно смеется, прислоняет грабли к стволу дерева и извлекает из кармана куртки свою курительную трубку. Дымок поднимается в прозрачный осенний воздух. Стоит он какое-то время между двумя детьми, как бы благословляя их, затем берет свои грабли. Уходит и исчезает между тропинками.
