Октавиан Стампас - Древо Жизора
— Мой брат, как и все мы, очень уважает вас, ваше величество, — сказал Мафаидин на лингва-франка почти без акцента, — У вас и Саладина много общего в характере и благородстве натуры. Даже внешне, как мне кажется, вы чем-то похожи друг на друга.. Брат прислал вам лекарство, которое поможет быстрее встать на ноги. Вот оно. Разумеется, вы можете испытать его сначала на ком-то другом, но уверяю вас, Саладин никогда не опустился бы до такой низости, чтобы отравить соперника столь подло.
Ричард поблагодарил Мафаидина, подарил ему перстень с рубином, а Саладину передал золотой кубок, украшенный сапфирами. Когда Мафаидин ушел, Ричард тотчас же принял лекарство, в соответствии с советами саладинова брата. Амбруаз и лекарь Тромпо пытались было его отговорить, рекомендуя прежде испробовать средство на ком-нибудь из пленных сарацин, заразившихся леонардией, но Ричард ответил:
— Пока я буду проверять, умрет он или не умрет, минует еще как минимум два-три дня. Сколько же мне прикажете валяться и гнить? Нет, Саладин не мог прислать мне яду, это не такой человек, я чувствую, что он полон благородства.
К счастью, снадобье и впрямь оказалось не ядом, а лекарством, и болезнь под его воздействием начала отступать. Через пару дней к выздоравливающему Ричарду вновь явился Мафаидин. На сей раз он привез разных плодов и кривой меч, осыпанный бриллиантами. Ричард вручил ему для Саладина старинный римский щит, украшенный золотом и серебром. Мафаидин передал, , что его брат готов отдать Ричарду Наблус и Иерусалим и вернуть Крест Христов, но при условии, что Ричард принесет ему омаж.
— Передайте любезному Саладину, — вежливо отвечал Ричард, — что я в свою очередь готов ограничиться освобождением Святой Земли и не идти завоевывать Дамаск и Багдад, если Саладин принесет омаж мне.
Мафаидин сокрушенно развел руками, но видно было, что такой ответ понравился ему и понравится Саладину.
В первых числах июля Ричард окончательно выздоровел. Треть его лагеря была свалена болезнью, но две другие трети король повел за собой на штурм Сен-Жан-д'Акра. Филипп-Август, который, как выяснилось от разного рода осведомителей, тоже вел переговоры с Саладином, тем временем руководил действиями своих осадных машин и развлекался стрельбой из арбалета, метко сбивая стрелами защитников Аккры с крепостных стен и башен. Он был в трауре после гибели одного из своих лучших маршалов, Обри Клемана, но увидев, что выздоровевший Ричард ведет свои полки на штурм, велел тотчас же отменить траур и тоже выступать. Новые парламентеры вышли навстречу обоим королям и предложили новые условия. Саладин шел на сей раз на очень большие уступки. Он обещал вернуть все завоеванные им земли крестоносцев за исключением лишь Аскалона и Заиорданья, но с условием, что армии, приведенные в Палестину Филиппом-Августом и Ричардом Львиное Сердце вместе с армией Саладина двинутся за Евфрат и помогут султану завоевать западную Персию. Это условие весьма повеселило Ричарда.
— А что, — смеялся он, — мне это нравится. Я с удовольствием повоевал бы не против Саладина, а бок о бок с ним.
— Нет, — резко и угрюмо возразил Филипп-Август, — время, когда Саладин мог выдвигать условия, миновало. Либо он без боя отводит все свои войска за Иордан, либо пусть пеняет на себя.
— В общем-то, верно, — прекратив смеяться, кивнул Ричард. — Если нам очень понадобится Персия, мы завоюем ее и без Саладина. Только зачем она нам сдалась? Мы не принимаем условий.
Парламентеры снова вернулись ни с чем, и штурм возобновился. Пять дней продолжались боевые действия и переговоры, пока наконец не было заключено соглашение, устроившее и Филиппа, и Ричарда. Город целиком отдавался в руки крестоносцев со всем своим серебром, золотом, оружием, продовольствием, кораблями, лошадьми и скотом. Жители города имели право покинуть Аккру с некоторым количеством имущества, но не раньше, чем Саладин передаст Филиппу и Ричарду Честной Крест, полторы тысячи пленников-христиан и двести тысяч бизантов. Военачальники Маштуб и Каракуш попадали в число заложников.
Торжественный день наступил. Ранним теплым июльским утром ворота города распахнулись и крестоносцы начали входить в Иерусалим-сюр-мер, как называл Аккру король Ричард. Первыми вошли полки Конрада Монферратского, за ними двинулись французы Филиппа-Августа, и хотя армия Ричарда Львиное Сердце вступала в завоеванный город после Конрада и Филиппа, любопытство жителей сосредоточилось на английском короле, ибо все знали, что не будь его, вряд ли крестоносцы смогли бы так быстро овладеть неприступной твердыней.
Трудно было представить себе среди победителей человека, который бы не разделял в эту минуту всеобщего торжества и ликованья. И все же, таковой был. Навигатор ордена Креста и Розы Жан де Жизор.
Он отчаялся. У него ничего не получалось. Интриги, сплетаемые им, завязывались в добротный узел, готовый вот-вот придушить дело крестоносцев, но вдруг, в какой-то миг, этот узел сам собой распадался. Единственным реальным достижением навигатора пока что была пропасть между Филиппом и Ричардом, день ото дня становящаяся все более широкой и бездонной. Ему уже почти совсем удалось склонить Филиппа к тому, что надо вернуться во Францию и напасть на владения Ричарда — Нормандию, Бретань, Турень, Анжу и Овернь. Ричард целиком устремлен на Иерусалим и не сразу бросит свои поход.
Но Филипп продолжал обдумывать этот совет навигатора и пока не принял окончательного решения. И навигатор начал нервничать, побаиваться, что и тут его интрига сорвется; что-то словно бы надломилось в таинственной и страшной силе Жана де Жизора. Неужто после смерти Ормуса? С каким рвением навигатор предпринимал все усилия, чтобы распространить в лагерях крестоносцев леонардию. Даже переусердствовал — поветрие перескочило и в лагерь сарацин. А толку он все равно не добился — Ричард не умер, выздоровел, количество умерших оказалось не таким уж ужасным, и вот теперь войска вступали в завоеванный Сен-Жан-д'Акр. Тамплиеры входили следом за армией Ричарда, а шедшие за ними иоанниты закрыли ворота и не стали впускать оставшихся у стен города других крестоносцев под тем предлогом, что город и без того переполнен, яблоку упасть негде. Великий магистр госпитальеров Гарнье де Нап распорядился немедленно занять все входы и выходы и все опорные башни города, дабы сразу подчеркнуть, что Сен-Жан-д'Акр — город, где хозяевами являются рыцари ордена Святого Иоанна Иерусалимского.
Подметив, что многие из крестоносцев оказались вне завоеванного города, навигатор в тот же вечер отправился в их лагерь. Ему не потребовалось разжигать возмущение — там его и так было предостаточно. Он лишь аккуратно подливал масла в огонь, вступая в разговоры и с искренним видом негодуя на Филиппа и Ричарда, которым достались все лавры, а те, кто с самого начала принимал участие в жестокой осаде, оказались ни с чем, их даже не впустили в Аккру.
— Я гляжу, и среди тамплиеров есть честные люди, — сказал один из крестоносцев, побеседовав с навигатором ордена Креста и Розы. Он похлопал Жана по плечу и добавил: — Если бы все были такими, а то… Нет, чует мое сердце, не выйдет толку из этого похода, уж больно не похожи Филипп и Ричард на Годфруа и Боэмунда.
Возвратившись в завоеванный Сен-Жан-д'Акр, навигатор застал там разгар веселья и грабежа. Город стонал под натиском победителей. Лишь в тамплиерском квартале, куда он сразу же отправился, сохранялись порядок и дисциплина. Тамплиеры спешили восстановить здесь свое присутствие, прерванное годами владычества сарацин.
На другой день навигатор узнал о радостном для него известии — король Франции, наконец-то, тоже заразился леонардией и уже основательно слег, разбиваемый лихорадкой. Схема новой интриги мгновенно сложилась в голове Жана де Жизора.
ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
Леонардия слишком уж немилостиво пощипала короля Франции — у бедняги Филиппа выпали почти все волосы, вылезли ногти, вывалилось восемь зубов. Был день, когда подданные полностью уверились в том, что им придется навеки проститься со своим государем, но организм Филиппа все-таки выдюжил, переломил болезнь и пошел на поправку. Придя в более-менее нормальное состояние, Филипп-Август не мог выбраться из черного уныния, охватившего его — радость от взятия Сен-Жан-д'Акра была безнадежно омрачена и никакого желания двигаться со своими войсками дальше, на Иерусалим, в душе короля не осталось. Особенно его бесило радужное счастье короля Ричарда, который полностью выздоровел и наслаждался плодами победы. К тому же, приехала его ненаглядная Беранжера, своим присутствием утроившая счастье Ричарда. Филипп знал, что вряд ли Ричард мог нарочно заразить его каким-то способом, но в разговорах ему нравилось повторять это голословное обвинение, тем более, что многие из приближенных французского короля разделяли его придуманное подозрение. Герцог Австрии Леопольд особенно яростно ненавидел Ричарда и, часто приходя к Филиппу один или в сопровождении сенешаля ордена Креста и Розы Жана де Жизора, обсуждал планы нанесения любимцу похода какого-нибудь ущерба. Виной такому отношению Леопольда к Ричарду послужила его ссора с ним в первый день вступления в Аккру, когда австрийский герцог занял один из самых лучших домов города, а люди Ричарда отбили этот дом, сбросив с его крыши знамя Австрии. Ричард при этом ужасно веселился, одобряя действия своих рыцарей — мол, австрийцы совсем не воевали, а как лучшие жилища себе отхватывать, так тут они впереди всех.
