Еремей Парнов - Заговор против маршалов
— Так и сказал? — впервые за все время оживился Тухачевский.— А он?
— Жалкое зрелище. Завел все ту же пластинку: «тяжелые обвинения», «признательные показания», «заговор» ~ И что меня больше всего насторожило — приплел зачем-то Туровского, мутно, расплывчато, дескать, и Семен чего-то такое «прошляпил». Значит, не у нас одних, а и в ХВО не все ладно. Тут я и напомнил ему приказ номер сто восемьдесят два. «В мешке,— говорю,— шила не утаишь. Если был заговор, то почему никто ничего не заметил? Почему заговорщики никак не проявили себя? И сколько их вообще, заговорщиков? Шмидт с Кузьмичевым? Маловато что-то для такого предприятия. С чем они собирались выступить? С танковым корпусом и авиабригадой? Абсурд получается, Климент Ефремович». И ты знаешь, он вдруг что-то такое понял. «А при чем здесь приказ?» — спрашивает. «Как же, товарищ нарком, объявили вы нам благодарность? Кучинскому, Дубовому, Амелину, Туровскому, мне?.. А за какие заслуги? За маневры, которые, как теперь выясняется, должны были увенчаться таким,— говорю,— фейерверком? Мы, выходит, «прошляпили», а вы нас за это по головке погладили? Сказавши «А», говори «Б»: пусть и нас тогда допросят в НКВД. Дубовой командовал «синими», Туровский — «красными», но маневрами руководил я. С меня и начинайте».
— «Безумству храбрых поем мы славу»,— через силу улыбнулся Михаил Николаевич. Смерть Горького не выходила из головы. Предчувствие, интуиция — называй, как хочешь, но оно подступало, неотвратимое. Разнородные признаки множились, складывались в еще фрагментарный, но давно предугаданный контур. Иона, забубённая головушка, так и не понял, в какую ввязался борьбу.— Выходит, ты на испуг взял?
— Не надо иметь семь пядей во лбу, чтоб сообразить. Когда касается собственной шкуры, он очень даже чувствительный. Сам вызвался переговорить с кем надо. Назавтра в десять тридцать мне устроили встречу,— не докурив папиросу и до половины, Якир потянулся за новой.— Я с трудом узнал Дмитрия, это был совсем другой человек. Лунатик, марсианин... Если бы ты видел его глаза!
— Где это было?
— В тюрьме, Миша, в тюрьме, в крохотной комнатушке без окон... «Правильно ли записаны ваши показания?» — спросил я. «Нет, неправильно,— отвечает,— никакого покушения против товарища Ворошилова я никогда не замышлял». Как тебе нравится? Он хотел что-то добавить, но они не разрешили: «Никаких подробностей». Ничего не поделаешь, раз не положено. Дмитрий спросил, могу ли я передать его письмо Ворошилову. Я сказал, что могу.
— И что он пишет?
— Я вручил, не читая. Полагаю, что так будет правильнее. Есть, понимаешь, нюансы... Пусть разбираются сами.— Якир сосредоточенно замолк, заново переживая тягостную сцену.— Вынужденно принимая письмо, Ворошилов повел себя странно и непоследовательно. Сначала поддакивал, почти лепетал, потом вдруг вскипел и разразился бранью. «Опять ты высовываешься! — бросил в сердцах.— Не умеешь ценить доброе* отношение. Смотри, Иона Эммануилович, не обожгись...»
— Будешь ожидать тут или вернешься к себе? — Тухачевский принес кухонное ведерко и вытряхнул пепельницу.
— Пока не знаю.
— Ты все сделал, как надо, даже больше, чем мог. Дальнейшее от тебя не зависит... Каков бы ни был результат. Мой тебе совет: отправляйся в Киев, пока твои орлы со страха не наделали глупостей.
— Пожалуй, ты прав. Тем более, послезавтра у нас Политбюро.
33
Выполняя обещание, данное Франко, фюрер распорядился поддержать его «национальную революцию» всеми имеющимися средствами. Штаб «W» военного министерства получил задание направить в Испанию, под видом добровольцев, кадровых офицеров и ускорить поставки оружия. Геринг сразу же взял в свои руки формирование легиона «Кондор».
30 июля на военном аэродроме Тетуана в Испанском Марокко приземлились двадцать транспортных самолетов «Юнкерс-52» и столько же итальянских «Капрони», предназначенных для переброски марокканских частей. На следующий день из Гамбурга курсом на Кадикс отчалил транспорт «Усарамо», имея на борту немецких военнослужащих и шесть истребителей «Хейнкель-51». В трюмах находились запчасти для трехмоторных бомбардировщиков, прибывших ранее. Они уже показали себя в деле, потопив линейный корабль республики. Ящики со снарядами, фугасными, осколочными и зажигательными бомбами были доставлены через Италию, вместе с легионерами дуче.
Отношения между обоими диктаторами, охладившиеся было из-за германского нажима на Австрию, переживали пору медового месяца. Сферы влияния были разграничены к обоюдному удовольствию.
Над Аддис-Абебой развевался фашистский штандарт с ликторскими фациями и двойной секирой, дни маленькой Албании были сочтены. В качестве следующего шага к воссозданию Римской империи Муссолини предполагал закрепиться в стратегическом треугольнике: Балеарские острова — Картахена — Сеута. Для начала итальянский военно-морской флот оккупировал остров Майорку.
Это вызвало сильнейшее беспокойство в Париже: над путями сообщения с Французским Марокко нависла непосредственная угроза. От правительства народного фронта ждали энергичного противодействия. Многое, если не все, зависело от владычицы морей Великобритании. В Лондоне не преуменьшали серьезности положения. В случае конфликта противник попытается перерезать коммуникации между африканскими колониями и метрополией. Но слишком велик был перевес объединенного англо-французского флота, чтобы сразу бить в колокола громкого боя. Следовало проявлять достойную выдержку.
Не способствовали принятию скороспелых решений и слухи, тщательно скрываемые пока от постороннего мира. Они просачивались из святая святых — королевской опочивальни в Букингемском дворце, где еще так недавно праздновали коронацию; назревал неслыханный скандал, грозивший поколебать устои благополучнейшей из монархий.
Молодой король недвусмысленно заявил семье, что хочет жениться на некой миссис Симпсон — американской миллионерше. Мало сказать, что это, произвело форменный шок. Короли женятся на принцессах крови, а не на сомнительных авантюристках. Мало того что она американка, вдобавок дважды разведенная, так еще и католичка! Если бы могли слышать великие венценосцы, упокоившиеся под сводами Вестминстера, то тут же перевернулись в гробах.
Оставался единственный выход — отречение. К этому, похоже, и шло.
Ощущая кончиками нервов тревожную неустойчивость параллелограмма разнонаправленных сил, фюрер решил во что бы то ни стало наладить взаимопонимание с англосаксами. К союзу с арийской Англией его неустанно подталкивали Геринг и Гесс. Этого же требовала и логика событий. На пиренейском плацдарме в любой момент могла появиться Россия.
Через своего агента в советском посольстве Папен получил сведения, что при определенных условиях Москва будет готова прийти на помощь республиканскому правительству.
Агентура Канариса сообщала, что генерал Якир, командующий украинской группой войск, совершил на днях инспекционную поездку в Одессу, где начато переоборудование причалов под большие грузы. На близлежащем военном аэродроме замечено скопление скоростных двухмоторных бомбардировщиков СБ-2 конструкции Туполева. О месте их передислокации сведений не поступало.
Традиционный распорядок внешнеполитических ведомств уже не поспевал за стремительностью мирового процесса. Космические масштабы борьбы требовали новых зигфридов, новых посланцев Вотана. Константин фон Нейрат, Леопольд фон Хаш и прочие дипломаты старой кайзеровской школы безнадежно отстали. Нейрат к тому же слишком тесно сошелся с аристократами из армии. Гиммлер выражал по этому поводу справедливые опасения.
Риббентроп много лучше ориентируется в новых условиях. Морское соглашение с Англией — его заслуга. Определенно пришла пора произвести перемены.
Решение назначить Иоахима фон Риббентропа статс- секретарем было навеяно могучим порывом «Гибели богов».
На фестиваль в Байрейт, где прошли лучшие годы любимого фюрером композитора, съезжалось все имперское руководство. Вагнеровский музыкальный театр, основанный в 1876 году, напоминал в такие дни оперу Кролля. С той лишь разницей, что в опере звучали речи, а здесь гремела музыка нибелунгов: «Золото Рейна», «Валькирии», «Парсифаль»...
