Давид Бек - Мелик-Акопян Акоп "Раффи"

— Нет, посоветует склониться перед волей бога.

Хан промолчал и в задумчивости налег на кальян, словно стараясь пробудить свой дремлющий мозг. Но достаточно знакомый с нравом деспотов визирь знал — они столь же неумолимы, сколь и слабы. Когда они гневаются, надо им льстить, когда упрямятся — напугать, а когда слабеют, нужно немедленно захватить инициативу.

— Главные наши силы враг уничтожил, хан, нам некого выставить против него.

— Но ты забываешь, везирь, о неприступности нашей крепости. Она так прочна, что выстоит до тех пор, пока Фатали-хан не подоспеет на помощь.

— От Фатали-хана помощи не жди. Нашего гонца нашли на дороге убитым.

Хан побледнел.

— Кто тебе сказал? — спросил он.

— Те, кто видели его труп на берегу реки Чавндур, по дороге в Баргюшат, — медленно ответил визирь и добавил: — Если бы письмо и дошло, Фатали-хан все равно не смог бы нам помочь, теперь он дрожит за собственную шкуру и занят укреплением своей крепости. Успехи Давида Бека вселяют в людей ужас.

После небольшого раздумья Асламаз-Кули молвил:

— Нам поможет хан Легваза Сефи-Кули, мы и к нему выслали гонца.

— Сефи-Кули покинул Легваз и укрылся на Алагязе [145]. Пап из Калера, один из храбрецов Давида Бока, преследует его по пятам.

— Нам поможет бог, понимаешь? Бог Мухаммеда и Али, тот, кто с кучкой своих приверженцев распростер власть ислама над всем миром.

— Мы должны надеяться на бога, но не забывать, что и у христиан есть бог.

— Их ведет дьявол, истинный бог отворачивается от неверных.

— Дьяволу порой удается сделать больше, вот как сегодня. Все наши передовые части разбиты.

— Тем самым бог решил немного проучить нас.

— Почему бы не сказать — сильно проучить?

Мрачные мысли вновь овладели ханом и отразились на его страшном лице. И он в ярости сказал:

— Визирь, ты всегда успокаивал меня, утешал. Что с тобой сегодня? Твои слова вселяют в меня отчаяние.

— Сегодня у меня нет желания льстить. Я искренне предан тебе, потому и говорю правду.

— Это не преданность, визирь, ты хочешь обесчестить мой меч, — сказал хан возмущенно. — Выслушай, что я тебе скажу: ничто в этом мире не происходит без воли бога. Если подошел мой конец, будет так, как решило провидение. А если нет, если длань всевышнего все еще покровительствует мне, — пусть на нас нападет столько воинов, сколько звезд на небе — все равно ни один волос не упадет с нашей головы. Мы должны сопротивляться до последнего вздоха. Либо крепость выстоит, либо она станет нашей могилой…

— Последнее более вероятно…

— Пусть будет так!

Между ними вновь воцарилось зловещее молчание, то молчание, которое возникает между врачом и его пациентом, когда врач думает, какое бы еще лекарство предложить безнадежно больному человеку.

— Хан, ты сказал свое последнее слово, — с трудом начал визирь, — по позволь и мне для успокоения совести сказать свое последнее слово.

Хаи ничего не ответил, и визирь продолжал:

— Весь Кафан восстал против нас. Мы находимся между огнем и мечом. Восстание возглавляет старый мелик Парсадан, человек с железным сердцем и волчьим нравом, и его зять тер-Аветик. Поднялся Генваз. Тамошний люд ведут князь Степанос Шаумян, у которого сатанинский ум сочетается с храбростью Рустама [146], и Пап из Калера. Поднялся Чавндур. Предводитель их — князь Торос, обладающий силой и сердцем льва, вместе со своим родственником меликом Нубаром. Поднялся и Сисиан. Местными повстанцами руководит князь Баиндур — этот грозный великан, недаром все зовут его батман-клычем нашего шаха Гусейна, да еще крестьянин из Ужаниса, гигант Каспар по прозвищу Иерей Авшар. Пока лишь один Баргюшат остался в стороне — мелик Франгюл сохраняет дружеские отношения с ханом Фатали и еще не перешел на сторону повстанцев. Я уже не говорю о разных шайках, которые всех держат в страхе. Например, Адам из Багаберда наводит ужас на всю страну, до самого Севана. Казар из Гюльберда в своих набегах доходит до тех мест, где сливаются Ерасх и Кура. Саркис из Ширвандзора перевернул вверх дном всю Агаджаранскую область. Сыновья мелика, Маги, Ашот и Смбат, напрочь отрезали путь из Персии в Нахичеван и Ереван, они захватывают турецкие деревни близ Ернджака. Мелик Костандин из Мегри дерзнул даже перейти Ерасх и разрушить укрепления Кюрдашта. Юзбаши [147] Киджи из Татева со старостами Айты, Есаи и Симеоном опустошают Мугавуз и Верхний Сисиан. Старосты Минас и Степан из Шинуайра не дают покоя всему Зангезуру.

— А сейчас я расскажу, как ведут себя эти варвары, — продолжал старый везирь, — они безжалостно уничтожают мусульман, не считаясь ни с возрастом, ни с полом. В провинции Генваз они разрушили мусульманские села Вагравара, Багакар, Гомеранц, Тос, Тагаберд, Акис, Звар, Личк. Уничтожено все население Легвазского ущелья, и лишь небольшая часть их бежала в Ордвар. В Кафанской области сровняли с землей деревни Кац и Кио, в Баргюшатской — Чапнис, близ Сисиана — местечки Куртлар и Аджбедж… И это всего лишь начало.

Враг захватывает все, что попадется ему на глаза. В Хуступских горах в Чавндуре князь Торос приказал отнять у пастухов Фатали-хана две тысячи овец, а пастухов убить. Мхитар спарапет с тер-Аветиком истребили несколько пастушьих туркменских племен, населяющих горы Казан-Голлу, забрав шесть тысяч триста овец и четыреста тридцать голов прочего скота. В горах Казбеллу они расправились с другим туркменским племенем и угнали девятьсот голов скота, в Алангезских горах — табун отборных коней, принадлежавших князю Марза-Саилу.

Кроме того, мелкие разбойничьи группы Бека совершают нападения, наводящие ужас на население. В лесах Кхчавана устроил логово отряд старосты Арутюна из Вагаршапата, в приворотанских лесах обосновались со своими отрядами Егиазар-ага и Татевос-бек из Гандзака. По берегу Ерасха и в пустынных землях Джабраиля действуют князь Закария и юный Моси со своими людьми. Теперь невозможно пройти через мост Джабраиля. Гиорги Старший и Гиорги Младший, как звери, залегли в горах Зангезура. Несколько дней назад на дороге из Гориса в Нахичеван они ограбили караван наших паломников из двухсот человек. Люди Автандила и хромого Ованеса оставили Нахичеван, Даралагяз и озеро Севан и обосновались в темных лесах Муганджика. Дорога на Окузарад полностью закрыта.

Эти дерзкие восстания и зверские набеги возглавляет человек, которого не назовешь иначе, как безжалостным чудовищем, рядом с которым все черти преисподней — невинные агнцы. Я говорю о Давиде Беке. А верный его помощник Татевский архиепископ Нерсес кровожаден, словно Омар и Язид [148] и немилосерден, как Гарун аль-Рашид [149]. В своем яром патриотизме он намерен огнем и мечом очистить страну, которая некогда, по его мнению, принадлежала их предкам, а не нам. Итак, против нас выступают две страшные силы — народ и церковь. Бороться с ними очень трудно, поднялась вся нация. Не признавать преимущества врага — значит обманывать себя и тем самым проиграть. Враг гораздо сильнее нас. Наши войска бегут от них, как гонимые ураганом осенние листья. Пушки, из которых нас обстреливают, отняты у нас. А общее командование этими бесстрашными, самоотверженными и ловкими людьми осуществляет такой опытный, умелый и непоколебимый воин, как Мхитар спарапет. Я рассказал без всякого обмана и преувеличений все, что мне с большим трудом удалось узнать о действиях врага. Остается обрисовать положение внутри осажденной крепости. Тебе известно, что к ней можно подойти только тремя путями — по ущелью реки Гехва, это первый путь, второй и третий — по нижнему и верхнему течению Алидзора. Все три подхода заняты врагом. Баиндур, мелик Парсадан и Автандил заперли проход по реке Гехва. Мхитар спарапет занял верховье Алидзора. А Давид Бек и архиепископ Нерсес заняли низовье Алидзора. Мы находимся в каменном мешке — путей к бегству нет.