Антология - Бич и молот. Охота на ведьм в XVI-XVIII веках (с иллюстрациями)
Судьи и бывшие подруги преследовали Мэри с 21 апреля по 12 мая, пока она наконец не признала, что призрак Джона Проктора не дает ей покоя. Вопросы, которые ей задавали, вращались в основном вокруг книги дьявола: ставила она в ней свою подпись или нет. Девушка созналась, что пальцем нарисовала там черный знак. Но вот во что именно она окунула свой палец, чтобы поставить этот знак — в слюну, пот или «сидр, который пила перед этим», — девушка затруднялась ответить. Когда ее заключили в тюрьму и давление со стороны судей ослабло, она признала:
«Когда я была больна, то мне казалось, будто я вижу призраки сотен людей». Она говорит, что с головой у нее было не все в порядке, так что она не может сказать, что именно говорила тогда. А теперь упомянутая Мэри утверждает, что, выздоровев, она не может с уверенностью сказать, что и впрямь видела призраки в указанное время.
Преступления других несовершеннолетних обличителей ведьм можно хотя бы отчасти оправдать тем, что они страдали от эпилептических или спастических припадков или умственного расстройства. Но преступлениям салемских девушек никакого оправдания нет. Ни пока шел процесс, ни даже когда начались казни, ни одна из девушек ни разу не проявила ни малейших угрызений совести или раскаяния (за исключением Сары Черчиль и Мэри Уоррен). Они прекрасно отдавали себе отчет в том, что делают. Все их поступки на протяжении 1692 г. указывают на то, что девушки сознательно шли на преступление, причем без всяких на то причин, просто так, для забавы. 28 марта в трактире Ингерсолла одна девушка заявила, будто видит призрак миссис Проктор, которая пришла мучить ее. Миссис Ингерсолл «ответила девушке, что она лжет, в комнате никого нет. Тогда девушка сказала, что сделала это просто для забавы: „Надо же и позабавиться когда-нибудь”».
Некоторые юные обвинительницы так вошли во вкус, что не могли остановиться, даже когда процесс давно закончился, и в акте отмены решения о лишении гражданских прав от 1711 г. сказано: «Некоторые истицы и свидетели обвинения… обнаружили с тех пор свой злобный и порочный нрав». Единственным документом, подтверждающим бессмысленную злобу выдвинутых тогда обвинений, является признание Энн Патнам, которое она сделала 14 лет спустя, в возрасте 26 лет:
Я желаю покаяться перед Богом за ту печальную и скорбную роль, которая по воле Провидения выпала на долю семьи моего отца в 1692 году; в том, что мне в детстве привелось волей Господней стать орудием обвинения нескольких человек в тяжком преступлении, через что они расстались с жизнью, однако теперь у меня есть все основания считать, что те люди не были виновны. В то печальное время сатанинское наваждение обмануло меня, и я боюсь, что вместе с другими стала, хотя и без всякого злого умысла или намерения с моей стороны, орудием в чужих руках и навлекла на свою голову и на головы моего народа проклятие невинно пролитой крови; честно и прямо перед лицом Бога и людей заявляю, что все, сказанное или сделанное мною тогда, было сказано и сделано не по злобе или из недоброжелательства к кому-либо, ибо ни к кому из них я таких чувств не питала, но единственно по невежеству в результате сатанинского наваждения.
И в особенности за то, что я стала главным орудием гибели матушки Нерс и двух ее сестер, я желаю быть повергнутой во прах и униженной, поскольку я вместе с другими стала причиной такого страшного бедствия для них самих и для их семей; по этой причине я желаю пасть ниц и молить прощения у Господа и у всех тех, кому я причинила столько обид и горя, у тех, чьи родственники пострадали от обвинения.
К обвинениям девушек, которые заявляли, что «ведьмы» вредят им в призрачном обличье, присоединились и взрослые с разговорами о порче. Разумеется, об этих предполагаемых проступках в обвинительных протоколах суда ни словом не упомянуто, да и в качестве свидетельских показаний их приняли, похоже, лишь на основании принципа «всякое лыко в строку». Примером заявлений подобного рода, причем далеко не самым бестолковым, можно считать свидетельство Сары Холтон против Ребекки Нерс. Каждый раз, когда речь заходила о порче скота или нанесении вреда человеку, потерпевшие демонстрировали полную неспособность мыслить логически и, соединяя два события, произошедшие в одно и то же время, пытались установить на этом основании причинно-следственные отношения между ними.
Свидетельские показания Сары Холтон, вдовы Бенджамина Холтона, покойного, которая утверждает и говорит, что «около трех лет тому назад примерно в это же время мой дорогой любимый муж Бенджамин Холтон, ныне покойный, был еще жив и находился в добром здравии до тех пор, пока Ребекка Нерс, которую сегодня обвиняют в ведовстве, не пришла однажды субботним утром в наш дом и не накинулась на моего мужа с бранью за то, что наши свиньи пролезли на ее поле (хотя все наши свиньи носили ярмо, как и положено, а у них изгородь была в нескольких местах повалена). Но, что бы мы ни говорили и как бы ни упрашивали, она продолжала ругаться и браниться; потом кликнула своего сына Бенджамина и велела ему бежать за ружьем и перестрелять всех свиней до единой, пока они не ушли с поля, и во все это время бедный мой муж не сказал ей ни одного худого слова. Вскоре после этого случилось моему мужу выйти из дому очень рано, а когда он возвращался, у самого входа в дом случился с ним странный припадок: он вдруг ослеп и почувствовал боль, как будто его сильно ударили два или три раза. А когда он пришел в себя, то сказал мне, что думал, будто не войти ему уже больше в дом. Все лето после того случая он проболел, то и дело теряя зрение и мучаясь сильными болями в желудке. Недели за две до смерти у него начались странные припадки, наподобие тех, которыми страдали эти бедные девушки, когда мы все думали, что они скончаются. Доктор, которого к нему позвали, не мог сказать, в чем причина болезни. За день до смерти ему полегчало и он был в хорошем настроении, но в полночь снова начались ужасные припадки и продолжались до следующей полночи, когда мой бедный супруг в страшных мучениях расстался с жизнью».
Однако по сравнению с грехом любые преступления были сущая ерунда; договор с дьяволом, а не зло, которое могло стать его результатом, вот что было по-настоящему важно. Коттон Мафер определял ведовство как «отречение от Господа и возведение гнусного дьявола на трон Высочайшего; самое отвратительное предательство из всех возможных».
Причиной охватившей Салем и его окрестности истерии стали огульные обвинения в ведовстве, которые девушки-зачинщицы предъявляли кому попало. Некоторые люди, возможно одобрявшие арест таких «низких» людей, как Титуба или Сара Гуд, и сами пострадали от тех же обвинений всего несколько недель спустя, как это произошло, к примеру, с Мартой Кори, которая сказала: «Вполне понимаю, почему дьявол сделал ведьмами именно их; они лентяйки и грязнули, и на уме у них отродясь ничего доброго не бывало».
Однако за время процесса на скамье подсудимых перебывали представители всех слоев салемской общины, от богатых землевладельцев до их батраков.
У Джона Проктора был дом, скотина и девушка-служанка (та самая Мэри Уоррен), которая помогала присматривать за пятью детьми. Разговоры о ведовстве всегда вызывали у него раздражение, это его и погубило. Сэм Сибли, дядя Мэри Уолкотт, сообщил, как Проктор поступил с Мэри, когда та в первый раз симулировала припадок. Даже с друзьями опасно было говорить по душам. «Если бы ему (Проктору) отдали на несколько дней индейца Джона, то уж он из него всякую дурь про дьявола выколотил бы». Это заявление тоже было предложено суду в качестве показаний одним свидетелем (дьяконом Натаниелем Ингерсоллом). Скепсис Проктора и его отказ разделять заблуждения большинства превратили его самого в колдуна.
Самой значительной жертвой этого процесса стал бывший священник деревни Салем преподобный Джордж Барроуз, который уехал из тех мест в 1682 г.
В церкви деревни Салем он прослужил всего два года, с 1680-го по 1682-й. Тогда это был совсем еще новый приход, который отделился от города Салем в 1672 г. Однако прихожане уже успели рассориться с прежним священником из-за того, сколько ему положить платы. Барроуз унаследовал от своего предшественника Джеймса Бейли враждебно настроенную паству и расколотый приход. Когда в 1683 г. он приехал в деревню Салем из Мэйна, где тогда проживал, то во время официальной встречи со старейшинами общины его арестовали на основании жалобы Джона Патнама за неуплату долгов. Выяснилось, однако, что приход задолжал священнику в несколько раз больше, и дело было закрыто. Несколько лет прошло, прежде чем церковь деревни Салем изжила свою дурную славу и туда согласился приехать Деодат Лоусон, который и пробыл там до 1688 г.; затем паства снова осталась без пастыря и пребывала в таком состоянии до ноября 1689 г., когда появился преподобный Сэмюэл Паррис.
