Ольвия (ЛП) - Чемерис Валентин Лукич

Атраван поклонился и белой тенью исчез, словно его и не было.

Дарий будто бы немного унял смятение в душе, но сон все равно бежал от него, и он до самого утра так и не сомкнул век. В шатре от благовоний, что курились в медной чаше, было душно, и он, хлопнув в ладоши, велел стражу поднять полог шатра. Тот бесшумно исполнил повеление, и в шатер повеяло ночной прохладой. Эта прохлада немного освежила его. Он полулежал, опершись локтем на подушку, и смотрел на далекие холодные звезды, что горели по ту сторону невидимого отсюда Истра, горели на скифском небе. Время от времени их заслоняли высокие фигуры с копьями — ходила вокруг шатра стража. Дарий смотрел на звезды и мысленно снова и снова взвешивал свой поход на скифов, все ли предусмотрел, нет ли где упущения, небрежности при подготовке похода… И убеждался, что все подготовлено как надо, но желанного успокоения как не было, так и не было.

«Я просто устал, — внезапно пришло ему в голову, и он на миг ощутил даже облегчение, что нашел-таки причину своего беспокойства. — Я слишком много сил отдаю государственным делам. Я уже забыл, что такое утеха, женские ласки».

И ему и вовсе стало легко оттого, что он все-таки нашел причину своего беспокойства и бессонницы.

«Как же так случилось, что я в последние дни совсем позабыл о женщинах, — подумал он обрадованно. — А мужчина после женских ласк спит, как дитя».

В его личном обозе было несколько повозок с прекрасными наложницами, танцовщицами и флейтистками. Кроме того, старший евнух позаботился, чтобы царю отобрали еще и красивейших фракиянок, захваченных в походе через фракийскую землю.

«С фракиянками я еще не спал», — подумал Дарий, трижды хлопнул в ладоши и сказал начальнику стражи, заглянувшему в шатер:

— Передай начальнику моего шатра, чтобы велел старшему евнуху привести ко мне фракийскую девушку, достойную посетить мой шатер…

Ранним утром, когда еще только светало, к царскому шатру уже подвели Верного. Конюх, одной рукой держа коня за золотую уздечку, другой поправлял роскошную гриву — не раз и не два расчесанную. Верный нетерпеливо перебирал стройными сильными ногами, бил копытом и куда-то рвался. Конюх, чтобы успокоить его, ласково ему насвистывал, и Верный косил на него большим влажным глазом, в котором было видно, как рождается белый день. Второй конюх суетился вокруг коня и чистым бархатом вытирал ему шею, ноги, крутые бока. Шкура на коне так и лоснилась. Седло и спина коня были покрыты золотистым чепраком.

У шатра замерли дюжие стражи и стояли не дыша — царь вот-вот должен был выйти. Чуть поодаль почтительно выстроилась свита, за ней конюхи держали коней своих владык.

И едва из-за далекого, еще темного горизонта сверкнул первый луч солнца и золотым копьем взлетел в небо, как из шатра выскочил глашатай — царский секретарь. Мощным и зычным, не по его щуплой фигуре, голосом он крикнул:

— Внимание! Слушайте все! Замрите все! Царь царей, владыка Востока и Запада, всех племен и народов Дарий Ахеменид!

Дарий вышел из шатра легко, порывисто, так что взметнулись полы его розового хитона. Высокий, крепкий, плотный, хорошо сложенный, с роскошно завитой бородой (царский цирюльник, как всегда, был на высоте), царь производил впечатление мужчины в полной силе, здравии и расцвете.

Военачальники и знать поклоном приветствовали царя.

Дарий приветливо махнул им рукой и повернулся к своему коню. Конюх сдернул с седла золотистый чепрак и упал на колени, оперся о землю ладонями, подставляя под царскую ногу свою спину.

Но Дарий без его помощи, легко и ловко вскочил в седло, удивительно легко метнув свое тяжелое, уже располневшее тело.

— О-о… — пронесся шепот. — Царь прыгает, как молодой барс…

Шептали тихо, но так, чтобы царь услышал, и он услышал, и это его тешило.

«Сон был вещий, скифы будут обезглавлены, если не сдадутся на мою милость, — подумал царь, беря в руки золотые поводья. — А фракиянка дала мне этой ночью силу и бодрость».

И он пустил Верного к берегу Истра; за ним, вскочив в седла, мчалась свита. Солнечные лучи на востоке уже залили полнеба, настроение у царя было превосходное. Верный нес его — казалось, не касаясь земли, и Дарию чудилось, что он летит на крыльях. Так же легко Верный вынес его на крутой холм на берегу Истра, вынес одним махом и грациозно загарцевал на вершине. Этот холм плотными рядами окружили «бессмертные», оставив для царя и свиты узкий проход. На холме Дарий отдал коня подбежавшему стражу, а сам направился к походному трону, что уже стоял на вершине. По обеим сторонам трона замерли охранники с копьями в руках, на острых наконечниках которых развевались конские хвосты; за ними на древке, распростерши крылья, грозил когтями Скифии золотой орел. Тут же стоял с царским луком его хранитель, дюжий здоровяк в малиновом кафтане и круглой войлочной шапочке.

Свита спешилась у подножия холма, и на вершину первым поднялся Гобрий — самый близкий царю человек, отец его первой жены, за ним — судья Отан, сводный брат царя Артофрен, личный секретарь царя, члены царского рода, начальник «бессмертных», а уже за ним — начальники конницы и пехоты, стратеги, командиры десятитысячных отрядов, тысячники, а также знатные мужья и сподвижники царя. Знать была одета в роскошные хитоны, поверх которых были наброшены яркие кафтаны, в пестрые анаксириды. У многих на шеях — золотые гривны, на руках — браслеты, пояса и оружие в золоте, и холм, когда взошло солнце, прямо-таки расцвел от пестрых одежд и сияющих золотых украшений.

Царь царей сидел лицом к Скифии и прищуренными глазами пристально вглядывался в противоположный берег, где типчаковыми равнинами простиралась неведомая ему земля загадочных кочевников.

«И почему мне приснился тот сак Сирак?» — вдруг подумал царь, но в то же мгновение нахмурился и постарался выбросить из головы этого мерзкого сака.

Внизу у реки застыли охранники и строители моста, а дальше ровными рядами через всю долину, до самого фракийского горизонта, выстроились войска, готовые в любой миг начать переправу на тот берег.

— По велению бога-творца, единого и всемогущего Ахурамазды, я привел вас в Скифию, — и Дарий указал коротким мечом на противоположный берег. — Персидские мужи! Далеко залетело ваше копье, и там, на той стороне, его ждет немеркнущая слава, слава, что покроет вас и ваше грозное оружие. Готовы ли мои верные мужи с оружием в руках перейти рубеж и копьем рассечь надвое Скифию?

— Готовы, Спитамен кшатра! — выхватывая короткие мечи и поднимая их вверх, закричали военачальники. — Повели, и мы по твоему царскому велению бросимся через мост на тот берег. История прославит тебя, владыка наш и бог, на вечные времена, покуда сияет в небе лучезарный Митра!

— Слава царю царей!

— Слава Ахемениду!

— Слава Персии и ее доблестным мужам! — сказал Дарий, и все умолкли, не сводя с владыки восторженных глаз.

Дарий отыскал взглядом кого-то в свите и спросил:

— А что скажет нам о землях, что лежат на той стороне, предводитель моих очей и ушей?

Вперед выступил предводитель личного разведывательного отряда царя.

— Спитамен кшатра! Твои чуткие уши услышали, а твои зоркие очи увидели следующее: от реки Истр и до середины скифской земли, до Великой реки, которую все здесь называют Борисфеном, десять дней пути. От Великой реки на восток до самого конца скифской земли, до озера Меотиды и реки Танаис, за которой уже начинаются земли савроматов, тоже десять дней пути. С юга, от моря, которое называется здесь Понт Эвксинский, и на север, где холодно и кончается земля скифов, двадцать дней пути.

— В такой малой стране, как Скифия, моему войску и развернуться негде, — сказал царь удовлетворенно, и все военачальники одобрительно закивали завитыми, накрашенными бородами. — Мы пройдем всю Скифию так, что не останется клочка ее земли, где бы ни топтались персидские кони и где бы персидское копье не пронзило непокорного!

И повернулся к предводителю разведывательного отряда: