Ф. Самойлов - Вася Алексеев
— Не читал? Хорошая книга! Держи. К ней еще добавка будет.
Лезет под матрац и вытаскивает оттуда маленькую растрепанную книжечку в серой обложив.
— С этой надо поосторожнее быть. Она про то расскажет, чего в школе не узнаешь, хоть сто лет учись.
Книжка про «хитрую механику». Она объясняет, как царь и богатеи обирают простой народ. Почему так получается, что одни работают от темна до темна и с голоду мрут, а другие пальцем о палец не ударяют, но живут в довольстве и роскоши?
Вася читает маленькую книжечку. Вот как это устроено! Конечно, он и раньше знал, кто такой заводчик и кто такой царь. Уйдя в поле или выехав на лодках в море, они с ребятами не раз пели песню, которой их научили заводские парни:
Всероссийский император,
Царь жандармов и шпиков,
Царь-изменник, провокатор,
Содержатель кабаков…
Но раньше он повторял эти слова с чужого голоса, теперь он начинает проникать в их смысл.
Вася читает не переводя дыхания. Только поздно вечером с неохотой откладывает книжку — надо делать уроки. Перед сном, собирая сумку, с которой он уходит и училище, Вася кладет туда и серую книжечку. Ему не хочется расставаться с ней. На уроках он плохо слушает учителей: «хитрая механика» не дает покоя. И когда начинается «закон божий», он не выдерживает. Отец Николай настроен сегодня благодушно, наверно, выиграл ночью. Оказав ученикам, какую страницу читать, он усаживается за учительский стол и мирно посапывает.
Вася отодвигает в сторону учебник, осторожно лезет в сумку и нащупывает в ней маленькую книжечку. Она растрепана до того, что распадается по листочкам. Видно, побывала во многих руках. Вася выбирает нужный ему листок, кладет перед собой и перестает замечать, что делается кругом. Прочитывает листок, достает другой…
Он не слышит, как отец Николай, проснувшись, велит кому-то из учеников читать вслух и как встает из-за стола и медленно, тяжелой походкой начинает ходить по классу. Проход узок для его большого грузного тела. Он идет, цепляясь рясой за парты.
— Алексеев, продолжай, — говорит он. — Алексеев!
Вася вскакивает и растерянно смотрит на соседей. Что продолжать? Он делает быстрое движение, чтобы спрятать в парте листок из серой книжечки. Но не успевает. Тяжелая рука ложится на листок.
— Это так ты слово божье изучаешь?
Поп подносит схваченный с парты листок к глазам, и они медленно наливаются кровью.
— Тварь богомерзкая! — кричит поп. — Антихристово племя! Где раздобыл эту поганую ересь?
Через несколько минут Вася уже стоит перед директором. Снова ему задают тот же вопрос: где раздобыл?
Хорошо, что они не рылись в его сумке.
— Да я на улице нашел этот листочек, — говорит Вася, не глядя на директора. — Возле самой школы. Хотел кулек для семечек сделать.
— Для семечек… Знаю я, что это за семена и какой из них вырастает чертополох. Но мы его вырвем с корнем. Сейчас же отправляйся домой. Скажи матери, что я вызываю ее на завтра. Таких, как ты, выгоняют с волчьим билетом!
Вася уходит, а директор долго меряет шагами кабинет, раздраженно толкает ногой стулья, попадающиеся на пути.
— Я возмущен вашим сыном, — говорит он Анисье Захаровне на следующее утро. — И вами тоже. Как вы допускаете, что он читает недозволенную литературу? За это идут в тюрьму.
Маленькая худая женщина с измученным лицом стоит перед директором, скорбно поджав губы. Ее взгляд прикован к пухлой начальственной руке. Рука нервно стучит по суконной поверхности стола — широкой и зеленой, как огород.
— Уж не знаю я, не углядела, — говорит Анисья Захаровна, кланяясь этой руке. — Неграмотные мы, откуда же знать, что он читает? А дитя доброе, послушное. Вот и учительша хвалили, лучший, сказывали, ученик.
— Лучший ученик! Такие вот лучшие как раз и попадают за решетку. Вам сына, что ли, не жалко? Способности у него есть, это мы знаем, но, видно, наука ему идет не на пользу. Я вас предупреждаю, что он на плохом и опасном пути.
Анисья Захаровна мнет концы шали:
— Вы не извольте беспокоиться, уж мы с отцом спросим с него, сделаем выволочку. Отец наш человек строгий и у начальства на хорошем счету.
— Вот поэтому я и согласен пока оставить вашего сына. Но до первого же случая. Если повторится, выгоним, не взыщите.
Голос директора звучит уже не так грозно. Лучше покончить эту неприятную историю без шума.
— Я решительно требую, чтобы его примерно наказали. Со всей строгостью.
— Накажем, непременно. Будете довольны, ваше благородие.
Вася ждет мать у ворот училища.
— Смотри, чтоб не дошло до худа, — говорит она и берет сына за руку. — Сильно серчает дилектор. Ты уж не маленький, понимать должен. На этот раз вроде пронесло грозу. Да мне из-за тебя душой покривить пришлось. Обещалась, что выволочку сделаем дома.
И больше они не говорят о том, что случилось.
Сынок
Лодки стоят у берега, уткнувшись носами в глинистый откос, черные от смолы, словно прокопченные в заводском дыму. Они привязаны веревками к кольям, забитым в землю. Лишь некоторые, те, что получше, — на цепях. Если зайти к лодкам с кормы, развернуть их против течения, они на минуту станут поперек Емельяновки. Потом течение снова отгонит их к береговому откосу.
Ребята, голые, измазанные глиной, скатываются в речку с гиканием и визгом, бьют ладонями по воде, обдавая друг друга холодными брызгами.
— А ну, слабо под тремя лодками проплыть? — подзадоривает ватагу Петя Кирюшкин.
— Чего там слабо! — откликается Вася. — Ты проплыви, а мы не отстанем.
И ныряет вслед за другом. Выныривают они за лодками, долго отфыркиваются, выплевывают воду изо рта, подтягиваются к борту последней лодки, уцепившись за него руками. Потом отталкиваются и ныряют снова. Тем, кто стоит на берегу, видно, как в темной воде между лодками, извиваясь, проходят маленькие белые фигурки.
— Утопитесь, чертенята! — кричит женщина, пришедшая на речку полоскать белье.
— Небось, живы будут, — останавливает ее дед Терентий. Он сидит на берегу с неизменным чурбачком в руках. Тонкая стружка, завиваясь, ползет из-под его ножа. — Недолго им осталось баловаться.
Дед, как всегда, понимает их. Разумеется, он не был у Алексеевых на кухне в тот вечер, когда Анисья Захаровна, едва убрав со стола миску из-под щей, положила перед мужем свидетельство, принесенное сыном. Говорилось в свидетельстве, что Алексеев Василий прошел курс в училище и показал отличные успехи по всем предметам — по русскому языку, закону божьему, арифметике, геометрии, технологии металлов и физике. Сама Анисья Захаровна прочесть то, что было написано в этой бумаге, не могла, но знала со слов сына и передала по-своему мужу:
«Всё, значит, Васенька превзошел».
В голосе ее звучала гордость и еще явственнее беспокойство. И, уловив это беспокойство, Петр Алексеевич сказал с раздражением:
«Ну, слава богу, а то уж невмоготу стало. Теперь в пушечную пойдет. С мастером уже говорено было».
«Может, пока что полегче найти? — Мать притянула Васю к себе. — Мал ведь еще совсем».
«А где легкая работа? Ты видала такую?»
Вася молчал и переводил глаза с матери на отца. Конечно, он знал, что должна теперь начаться его рабочая жизнь. Он лишь утвердительно кивнул, когда отец сказал, окончив разговор и тяжело вставая из-за стола:
«Добытчиком станешь, помощником мне. Легкое ли дело, семья — восемь душ? Учили-то тебя из последнего».
Потом в стихотворении «Детство и юность» Вася напишет:
Вот и решили меня наконец
Сделать добытчиком тоже.
Долго раздумывать что же…
«Надо работать», — промолвил отец.
Мать пожалела: «Силенкой-то плох…» —
«Может, поправится, милостив бог…»
И еще он выльет в стихах страдание, отчаяние, которое принес ему заводский труд, особенно в первую пору, когда жестокое ярмо легло на неокрепшую и непривычную детскую спину:
Эх, не родиться бы лучше на свет,
Нежели вынесть все муки.
Небо беру я в поруки, —
Этакой жизни на каторге нет.
Но старику Терентию рассказывать ничего не надо. Он всё понимает сам.
— Недолго им баловаться, — говорит он и подзывает к себе ребят. — Небось, покататься охота? Берите мою лодку.
Такое предложение незачем повторять два раза. Гриша и Коля Ивановы уже тянут весла, Петька отвязывает лодку от кола.
— Хлебушка надо раздобыть с собой, — говорит кто-то из ребят.
— Верно, хорошо бы, — соглашается Вася и не ждет, чтобы другие занялись этим. Он быстро бежит к дому, а через несколько минут появляется снова. В руках у него краюшка хлеба и крупная соль в обрывке газеты. Как ни голодно дома, Анисья Захаровна найдет чем покормить Васиных дружков. За пояс засунута книжка.
