Владимир Тан-Богораз - На реке Росомашьей
Впрочем, так поступал хозяин каждого шатра, где мне случалось провести ночь. Мы заснули только около полуночи, одновременно и внезапно побеждённые усталостью, едва найдя достаточно силы для того, чтобы погасить лампу, и не давая себе даже труда улечься как следует на шкурах.
II
Когда на другое утро я вышел из полога, приготовления к бегу были в полном разгаре. Чаунщики и кавралины уже приехали со своих стойбищ. Оленные жители были тоже в полном сборе. Кроме чукч, явилось ещё человек двадцать ламутов, не столько для участия в состязании, сколько в смутной надежде урвать как-нибудь кусок мяса от щедрости или простодушия хозяев.
Старики стояли группами у шатров, молодые люди озабоченно осматривали копыта оленей и полозья беговых нарт. Акомлюка праздно стоял у своего шатра. Не надеясь на быстроту своей упряжки, он решил отказаться от участия в беге.
— Хорошо ты спишь, Вэип! — приветствовал он меня. — Должно быть, Тылювия тебе мягко постлала… Видел? — прибавил он таинственным тоном, подходя ближе.
— Я как увижу? — переспросил я. — Впрочем, я думаю, что это женщина!..
— Ну да, женщина! — вмешался неугомонный Амрилькут. — Тут есть старушка у кавралинов, из одной земли с ними, в одно время пришла, — послушай-ка, что она говорит!.. "Ночевала, говорит, прошлым летом в одном пологу с ними, и они лежат, раскрывшись… Так Ятиргин — это что? — ребёнок, а не мужчина. А настоящий-то мужчина — Тылювия…"
Чукчи смеялись, но старый Рольтыиргин с испугом уговаривал их говорить потише.
— Ещё услышит та! — кивал он головой в сторону шатра Тылювии, как будто шаманка могла услышать оттуда наш разговор.
Акомлюка отозвал меня в сторону.
— Ты бы не ставил на борьбу!.. — заговорил он сконфуженно. — Разный народ есть, со всех земель… Худые люди!.. Может выйти драка!..
— Нельзя не поставить!.. — отвечал я. — Все люди знают. Станут приставать! А кто худые? — спросил я не без задней мысли. — Кэргак?..
— Пустое! — ответил он с неудовольствием. — Умку могу я зашвырнуть дальше белого моря, пусть себе живёт с медведями…
Я улыбнулся. Имя Умки действительно означает по-чукотски белого медведя…
— По-моему, пусть! — продолжал Акомлюка. — А только Митрошке скажи, пусть он не борется! Хоть станут тянуть за полы, хоть сам я стану звать, пусть укрепится!.. Русский!.. Худо!.. Ещё опять выйдет смута!..
Он имел в виду столкновение русских с чукчами, имевшее место в 1895 году на анюйской ярмарке.
Я обещал удержать Митрофана от участия в борьбе. Етынькэу торжественно вынес из-за своего шатра связку берёзовых жердей, провёл черту на снегу, воткнул на черте ветку тальника и подле неё положил свою ставку. Я воткнул ветку немного подальше и привязал к ней большой нож в кожаных ножнах, довольно грубое произведение якутского кузнечного ремесла. Третий приз состоял из тюленьей шкуры и был поставлен Акомлюкой. Женщины зажгли около каждой ставки по небольшому костру и бросили в огонь по нескольку зёрен жира. Ездоки уже запрягали оленей. Толин крепко подтянулся и заткнул за пояс широкие полы своей кукашки.
— Ух! — говорил он, обращаясь к нам. — Я всё равно ваш земляк, на этой земле один с запада. Пожелайте мне счастья, чтобы я опередил. Они все против меня, носовые и оленные!.. Ух, как хочется обогнать!..
Коколи-Ятиргин заботливо выравнивал длину постромок и испытывал крепость ремешков, соединяющих концы ременного хомута.
Всех упряжек, желавших принять участие в беге, было около сорока. К великой утехе молодых людей, вертлявая Каляи вывела и свою упряжку, желая состязаться с мужчинами.
— Го-го! — кричал Акомлюка. — Важенка! Хочет гнаться за быками!
Каляи бойко отшучивалась, приводя в порядок упряжь своих бегунов. Быть может, она хотела своею удалью отвоевать у счастливой соперницы любовь своего мужа. Его, впрочем, не было на стойбище. Несколько дней тому назад он уехал в гости к родственникам, жившим на южном берегу Сухого Анюя, и до сих пор ещё не возвратился.
Как только все олени были запряжены, участники бега без всякого порядка ринулись вперёд, каждый с того места, где находилась его нарта, и крупной рысью понеслись по дороге, понемногу выравниваясь и вытягиваясь в долгую линию. Через две минуты все они уже исчезли в глубине дороги, но из середины стойбища выехала новая нарта, возбудившая всеобщий восторг зрителей. Десятилетняя Уанга, старшая дочь Етынькэу, изловив старую важенку, смирную, как корова, запрягла её в полуизломанную кладовую нарту и, насажав целую кучу ребятишек, выехала на дорогу.
Важенка бежала мелкой рысцой, потупив голову и лениво передвигая ноги, но Уанга немилосердно дёргала вожжами и махала длинной талиной, заменявшей бич. Ей во что бы то ни стало хотелось догнать старших участников бега, умчавшихся вперёд.
— Гото, гото, гото, гото! — присвистывал Амрилькут. — Вот самые быстрые едут! Самые лучшие сзади!
Несколько самых почтенных стариков и старух в порыве неудержимого восторга бросились к нарте и расхватали ребятишек.
Любовь к маленьким детям составляет самую светлую черту чукотской жизни и часто выражается такими бурными порывами.
Ребятишки отбивались изо всех сил.
— Отстаньте! — кричали они. — Мы торопимся! Не приставайте!..
Старики, однако, не слушали и тащили их назад на стойбище.
— Чем вам бегать на оленях, — говорил Амрилькут, — лучше поборитесь!.. Конечно, этакие силачи не хотят стоять без дела!.. Эти пусть! — указал он на двух маленьких пузатых мальчиков, похожих на самодвижущиеся связки оборванных меховых лохмотьев.
Мальчишки сцепились тут же, не сходя с дороги, и весьма добросовестно принялись таскать друг друга по ухабам накатанных колей.
— Гэть, гэть, гэть!
— Гы, гы!
— Гычь, гычь!
— Гото, гото, гото!
Присвистывали и притоптывали зрители, более увлекаясь этой кукольной борьбой, чем серьёзным состязанием взрослых борцов.
— Едут, едут! — закричали другие мальчишки, постарше, которые убежали вперёд, чтобы первыми увидеть возвращение состязавшихся.
Зрители с недоумением стали присматриваться вдаль. На узкой полоске дороги, убегавшей в глубину речной долины, действительно показались два крошечных облачка снежной пыли, быстро приближавшихся к стойбищу.
— Мало бегали! — недовольным тоном сказал Рольтыиргин. — Ставка большая, надо бегать дальше!
Неугомонный Амрилькут попытался вскарабкаться на огромную кучу мёрзлых шкур, сваленных у последнего шатра, но она немедленно расползлась под его ногами и на минуту совсем заслонила от его глаз приближавшихся ездоков. Они мчались во весь опор, заставляя оленей напрягать последние силы. Комья снега так и летели из-под копыт. Маленькие лёгкие нарты судорожно подпрыгивали на каждом ухабе.
— Напрасно смотрите, — вдруг сказал Акомлюка. — Это не передние!
— Ты откуда знаешь? — спросил я с удивлением.
— А ты думаешь, передние олени так отбрасывают ноги? — саркастически возразил он. — Это какие-то хромые, должно быть, с полдороги вернулись!..
Действительно, когда через несколько минут нарты подскакали к стойбищу, ездоки сконфуженно стали распрягать оленей в сторонке, не дотрагиваясь до ставки.
Настоящие передние нарты показались почти через полчаса. На этот раз в глубине дороги появилось только одно облачко, которое мчалось с удивительной быстротой, гораздо скорее двух раньше приехавших нарт.
Амрилькут опять полез на свои шкуры.
— Две нарты! — сказал он уверенно. — Толин и Коколи, больше некому.
Облачко действительно разделилось надвое, и задняя половина постепенно начала отставать от передней. Сзади, на самом краю горизонта, появилась длинная полоска снежной пыли, низко прилегавшая к земле и тоже быстро катившаяся по направлению к стойбищу. Через пять минут весь поезд был на виду. Толин и Коколи-Ятиргин действительно скакали во главе состязавшихся. Толин был впереди всех: его высокие поджарые олени вытягивались, как борзые собаки, и так далеко забрасывали свои длинные ноги, что задние копыта чуть не стукались о передние. Ездок сидел скорчившись и только похлопывал вожжами. Толин больше всего гордился именно тем, что его олени не нуждаются в ударах бича. Коколи-Ятиргин, отставший от него метров на двадцать, напротив, осыпал оленей беспощадными ударами острого костяного наконечника[20]. Его олени, очевидно, достигли высшей быстроты бега и не имели сил ускорить движение.
По лицу Амрикульта расплылась широкая улыбка. Толин был женат на его племяннице и, приезжая на Росомашью, жил у него на стойбище.
— Наддай, Толин! — крикнул он и, не надеясь, что его слова будут услышаны, сдёрнул с головы свой широкий лисий шлык и азартно замахал им в воздухе.
Толин бросил беглый взгляд в сторону зрителей и, привстав на полозьях, приподнял бич. Олени его рванулись вперёд и оставили Коколи-Ятиргина ещё на несколько метров. Победа его была обеспечена. До конца бега оставалось не более шестидесяти или восьмидесяти метров. Вдруг левый олень неловко передёрнул в воздухе передними ногами и неожиданно ткнулся носом в снег. Толин взмахнул бичом и на этот раз ударил оленя с такою силой, что кровь брызнула из-под наконечника. Олень сделал было усилие, чтобы рвануться вперёд, но вместо того стал клониться на сторону и наконец повалился на снег, увлекая за собой другого оленя, соединённого с ним общей короткой уздой.
