Геннадий Ананьев - Иешуа, сын человеческий
Пересказав все это сыну, Мириам нашла в свитке нужное место и начала его читать, подчеркивая этим важность свершившегося в те далекие годы.
«И обратился Моисей к Господу и сказал: Господи! Для чего ты подвергнул такому бедствию народ свой, для чего послал меня? Ибо с того времени, как я пришел к фараону и стал говорить именем Твоим, он начал хуже поступать с народом сим; избавить же Ты — не избавил народа Твоего.
И сказал Господь Моисею: теперь увидишь ты, что Я сделаю с фараоном; по действию руки крепкой он отпустит их; по действию руки крепкой даже выгонит их из земли своей. И говорил Бог Моисею, и сказал ему: Я Господь. Являлся я Аврааму, Исааку и Иакову с именем „Бог всемогущий“, а с именем Моим „Господь“ не открылся им. И Я поставил завет Мой с ними, чтобы дать им землю Ханаанскую, землю странствования их, в которой они странствовали. И Я услышал стенания сынов Израилевых о том, что Египет держит их в рабстве и вспомнил завет Мой. И так скажи сынам Израилевым: Я Господь, и выведу вас из-под ига Египетского. И введу вас в ту землю, о которой Я, подняв руку Мою, клялся дать ее Аврааму, Исааку и Иакову, и дам вам ее в наследие. Я Господь».
Мириам помолчала немного, затем, вздохнув, заключила:
— Снова сыны и дочери Израилевы под более страшным игом. Покарал Господь народ свой за грехи его. И только Мессия может сегодня спасти свой народ, взяв грехи на себя.
Она явно чего-то недоговаривала, как понял Иисус. Она вздохнула горестно и в то же время будто бы с облегчением, словно уже знала, что именно сыну ее, посвященному в назареи, предстоит нелегкий путь пророка, а возможно, и Мессии. Говорить, однако, сыну пока еще рано. Пока пусть он знает то, что знает: он — назарей. Не более того.
— О том, как Господь сдержал слово, наказав Египет десятью казнями, я расскажу тебе завтра. Обо всех же остальных деяниях Моисея — в пути. Будем останавливаться в каждом знаменательном месте, чтобы ты хорошо запомнил завет Господа с Моисеем и законы Моисеевы.
С нетерпением ждал юный Иисус вечера, увы, он принес скорее разочарование, чем удовлетворение: слишком жестоко действовал Яхве, чтобы убедить фараона отпустить народ, который тот держал в рабстве; да и жестокость Господа не была направлена на самого упрямца, а на, в общем-то, ни в чем не повинный народ. То он остался без воды, ибо по Нилу потекла не вода, а кровь; то вдруг невероятно расплодились жабы, комары и мухи; то начался мор скота, затем на поля налетела прожорливая саранча, и в стране начался голод, который, в свою очередь, повлек за собой всевозможные болезни и массовые смерти, — фараону же на все это было наплевать с высоты своего трона: он сыт, здоров, он ни в чем не имел недостатка, и он, поэтому продолжает упрямиться.
Удовлетворить просьбу Моисея фараон согласился лишь тогда, когда сам остался без первенца, так понял Иисус, когда мама его вновь взяла свиток заветов Моисея.
— «И сказал Господь Моисею: еще одну казнь я наведу на фараона и на Египет; после того он отпустит вас отсюда. Когда же он будет отпускать, с поспешностью будет гнать вас отсюда. Внуши народу, чтобы каждый у ближнего своего и каждая женщина у ближней своей выпросила вещей серебряных и вещей золотых… В полночь я пойду посреди Египта, и умрет всякий первенец в земле Египетской от первенца фараона, который сидит на престоле своем, до первенца рабыни, которая при жерновах, и все первенцы от скота. И будет вопль великий по земле Египетской, которого не было и не будет более. У всех сынов Израилевых ни на человека, ни на скот не пошевелит пес языком своим, дабы вы знали, какое различие делает Господь между египтянами и между израильтянами. И пойдут все рабы сии ко мне и поклонятся мне, говоря: „Выйди ты и весь народ, которым ты предводительствуешь“. После сего и я выйду…»
Мириам продолжала читать о повелении Господа, как рабам готовиться к исходу, но Иисус мыслями сосредоточился лишь на одном: как мог Господь толкнуть израильтян на прямой обман соседей и друзей из египтян. Иисус ждал лишь, когда мама сделает паузу, чтобы продолжить дальше уже свой пересказ происходившего тогда. И стоило лишь маме отложить свиток, он тут же с вопросом:
— Скажи, зачем Господь велел брать у ближних серебро и золото будто бы на время, чтобы потом, ночью, уйти с этим золотом и серебром? Отец мне читал заветы Господни, там есть такой завет: «Не обмани ближнего своего»?
— Завет Господа, сыночек, Моисей получил после исхода, на горе Синай. Об этом я тебе расскажу у подножия той горы, когда мы туда с помощью Господа дойдем. А при исходе? Ты сам подумай, уходить, имея золото и серебро, лучше чем не иметь ничего. Предки наши перед исходом и оружием разжились. Тоже где обманом, а где и насильно отобранным. С оружием куда как надежней, чем с пустыми руками.
Ответ мамы еще более разочаровал Иисуса именно тем, что она не видела в обмане и грабеже ничего предосудительного. Переживаемое Иисусом в этот момент вскоре, однако, окажется каплей в море: у подножия Синая он будет потрясен до глубины души, и ту душевную рану пронесет он через всю жизнь и станет проповедовать настойчиво — не убий! А ранили так глубоко его сердце прочитанные мамой из «Исхода» скупые слова: «И стал Моисей в воротах стана и сказал: кто Господень — ко мне! И собрались к нему все сыны Левины. И он сказал им: так говорит Господь Бог Израилев: возложите каждый свой меч на бедро свое, пройдите по стану от ворот до ворот и обратно, и убивайте каждый брата своего, каждый друга своего, каждый ближнего своего. И сделали сыны Левины по слову Моисея: и пало в тот день из народа около трех тысяч человек».
Тогда, правда, Иисус не понял своим еще неокрепшим умом, чего ради такая жестокость, это понимание придет значительно позже, но и после этого он не сочтет приемлемым насильственное насаждение веры, а еще более утвердится в мысли, что вера только тогда будет истинной, когда человек не из-за боязни кары на этом ли свете, на том ли, а по собственному убеждению примет в себя Бога и станет без принуждения исполнять его заветы. Это умозаключение Иисуса станет стержнем всех его проповедей. Но до этого ой как еще далеко: предстоит долгий путь через тернии, и первый этап этого пути, самый маленький, — возвращение на родину.
Вечера вечерами, а сборы сборами. Не сказать, чтобы они были поспешными, но нельзя назвать их и вялыми. Через неделю все было готово к трудному безводному пути. Особенно в достатке заготовили в мехах воды, прокипяченной с верблюжьей колючкой, которая выдерживает жару, не портясь, более недели. Хорошо она предохраняет и от расстройства желудка.
Переждали субботу, и на следующее утро, едва лишь посветлел небосклон, погонщики подняли верблюдов, и ленивый перезвон разновеликих колокольцев, нарушив утреннюю тишину, всполошил дремавших по дворам собак, напомнив им одну из их обязанностей: облаивать караваны, размеренной поступью уходящие в дальнюю дорогу.
День тянулся за днем. Утомительное однообразие: перед закатом солнца остановка, устройство ночлега, с рассветом — спешная разборка шатров, приторочивание вьюков, и вновь все то же покачивание между двух верблюжьих горбов и надоедливый своим медленным ритмом перезвон колокольцев…
Можно было бы, конечно, идти тем путем, каким шли большие купеческие караваны, и останавливаться на ночлег в постоялых дворах приморских крепостей, но Мириам велела погонщикам вести их маленький караван точно путем Моисея, а тот, опасаясь прибрежных крепостей, свернул на юг, в пустынный район Ефаш, а к берегу моря вышел лишь неподалеку от города Ваал-Цефон, то есть почти в конце Красного моря. Отсюда, сделав малый отдых, Моисей намеревался обогнуть море за пару дней пути, и тогда они окажутся вне пределов Египта, и больше не нужно будет бояться фараона, который может передумать и послать за исходом погоню. Его расчет, однако, не оправдался, и ему пришлось сотворить чудо. О нем и начала рассказывать Мириам сыну, когда рядом с тем самым местом, где стоял много веков назад шатер Моисея, погонщики поставили шатер для Иосифа, Мириам и Иисуса.
Она подошла как раз к тому моменту, когда Моисей, чтобы спасти народ Израиля от приближающихся колесниц фараона, поднял руки, и вода под напором взвихрившегося ветра отступила далеко от берега, и море стало сушею, — тут полог шатра откинул старшина погонщиков.
— Иосиф и Мириам, набирает силу восточный ветер. Велите навьючивать верблюдов. Море отступит, и мы сократим наш путь на четыре перехода.
— О! Господи! — молитвенно вскинула руки Мириам. — Поистине ты простер руки над сыном своим!
Иосиф же вполне спокойно распорядился:
— Поднимайте всех.
Море мелело буквально на глазах, и уже через некоторое время небольшой караван поспешил по дну его на другой берег.
Утром, когда Иисус проснулся в шатре, разбитом на противоположном берегу, мягкие волны накатывались на прибрежный песок, и даже следов их каравана, перешедшего ночью море посуху, не было видно. Так все просто, так буднично. В чем же чудо Моисея? Он волей своей вызвал южный ветер, когда же колесницы фараона устремились по дну моря за беглецами, а те уже успели подняться на противоположный берег, он вновь волей своей успокоил им же вызванный ветер, и море вернулось в лоно свое, потопив войско фараона, а заодно и его самого. Мама убеждала сына, что без промысла Господа такого быть не могло и что им, как и Моисею, тоже сопутствовал Господь. Иисус верил маме, но, когда начал трудный свой путь по ступеням Посвящения, не единожды возвращался мыслями к тому чуду Моисея и даже просил наставников научить его управлять ветрами. Однако никто не смог исполнить желание кандидата в Великие Посвященные, и Иисус так и не разрешил загадку перехода израильтян через море и гибели в том же море войска фараона.
