Галина Петреченко - Князь Олег
— Да, Бастарн, ты прав, сначала ты! — улыбаясь, проговорил Аскольд, когда верховный жрец явился по зову в его гридню и сурово посмотрел князю в глаза. — Как всегда хмур, Бастарн, даже сейчас, когда знаешь, что предатели сидят в клетях и ждут нашего решения!
— Я хмур не поэтому, и ты это ведаешь, — устало проговорил Бастарн и пояснил: — Я нынче утром стоял перед изваянием Святовита и увидел на южном лике его знак благосклонности к делам твоим, хотя чую я, что добрых дел ты творить не собираешься!
Аскольд захохотал.
— Сие надо понимать так, что те, на которых я пойду, должны будут принять мои деяния с радостью, как Божью кару! — проговорил Аскольд и постарался усадить Бастарна на самое хорошее место в своей просторной, роскошной теперь гридне.
Бастарн сея на скамью, покрытую пышным персидским ковром, остро взглянул на Аскольда, отметил его довольство собой и грустно потребовал:
— Ну, терзай меня своими вопросами, чую, не отстанешь, везде найдешь!
— Это ты верно подметил, — искренне сознался Аскольд и нетерпеливо прошелся вдоль гридни. — Не скупись, Бастарн, выкладывай, что ведаешь!
— Ты о Христе? — спросил Бастарн.
— Нет! — быстро ответил Аскольд и охотно пояснил: — Я недавно понял, что евангелисты и апокрифисты сотворили легенды о чудотворцах, которые были выгодны сильным правителям. В честь того, выдуманного Христа воздвигнуты великолепные храмы, которые я пограбил в Царьграде и собираюсь пограбить еще! — Тут Аскольд остановился, осторожно посмотрел на Бастарна и затем резко спросил: — Тебя интересует, в какого Христа буду верить я, если вдруг надумаю сменить языческую веру на христианскую?
— Нет, — ответил Бастарн. — Решил дела черные делать? Твори, но моего благословения на сие не требуй!
— А я и не требую! Прости, Бастарн! — Аскольд проговорил эти слова тем волоховским выговором, который так роднил его с верховным жрецом. — Ты же понимаешь, сейчас я ни одного своего гриденя на покой не уговорю! Они все ждут нового похода и нового грабежа!
— Есть очень древняя легенда Истины, — задумчиво произнес Бастарн. — Она написана была на египетских папирусах и лежала в кумранских пещерах, где собирались первые ученики Христа-небожителя.
— Христос — небожитель? — переспросил Аскольд.
— Да, — спокойно подтвердил Бастарн и продолжил: — Он является одним из тех сынов света, который должен был сказать людям Земли, что они не одни в этом мире. Они имели свои постоянные ашрамы в разных местах Земли, в зависимости от того, где больше всего проявлял свою злую волю человек.
— Ты хочешь сказать, что я сейчас смогу привлечь их внимание и кара их будет неизбежна? — помолчав, недоверчиво спросил Аскольд, хотя чуял, что Бастарн говорит правду. — Но почему они меня не покарали за мой первый поход в Царьград?
— Их осталось очень мало после войны с сынами тьмы, — грустно ответил Бастарн. — Легенда Истины гласит, что около семнадцати тысяч лет назад над Землей была война богов, или война сынов тьмы с сынами света. Силы были равные, и война была длительной и жестокой. В ходе ее погибло множество народов, и земля горела и крошилась, опускалась на дно морское, а горы крушились и превращались в песок. Наша Земля местами получила такие тяжелые раны, что вряд ли ее кто-нибудь вылечит…
— Кто одержал победу? — возбужденно спросил Аскольд, не спуская глаз с верховного жреца, и задумчиво сказал: —Неужели сыны тьмы? Да! Ты же сказал, что сынов света осталось мало? И что сейчас?
— Они стараются латать наше жилище и наши души…
— А без них нас ждет гибель?
— Без них в нас побеждает злая воля на короткое торжество злой силе, — изрек Бастарн.
Аскольд возмутился:
— Откуда ты знаешь, что на короткое торжество будет использована моя воля? — спросил он так зло, что казалось, каждое его слово пронзало воздух в гридне.
Бастарн ответил ему так же яро.
— Сколько я ведал горячих, ловких князей! И чем ловчее они были, тем больше лиха видела от них дружина! А сколько сирот появилось на свете от таких прытких правителей!
— Бастарн! — вскричал Аскольд. — Ты же знаешь, что если не я… Ведь на меня в любой час может напасть враг!
Бастарн принял игру князя, ибо знал, что Аскольд просто так не отпустит его нынче от себя.
«Пусть прощупывает, пусть узнает, сколько может, лишь бы на благо все пошло», — думал верховный жрец и терпеливо ждал.
Аскольд дышал глубоко, шумно прохаживаясь по гридне, поправляя то свечи в подсвечниках, торжественно украшавшие гостиную комнату и радовавшие глаз даже сурового верховного жреца, то свою красивую одежду, напоминавшую яркостью рисунка и богатством ткани скорее одеяние персидского принца, нежели летний наряд варяжского витязя. На нем была рубаха, сшитая из нежного сирийского шелка сиреневого цвета, с пышными длинными рукавами и легкие шелковые, коричневого цвета, собранные в талии глубокими складками шаровары. Костюм арабских купцов, подсмотренный им на одном из византийских островов, поразил когда-то Аскольда своей пленительной легкостью, и он дал себе слово сшить такой же и носить его в жаркие киевские дни. Нынешний день действительно требовал легкой скользящей одежды.
Иногда он ласково проводил жаркими ладонями по рубахе и улыбался счастливой улыбкой от обладания такой чудной вещью, но затем вспоминал про верховного жреца, бросал косые взгляды на Бастарна и соображал, будет ли до конца откровенен с ним жрец или слукавит, скроет самые сокровенные тайны, которые, как он думает, помогли бы ему стать неуязвимым и победить еще раз греков, но теперь уже в открытом бою с их стратиотской[2] тяжеловооруженной конницей!.. «Иначе зачем такую рать иметь? Не на Новгород же за илом с нею ходить! Нет, я должен еще раз сходить на Царьград и побить его знаменитых катафрактариев»[3],— самоуверенно подумал Аскольд, внимательно глядя на Бастарна.
— О каких возможностях человека должен был поведать Христос людям после того, как побывал в Гизехских пирамидах? — спросил он.
Бастарн глубоко вздохнул, опустил голову на грудь и стал внимательно вглядываться в сочетание геометрических фигур, вышитых красными, желтыми и синими нитками на его белом балахоне. Вот они, два треугольника, своими вершинами подпирающие небо, а желтыми и синими сторонами соприкасающиеся с ярко-красным солнцем, которое своими верхними, жаркими лучами вращало беспощадную десницу времени и заигрывало с богом Хроносом, а нижними лучами указывало на блеклый диск Луны и напоминало о ее родительской роли по отношению к Земле-кормилице.
— Что ж, слушай и не глумись! Думаю, что после этого ты решишь, надо ли тебе твое войско вновь пытать разбоем.
Аскольд подвинул свой тяжелый, украшенный резными узорами и яркими красками табурет к стене, поближе к жрецу, и, коснувшись рукой Бастарна, умоляюще попросил:
— Не таись, поведай мне все. Мне это необходимо!
— Если б я таился, ты б меня нынче не увидел, — снисходительно улыбнулся Бастарн и, чуя неизбежность откровения, посоветовал:
— Я считаю тебя, князь Киева, достойным человеком, ибо душа твоя еще знает, что такое честь и доброта, а потому ты и должен знать, что главная сила человека заключается не в его росте, мышцах, ловкости, умении носить воинские доспехи и владеть оружием. Главная сила человека, Аскольд, в его разуме, — тихо и важно проговорил Бастарн и, не давая прервать себя, продолжил: — А поначалу, мой дорогой, ты должен научиться слушать наших богов.
— Опомнись, — прервал жреца Аскольд, сосредоточенно сведя свои красивые пушистые брови в единую грозную линию. — Я привык разговаривать с богами и знаю, что они живут повсюду и слышат меня. Чего ты теперь требуешь от меня? Или появились другие боги, с которыми нам надо научиться ладить?
Бастарн внимательно оглядел разгоряченного и зараженного исключительностью своих дум киевского правителя и тяжело вздохнул.
— Значит, к новым думам не готова твоя душа? — тихо спросил Бастарн, и это подействовало на Аскольда отрезвляюще.
— Когда личинку кормит не одна родная мать, но и чужие кормилицы… — глухо возразил Аскольд.
Бастарн улыбнулся.
— Да, тебя многие кормилицы потчуют. Не отравиться бы от изобилия изысканных блюд! — грустно заметил он.
— А чем твое блюдо целительнее других? — язвительно спросил Аскольд и снова недоверчиво уставился на жреца.
— А тем, что ближе к истине расположено!
— И оно может изменить мою жизнь?
— Да, — глубокомысленно ответил Бастарн.
— Чем?! — недоверчиво вскипел опять Аскольд.
— Если примешь его законы к действию, то впоследствии взойдешь на дорогу богов, — медленно и очень внушительно ответил верховный жрец.
— О, Бастарн, это ответ для моего дитяти, который целыми днями трется возле своей няньки, удивительной сказительницы.
