Антонен Арто - Монах
«Как жаль, — подумал Лоренцо, — что при таком прекрасном сердце он не способен серьезно рассуждать».
И, поддавшись какому-то внезапному порыву, он снова вошел в собор.
Тень медленно выползала из всех углов и так быстро растекалась по апсиде, как если бы дрожащий огонек лампады перед образом святого все больше и больше погружался во мрак.
Мысли Лоренцо были странно созвучны торжественной печали, царящей в церкви. Пустота, вдруг образовавшаяся после ухода Антонии, мысль о сестре, заключенной в монастырь, ее жертва, о которой так жестоко напомнил ему друг, вызывали в его душе мрачные картины. Внезапно на него навалилась какая-то тяжесть, и он буквально рухнул на ближайшую скамью, охваченный усталостью и отчаянием. Так он сидел, опустив голову на руки, дав волю своему воображению. Все события вечера проходили сейчас перед ним с необычайной яркостью, и над всем этим — мысль о женитьбе на Антонии. Какие препоны готовило ему будущее? И как отнесется к этим планам его семья? Не был ли прав дон Кристобаль? Был ли он сам так уверен в согласии своего дяди Медина? Все эти мысли в бешеном вихре крутились у него в мозгу. Внезапно ему захотелось оказаться снаружи, на голубой площади, под прозрачным небом, где царит тишина, но его удерживало предчувствие необычайного. Ему казалось, что он не принадлежит полностью самому себе, что его околдовало присутствие чего-то мрачного. Тем временем собор преобразился. Готический мрак нефов вдруг наполнился шумом голосов. Свет множества серебряных ламп, подвешенных к сводам, смешивался с лучами молодой луны. Мелодия органа наполняла церковь. В глубине нефа сверкал алтарь, словно украшенный для великого праздника. Перед Лоренцо двигалась странная процессия, улыбаясь и перешептываясь. Его давно умершая мать держала за руку Антонию, которую представляла ему с горьким упреком:
— Смотри, вот тень твоей несчастной невесты.
Антония смотрела на него, краснея: она стояла перед ним на коленях, и на лице ее играла невыразимая радость.
— Теперь, — сказала она, — ты — мой, я — твоя, и даже смерть нас не разлучит…
Их губы уже должны были встретиться, когда густая тень стремительно подлетела к ним и грубо оторвала их друг от друга. В тот же миг раздался исполинский голос, сковав Лоренцо ужасом:
— ТЩЕСЛАВИЕ, СЛАДОСТРАСТИЕ, БЕСЧЕЛОВЕЧНОСТЬ.
Подступившая вдруг тошнота заставила его было приподняться, но сильный порыв удержал его на месте. В грозовом небе лучи леденящего солнца освещали снизу фигуру возносящейся Антонии. Его охватила странная радость, прямо связанная с полетом сияющего образа. Он чувствовал, что чем выше поднимается Антония, тем больше охватывает его необъяснимый восторг. Все было кончено, но это в конечном итоге было неважно, ибо все должно было начаться снова. Это было начало нового мира и новой жизни. У его ног, словно погибшая звезда, вращалась Земля. Он еще находился в том же состоянии восторга, когда черное облако скрыло от него девушку. Он увидел себя лежащим на каменном полу церкви, где под сводами продолжала звучать восхитительная музыка органа. Он поморгал: это была та же церковь.
«Неужели я спал! — подумал он. — А эти фигуры, такие реальные, эти люди, этот шепот, эти огни… Сны не бывают такими четкими».
Сколько времени сейчас могло бы быть? Он уже собрался выйти из собора, когда внезапно его внимание привлекла тень, пляшущая на стене от света целого леса восковых свечей.
Лоренцо хотел рвануться с места. У него было ощущение как в страшном сне, когда отнимаются ноги: какой-то незнакомец прямо на его глазах осыпал Антонию непристойными ласками. Она в исступлении отвечала ему тем же. Лоренцо удивился, услышав свой голос в церкви, где вдруг воцарилась тишина (и собственный голос ему напомнил другой, который только что шептал ему прямо в ухо):
— Возможно ли, неужели это правда?
— Нет, ты прекрасно знаешь, что это неправда, — ответила ему Антония, раздирая зубами пару великолепных черных крыльев, принадлежащих черт знает кому!
Лоренцо померещилось, что его ноги омывает свежая струя. Он почувствовал, что может двигаться, и когда с удвоенным пылом он кинулся к Антонии, та же черная фигура со свистом подпрыгнула. В это мгновение ему показалось, что земля покачнулась на своей оси. С ужасным треском в апсиду ударила молния, и своды вокруг него рассыпались на мелкие кусочки. Во все стороны в панике разбегались монахи. Собор исчез. Лоренцо оказался в центре светящегося отверстия, похожего на вход в пещеру, в которой свешивались с потолка сталактиты из человеческих конечностей. Сияющее облако, принявшее Антонию, состояло из таких ярких лучей, что Лоренцо не мог вынести их блеска; его взгляд помутился, и он упал на землю как подкошенный.
Когда он очнулся, то обнаружил, что действительно лежит на каменном полу церкви, которая теперь была освещена. Невдалеке слышалось пение монахов. Лоренцо понадобилось некоторое время, чтобы убедиться, что его недавнее видение было не более чем сон, настолько сильное впечатление оставило оно в его душе. Немного поразмыслив, он понял, что боится. Пока он спал, в соборе были зажжены лампы, а музыка, которую он слышал, была пением монахов, служивших вечерню в часовне аббатства.
Он встал и собрался было направиться к монастырю, где была его сестра. Его мысли все еще крутились вокруг этого странного сна. Он уже подходил к порталу, когда его внимание привлекла тень на противоположной стене. Он проскользнул в темный угол, огляделся и увидел, как вдоль стены очень осторожно пробирается какой-то человек, закутанный в черный плащ. Это никоим образом не касалось Лоренцо, но то, как тщательно незнакомец старался не привлекать к себе внимания, вызвало у него желание проникнуть в чужую тайну, тем более что это не составляло никакого труда. Приблизившись к статуе святого Франциска, незнакомец вынул из-под плаща письмо и засунул его в щель под огромными ступнями святого. Затем он быстро отошел.
«Какая-нибудь тайная любовная интрижка, — подумал Лоренцо, — это не мое дело», — и решительно направился к выходу.
Но когда он спускался по ступеням, ведущим на улицу, какой-то кавалер, поднимающийся навстречу, так сильно толкнул его, что и тот и другой потеряли равновесие и чуть было одновременно не упали. Лоренцо схватился было за эфес своей шпаги:
— Потише, сеньор, что за грубость?
— А, это вы, Лоренцо, — ответил знакомый голос. — Вы как чуяли, что еще не следует уходить из церкви. Внутрь, старина, внутрь. Через несколько минут наши милые вернутся.
— Что за милые?
— Те, с кем мы только что виделись, старая наседка со своими прелестными цыплятками. Входите же, говорю вам, входите. Вы сейчас все узнаете.
Лоренцо вошел в собор следом за доном Кристобалем, и оба они укрылись за статуей святого Франциска.
— Ну ладно, — сказал Лоренцо, — но могу ли я наконец узнать, что означает эта поспешность и эти перебежки?
— Пока вы тут грезили Бог знает о чем, я не терял времени даром. Я узнал, где живет малышка, и в этом смысле все в порядке. Но это шутки. То, что я хочу вам сказать, гораздо более серьезно. Вы сейчас увидите вашу сестру и, может быть, сумеете с ней поговорить. Аббатиса монастыря Святой Клары явилась сюда со всей своей командой, и через минуту самые прекрасные монашки Мадрида пройдут перед нами. Можете выбирать, Лоренцо. Их всех будет исповедовать Амбросио, и так как он не желает покидать монастырь, то к нему приходят на дом. Аббатиса Святой Клары всегда дожидается ночи, чтобы скрыть от горожан прелести своего легиона святых жен. А посему через пять минут вы увидите эту коллекцию девственниц, вознесенных над миром, со своими высокими воротничками, сдержанностью и этой атмосферой запрета и секретности, что прибавляет еще один штрих к их очарованию.
— Я думаю, что истина гораздо проще. Мы ничего не увидим, потому что они выходят только под вуалью.
— Ошибаетесь: они не могут в них оставаться перед лицом своего божественного супруга и господина, который имеет на них все права.
«Тем лучше, — подумал Лоренцо, — может быть, одновременно обнаружится и тайна письма».
Едва дон Кристобаль окончил говорить, дверь церкви отворилась, и послышались приглушенные голоса. Прибыла аббатиса Святой Клары, а за ней — длинная цепочка монахинь. Тишина апсиды заполнилась шумом шагов и шелестом одежд. Проходя перед статуей святого Франциска, каждая монахиня склоняла перед ним голову в полном соответствии с предписаниями монастыря, но ничто не указывало, что их отношения со святым выходят за рамки прекрасно выученного религиозного обряда. Лоренцо уже начал отчаиваться, когда увидел, что одна из монахинь, подойдя к статуе, уронила свои четки. Когда она наклонилась, на ее лицо упал луч света, и ошеломленный Лоренцо узнал ее. Тем временем рука монахини быстро нащупала письмо, спрятанное под подошвой святого, и засунула его за лиф. Затем она снова вернулась на свое место в ряду.
