Раффи - Самвел
Сама она давно уже была во всем согласна с мужем. Оба они принадлежали к тем ярым персофилам, которые ненавидели греков, а с ними и всю армянскую династию царей Аршакуни. Княгине не приходилось еще открыто высказывать свои персофильские взгляды в политических вопросах. Но зато у себя в доме она упорно старалась вводить персидский язык и персидские обычаи, что всегда вызывало сильное недовольство сына. Глухая семейная борьба между матерью и сыном началась уже давно, и давно уже Самвел готов был решительно воспрепятствовать намерениям матери. Однако обстоятельства были столь незначительны, поводы столь невинны, что еще не находилось причин для резких семейных разговоров. Но как быть теперь? Теперь надо было либо порвать навсегда все кровные узы, либо безропотно покориться воле родителей. На последнее мать не надеялась, зная настойчивость и твердость Самвела. Всю ночь она размышляла об этом и все же не пришла к определенному решению. В конце концов она решила сообщить сыну только часть полученных сведений, а об остальном поговорить при более благоприятных условиях.
Для начала она стала занимать сына посторонними разговорами.
— Как ты находишь мои новые уборы? — спросила она.
— Клянусь головой отца, они великолепны. Жаль, что ты забыла покрасить губы. Тогда ты была бы во всем схожа с персидской царицей.
— Ты издеваешься надо мной, Самвел?
— Над чем же мне издеваться? — усмехнулся сын, с большим вниманием рассматривая ее украшения. — Все так красиво, так чудесно! Посмотри вот на этот серебряный, усыпанный алмазами рог луны, который так искусно повязан у тебя на лбу. Он сверкает, словно молодой месяц на ясном небосводе. Этот полумесяц сулит тебе радость так же, как луна дает блага живым существам. А эти алмазы вокруг полумесяца? Они наполнят твое сердце постоянным весельем, ты во всем будешь иметь успех, всегда будешь приятна царским очам… Хороша и эта тана[15], имеющая форму гвоздики, она услаждает тебя своим благоуханием; бирюза небесного цвета наполнит золотом и серебром твою сокровищницу, сделает обязательным для всех любое твое слово, любое желание и оградит тебя от царского гнева. А как красиво горят изумруды на этих золотых шариках. Они будут охранять твой слух от неприятных звуков и радостной музыкой веселить твое сердце. А эти изумруды? Они ослепят змей и чудовищ и сделают тебя неуязвимой, ты можешь не страшиться тогда укусов ядовитых пресмыкающихся и насекомых. А вот жемчужное ожерелье — таинственный талисман, в нем заключено твое счастье, твоя чарующая сила и твое волшебное обаяние, столь необходимое женщине…
Самвел взял руки матери в свои и продолжал:
— Сколько красоты и таинственности в этих змеевидных браслетах! Они дают твоим рукам проворство, а тебе мудрость, какую змий дал нашей праматери Еве. А эти нарукавники, украшенные кораллом и цветными бусами, в которых содержатся, кто знает, какие талисманы, они оберегают тебя от злого глаза и лихого случая, охраняют от соблазнов дэвов, каджов[16] и всех невидимых духов. Я уверен, что в этих нарукавниках зашиты таинственные письма какого-нибудь мага.
Княгиня нахмурилась. Сын продолжал объяснять значение перстней:
— Вот перстень с красным яхонтом, с его помощью ты будешь привлекательной для всех. А вот другой, с сердоликом, — он предотвращает кровопролитие. Вот этот, третий, с розовым лалом — рассеивает печаль и прогоняет демонов. Вот четвертый, с змеевиком, — перед ним бессилен яд. А этот, пятый, с желтым камнем, разрушает злые помыслы…
Княгиня поняла, что сын смеется над ее суеверием, и языческими предрассудками, и потому строго и обиженно прервала его:
— Довольно. Я знаю твое слабоверие, ты таким вещам не веришь…
— Напрасно ты так думаешь, дорогая мамаша, — ответил Самвел невозмутимо, — я хочу только показать, что я не такой уж невежда и кое-что понимаю во всем этом…
— Разве прежде я не носила таких украшений? Разве их нет у жен наших нахараров?
— Ты права… И то правда, что жёны наших нахараров тоже их носят, но существует некоторая разница: твои чересчур похожи на персидские.
— Пусть так. Что тут такого?
— Ничего… Меня лишь одно удивляет: как быстро, ты успела все это подготовить.
— Я давно поручила… я только ожидала…
— Чтобы надеть, когда услышишь, что едет отец? Не так ли?
Мать ничего не ответила и, заметив, что разговор принимает неприятный оборот, перешла к другому:
— Знаешь, Самвел, для чего я тебя позвала?
— Не знаю…
— Я получила письмо от твоего отца и позвала тебя, чтобы сообщить тебе об этом.
— Получила письмо? — воскликнул Самвел. — Вот радость! Очень большая радость! Когда же получила?
— Сегодня ночью. Прибыл гонец.
Она поднялась, всунула ноги в голубые туфли, стоявшие на полу перед диваном, прошла через залу к одной из ниш и подняла шелковый занавес. Только теперь, когда она отвернулась, Самвел обратил внимание на узел из косичек, завязанный у нее на затылке, где среди украшений виднелся талисман из когтя гиены, вставленный в серебряный черенок.
Княгиня достала свернутый в трубку пергамент, перехваченный шелковой разноцветной тесьмой, и подала его сыну.
— Вот письмо от отца, — сказала она.
Самвел радостно развернул пергамент, посмотрел и разочарованно произнес:
— Здесь написано по-персидски…
— Я неоднократно советовала тебе учиться персидскому языку, — сказала мать поучительно и с упреком, — но ты не слушался меня; ты предпочитал эти проклятые языки — греческий и сирийский. А теперь, вот видишь, не можешь прочесть письмо отца. Ты даже своему маленькому брагу Вагану запрещал учиться по-персидски. И все же он не только свободно говорит на этом языке, но и умеет писать.
Наставления матери задели Самвела, однако он постарался сдержать себя и сказал:
— Ты, конечно, читала письмо, расскажи мне, о чем пишет отец.
Княгиня передала Самвелу все, что ему было уже известно: что царь Шапух сделал ее мужа спарапетом Армении, что Меружану, брату княгини, он обещал армянский престол и как награду свою сестру Вормиздухт, что оба, отец и дядя, идут вместе с персидским войском в Армению. Один — чтобы стать армянским царем, а другой — спарапетом.
Во время этого рассказа лицо княгини сияло беспредельной радостью. Самвел слушал ее с глубоким волнением, рука его все крепче сжимала зловещий пергамент. Но эти горестные и позорные вести, предвещавшие гибель родины, не застали его врасплох. Он был к ним подготовлен.
Княгиня поведала сыну не обо всем. Она сообщила ему только то, что было написано в письме. Но скрыла, что его отец и Меружан Арцруни отреклись от христианства, приняли персидскую веру и обещали Шапуху распространить ее в Армении и что для этой цели Шапух направил с ними в Армению множество персидских жрецов, чтобы взамен церквей воздвигнуть капища и всюду открыть персидские школы, в которых должны будут воспитываться дети нахараров и знати в персидском духе и в догматах персидской религии. Умолчала она также и о мученической смерти Васака, дяди Самвела, и о заточении царя Аршака в крепость Ануш. Обо всем этом княгиня, конечно, знала; обо всем этом, без сомнений, ей устно должен был сообщить гонец, доставивший письмо.
Тяжелое впечатление, которое произвел на Самвела ее рассказ, не укрылось от внимания княгини, но, делая вид, что она ничего не замечает, княгиня обняла и прижала сына к груди.
— Поздравь же меня, дорогой Самвел. Брат мой станет царем Армении, а твой отец — спарапетом.
Самвел оказался в незавидном положении: ему оставалось либо открыто высказать свое возмущение поведением отца и Меружана, рассказать все, что было ему известно об их предательстве, либо промолчать, чтобы неосторожной выходкой не выдать своих замыслов и решений. Но он не мог молчать; надо было что-то ответить. Из таких затруднительных положений Самвела обычно выручала, с одной стороны, его недоверчивость, а с другой — ирония.
— Не преждевременно ли ты радуешься, дорогая мамаша? — насмешливо сказал он, высвобождаясь из ее объятий.
— Почему преждевременно? — спросила мать дрогнувшим голосом.
— Армянский царь еще жив…
Княгиня не выдержала и высказала то, что пыталась скрыть.
— Царь Армении заключен в крепость Ануш, а оттуда никогда не возвращаются.
— Да, я знаю… оттуда не возвращаются. Но ведь существует наследник престола. Он в Константинополе, у христианского императора.
— Кто же его доставит в Армению и возведет на престол?
— Греческие войска и армянские нахарары…
— До их прибытия Армения будет занята персидскими войсками, а мой брат станет царем.
— Желаю удачи…
— Не веришь, Самвел? Ну, да ты сам скоро во всем убедишься, — сказала мать наставительно. — Ты говоришь, что наследник армянского престола находится у императора, что он придет во главе греческих войск и займет престол отца? А знаешь ли ты, кто теперь греческий император? Валент — злейший враг армян. Он не только не принял армянского первосвященника Нерсеса, приехавшего к нему просить о помощи, но даже сослал его на остров Патмос в Средиземном море. Разве это тебе не известно?
