Бернард Корнуэлл - Саксонские Хроники
— Я имел в виду, что они нуждаются в покаянии.
— В Дунхолме у них есть церковь, — сказал я ему, — и священник. Предоставил бы ты такую возможность язычникам Уэссекса или Мерсии?
— Конечно нет! — отвечал он. Священник ехал на прекрасной серой лошади и хорошо держался в седле. — Могу я спросить? — поинтересовался он, но потом, казалось, задумался над вопросом.
— Спрашивай.
— Какие приготовления будут сделаны, чтобы разместить принца Этельстана с подобающими удобствами?
Он имел в виду своё собственное удобство, но я притворился, что поверил, будто он беспокоится исключительно о принце.
— Он заложник, — ответил я, — так что, наверное, мы поместим его со скотом в коровнике или, может, в сарае со свиньями, посадим на цепь и будем кормить помоями и сточной водой.
Слушавший нас Этельстан захохотал.
— Не верь ему, отче.
— И если хоть один западный сакс перейдет границу, — продолжил я, — я перережу ему горло. И тебе!
— Это не смешно, господин, — сухо сказал отец Свитред.
— Его примут, как принца, — заверил я, — со всем подобающим почетом, уважением и удобствами.
Так и было. Этельстан пировал с нами, охотился с нами, молился в маленькой церкви за стенами Дунхолма. Повзрослев, он стал набожнее. Он еще сохранял свою буйное жизнелюбие, жажду деятельности, смешливость, но, как и его дед Альфред, молился каждый день. Под руководством двух молодых священников он читал христианские книги.
— Что тебя изменило? — спросил я, когда мы, вооружившись охотничьими луками, засели на какой-то лесной опушке. Я никогда не был хорошим лучником, а Этельстан уже подстрелил двух отличных зверей.
— Ты, — ответил он.
— Я?!
— Ты убедил меня, что я могу стать королем, и если так, то мне нужно Божье благословение.
Я поднял лук и выпустил стрелу. Листва зашелестела, но зверь не появился, и шум постепенно стих.
— А чем плохо иметь на своей стороне Тора и Одина?
— Я христианин, господин, — улыбнулся он, — и стараюсь стать добрым христианином.
Я недовольно хмыкнул, но промолчал.
— Бог не наградит меня, если я стану творить зло, — продолжил он.
— Меня хранят мои боги, — резко сказал я.
— Отправляя во Фризию?
— В этом нет ничего плохого.
— Фризия — не Беббанбург.
— Когда ты станешь королём, — ответил я, глядя в сторону леса, — ты узнаешь, что одни притязания удовлетворить можно, а другие — нет. Понимать, что есть что — очень важно.
— Значит, ты не поедешь на север, в Беббанбург? — спросил он.
— Говорю же, я направляюсь во Фризию.
— А когда ты приедешь... во Фризию, — он особо выделил это слово, — будет битва?
— Битвы постоянно случаются.
— И эта битва, — снова короткая пауза, — во Фризии, будет жестокой?
— Они всегда такие.
— Значит, ты позволишь мне биться рядом с тобой?
— Нет! — ответил я резче, чем хотел. — Эта битва — не твое дело. Враги, с которыми я буду драться — не твои враги. И ты мой заложник, я должен хранить твою жизнь.
Он пристально следил за лесом, ожидая появления дичи, наполовину оттянул тетиву лука, но стрелу не нацелил.
— Я многим обязан тебе, господин, — сказал он, — я понимаю, что ты защитил меня, и единственное, чем я могу отплатить — помочь в сражениях.
— И если ты погибнешь в бою, — грубо ответил я, — то получится, что я осчастливил Этельхельма.
Он кивнул.
— Лорд Этельхельм хотел, чтобы я командовал войском, которое он отправил в Хорнекастр. Он просил об этом моего отца, но тот послал Брунульфа.
— Урия Хеттеянин, — сказал я.
Он рассмеялся:
— Ты хорошо образован.
— Это все леди Этельфлед.
— Умная у меня тётя, — одобрительно произнёс он, потом опустил тетиву лука и осенил себя крестом, очевидно, произнеся молитву за её выздоровление. — Да, Этельхельм думал, что сможет устроить так, что я погиб в бою.
Урия Хеттеянин был воином, служившим царю Давиду, тоже христианскому герою. Я расспросил про Урию отца Кутберта, слепого священника и доброго друга, и тот усмехнулся в ответ.
— Урий! Вот как мы произносим его имя, господин. Урий Хетт. Несчастливый он был человек.
— Почему?
— Он женился на прекрасной женщине, — мечтательно сказал мне Кутберт, — одной из тех, на кого смотришь и не можешь отвести взгляд!
— Да, я видал таких женщин, — ответил я.
— И брал в жёны, господин, — усмехнулся Кутберт. — Ну, значит, Давид захотел затащить жену Урии в свою постель, и потому отправил приказ командиру Урии, велел поставить беднягу в первом ряду стены из щитов.
— И он погиб?
— О да, господин! Этого неудачника изрубили на куски!
— И Давид... — начал я.
— Запрыгнул на его прекрасную жену, господин, и скакал на ней от заката до рассвета, снова и снова. Вот ведь везунчик!
И Этельхельм желал ту же судьбу Этельстану. Он хотел бросить его далеко в Нортумбрии, надеясь, что там его и прирежут.
— Если ты думаешь, что я позволю тебе рисковать жизнью в битве, то ты заблуждаешься, — сказал я Этельстану. — Ты не будешь участвовать в битве.
— Во Фризии, — подчеркнул Этельстан.
— Во Фризии, — повторил я.
— И когда ты уезжаешь? — спросил он.
Но я не мог ответить. Я ждал вестей. Хотел, чтобы мои лазутчики или лазутчики Этельстана донесли, что задумал враг. Некоторые гадали, почему я не иду прямо на Беббанбург, или, если поверили слухам, почему не плыву во Фризию. Вместо этого я застрял в Дунхолме — охотился, практиковался во владении мечом и пировал.
— Чего ты ждешь? — однажды спросила Эдит.
Мы с ней скакали по холмам к западу от Дунхолма, с соколами в руках, а далеко за нами — дюжина воинов, охраняющая меня, когда я выезжал из крепости. Но нас они не слышали.
— Для атаки на Беббанбург у меня меньше двухсот воинов, — объяснил я, — а у кузена столько же за стенами.
— Но ты же Утред, — уверенно заявила она.
Я улыбнулся.
— И Утред знаком с крепостными стенами Беббанбурга, а потому не хочет под ними погибнуть.
— А что может измениться?
— Кузен скоро будет голодать. Один его амбар сгорел. Так что ему придется искать у кого-то подмогу и пищу. Но побережье патрулируют корабли Эйнара, и тому, кто повезет провизию на север, понадобится целый флот, ведь придется с боем пробиваться к Морским воротам.
Какое-то время я подозревал в подобных намерениях Хротверда, но дочь заверила меня, что архиепископ не собирает провизию и не нанимает моряков, а моя встреча с ним подтвердила, что Стиорра права.
— И когда этот флот отплывет... — начала Эдит и замолчала, сообразив, что я собираюсь сделать. — Ага! — сказала она. — Понимаю! Твой кузен ждет корабли!
— Именно так.
— А один корабль похож на другой!
Она была умной женщиной, настолько же умной, как и красивой.
— Но я не могу выйти в море, — сказал я, — пока не буду знать, где эти корабли, кто ими командует и когда они отплывут.
Нужно было дождаться новостей. Я знал почти обо всем, что происходит на землях Беббанбурга, потому что послал лазутчиков наблюдать за людьми Константина, и они сообщали, что Домналл, командир его войска, рассчитывает взять крепость измором. Шотландцы также оставили отряды в двух фортах на римской стене.
Оба гарнизона были невелики, поскольку Константина тревожило множество других проблем — воинственные норвежцы на севере его страны и беспокойное королевство Страт Клота на западе. Войска требовались, чтобы сдерживать их, так что на стене люди Константина находились только для того, чтобы обозначить его притязания на Беббанбург, и конечно, чтобы предупредить, если мы приведём войско на север. Весть о продлении перемирия между саксами и Сигтрюгром больше чем на год встревожила Константина, и я опасался, что он прикажет штурмовать стены Беббанбурга, чтобы предвосхитить наши с Сигтрюгром попытки его изгнать, но шпионы успокоили его, сообщив, что Сигтрюгр укрепляет стены Линдкольна и Эофервика, готовясь к атаке, которая неизбежно случится, как только закончится перемирие.
Не было ни намёка на какую-либо подготовку к нападению на людей Константина, и здравый смысл говорил ему, что Сигтрюгр не хочет терять воинов, сражаясь с Шотландией, когда вскоре ему предстоит более серьёзная война против саксов на юге. Константин охотно выжидал, зная, что в конце концов в крепости начнётся голод. А возможно, он даже поверил в мои россказни про Фризию. Должно быть, он обдумывал атаку на стены Беббанбурга, но понимал, насколько кровопролитной она будет, и известия с юга убедили его, что незачем жертвовать множеством воинов ради того, что в итоге принесет ему голод.
И вскоре вся Британия ждала новостей. Это было время слухов и россказней, что нашептывали, пытаясь сбить с верного пути, но иногда они оказывались правдой. Торговец дорогой кожей заверил меня, что городской судья из Мэлдунсбурга, родного города Этельхельма в Вилтунскире, рассказывал, будто олдермен собирался вторгнуться в Нортумбрию, даже если король Эдуард не станет ему помогать. Священник из далекого Контварабурга написал, что Эдуард заключил союз с Константином, и они вдвоем нападут на Нортумбрию и поделят ее. «Клянусь священной кровью Христа, — писал священник, — что битва начнется во время праздника святого Гунтьерна». Но к тому времени как письмо добралось до архиепископа Хротверда в Эофервик, день святого Гунтьерна уже прошел, хотя писцы все равно скопировали письмо и передали моей дочери, а она, в свою очередь, послала его мне.
