Эпоха харафишей (ЛП) - Махфуз Нагиб

— Как же велики твои страдания, о сердце моё!

Его брат Ради, который, вероятно, был также и его единственным другом, спросил его:

— Почему ты не женишься, брат?

На что Джалаль только засмеялся в ответ, не произнеся ни слова. Тогда Ради сказал:

— Холостяцкая жизнь всегда вызывает множество толков.

Брат насмешливым тоном спросил его:

— А ради чего жениться, Ради?

— Ради удовольствия, отцовства и увековечения себя.

Джалаль громко рассмеялся:

— Как же много в этом лжи, брат мой!

Ради спросил:

— А для чего тогда ты копишь всё это богатство?

Ну и вопрос! Не лучше ли такому, как он, вообще жить как дервиш? Смерть преследовала его постоянно: то голова Захиры, то лицо Камар снова стоят у него перед глазами. Какой тогда толк от цитадели и дубинок клана? Зачахнет всё это сияющее великолепие, а опоры этой гордой силы будут разрушены. Богатство унаследуют другие, которые ещё будут едко злословить в его адрес. Вслед за блестящими победами начнётся вечное поражение.

Он сидел, скрестив под собой ноги на кресле главаря клана — монумент красоты и силы ослепляет взгляды и потрясает сердца. Но под черепом его всё гуще становился мрак, о котором никто и не догадывался. Лучик света проник в этот мрак в виде блестящей улыбки приветствия и соблазна, улыбки, оставившей след во мраке. Кто была эта женщина? Одна из проституток, что жила в маленькой квартирке над ростовщиком, среди любовников которой были представители знати. Когда она проходила мимо, то приветствовала его как подобает приветствовать господина всех кварталов. Он не приветствовал её и не отвечал на её приветствие. Но и не отрицал её смягчающего воздействия на его мучительное состояние. Она была среднего роста, пышного телосложения, с привлекательными чертами. Зейнат. Так как она покрасила свои волосы в золотистый цвет, её прозвали Зейнат-блондинка. Да, он не отрицал её смягчающего воздействия на его душевные раны, однако не желал отвечать ей. До сих пор его страсти подавлялись давлением — он был всецело поглощён сражениями, строительством, накоплением денег. А также раскрывал объятия скуке.

Однажды вечером Зайнат-блондинка попросила увидеться с ним. Он встретил её в гостевом вестибюле. Она была ослеплена всей этой роскошной обстановкой, мебелью, предметами искусства и украшенными люстрами; сняла с себя покрывало и вуаль и уселась на диван во всём своём вооружении соблазна, живо спросив его:

— Интересно, как мне объяснить причину своего нахождения здесь?… Стоит ли мне говорить, к примеру, что я хотела бы снять себе квартиру в одном из ваших новых домов?

Он обнаружил, что пытается любезничать с ней:

— От вас никто не требует причину для того.

Она довольно засмеялась и откровенно сказала:

— Вот я и сказала себе: «Посетим-ка мы его, а то он что-то скупится сам нанести нам визит».

Он ощутил, что спустился на первую ступень искушения, однако не обратил на это внимания, и сказал:

— Добро пожаловать!

— Меня ободряет ваша любезность: то, как вы встречаете меня каждый вечер.

Он улыбнулся и вновь задался вопросом вслед за улыбкой — как сейчас состояние Камар в могиле?

Но тут она с удивительной смелостью спросила его:

— Разве я вам не нравлюсь?

Он честно ответил:

— Вы настоящее произведение искусства.

— И такой человек, как вы, испытывает чувство, но ничего не делает?

Он смущённо промямлил:

— Вы упустили некоторые вещи…

— Но ведь вы самый сильный, как же тогда вы можете спать, как спят бедняки?

Он саркастически сказал:

— Зато бедняки спят крепко!

— А как спите вы?

— А может быть, я вообще не сплю.

Она мило рассмеялась и сказала:

— А я слыхала от осведомлённых людей, что вы никогда в своей жизни и глотка спиртного не пили, не курили и не прикасались к женщине. Это правда?

Он не нашёл, что ответить ей, однако почувствовал, что она добьётся того, чего хочет. Зейнат продолжила:

— А я вам так скажу: жизнь — это всего-лишь любовь и веселье.

Он спросил, притворившись удивлённым:

— Правда?!

— За исключением этого, мы всё остальное оставляем другим после себя.

— Они поглощают тело и душу, и никто их не наследует.

— Что за пошлая игра?

— Я не жива и дня без любви и веселья! — сказала она страстно.

— Вы удивительная женщина.

— Я женщина, и этого достаточно!

— Вас не волнует смерть?!

— Она имеет на нас право, однако мне не нравится, как это происходит…

Правда? Неужели это правда?! И он спросил её:

— А вам известно что-нибудь о жизни Шамс Ад-Дина Ан-Наджи?

Она гордо заявила:

— Конечно. Он один из тех борцов, кто бросил вызов старости.

— Он упрямо бросил ей вызов…

Она мягко заявила:

— По-настоящему счастливы те, что наслаждаются спокойной старостью.

— По-настоящему счастливы те, что не знают старости! — с вызовом ответил он.

От такой перемены в нём она поёжилась и соблазнительным тоном сказала:

— Всё, что у вас есть — только этот момент.

Он засмеялся:

— Подходящая проповедь в преддверии ночи…

Она прикрыла глаза, напрягая слух, пока за закрытыми окнами до ушей её не донеслось дуновение ветра, а затем непрерывный дождь.

Вскоре Зейнат-блондинка стала любовницей Джалаля Абдуррабиха Ан-Наджи. Люди удивлялись этому, однако сказали, что в любом случае так даже лучше, чем было со злопамятным Вахидом. Старые клиенты стали сторониться её, и она была у него единственной. Она научила его всему, и к роскошному интерьеру его дома добавились позолоченная калебаса и украшенный драгоценными побрякушками кальян. Он не сожалел ни о чём, и сказал, что у жизни есть неплохой вкус. Зейнат любила его любовью, которая всецело завладела ею. Ей приснился странный сон о том, что когда-нибудь она станет его женой. Удивительно, но и его былая любовь к Камар возродилась как бессмертное воспоминание, наполнив его сладостью. Он понял, что она никогда и не покидала его. Ничто не перестанет существовать. Даже его любовь к матери. Он останется в долгу перед головой матери и лицом Камар, познав жизненную трагедию, повторяющуюся тихую мелодию скорби под покровом ярких огней и блестящих побед. Он не знал, каков возраст Зейнат. Может быть она была его ровесницей, или старше его — то останется в тайне. Он привязался к ней. Была ли то его новая любовь? Он привязался также к калебасе и кальяну — обязанный им за внутренний соблазн, вызывающий в нём восторг и волнение. Он не стеснялся предаваться этому течению.

Однажды он увидел, как его отец, «мастер» Абдуррабих, заинтересованно отвёл его в сторонку, и спросил:

— Почему ты всё никак не женишься?… Неужели дозволенное не предпочтительнее запретного?

Когда тот не ответил, Абдуррабих продолжил:

— Пусть Зейнат станет твоей женой — как было с Ашуром…

Сын отрицательно повертел головой, и отец сказал:

— Но в любом случае, я лично твёрдо намерен теперь жениться!

Джалаль изумился:

— Отец, но вам же седьмой десяток лет!

Отец лишь засмеялся в ответ:

— Здоровье у меня хорошее, несмотря ни на что, и я возлагаю надежды, — конечно, после Аллаха, — на травника Абдулхалика.

— И кто же невеста?

— Дочь Зувайлы Аль-Фасхани, законнорожденная, лет двадцати.

Он с улыбкой спросил его:

— А не лучше ли вам выбрать себе даму, которая будет ближе вам по возрасту?

— Нет. Молодость может вернуть только другая молодость.

Джалаль пробормотал:

— Да осчастливит вас Аллах, отец мой!

И Абдуррабих принялся петь дифирамбы травнику и его волшебству возвращать человеку его молодость.

Фарида Аль-Фасхани вышла замуж за мастера Абдуррабиха. Они поселились в одном из флигелей роскошного дома-цитадели Джалаля. Сам же Джалаль уже давно думал о волшебстве мастера-травника Абдулхалика. Как-то ближе к ночи он пригласил его в свой дом, где они покурили гашиша, и угостились фруктами и сладостями. Джалаль серьёзным тоном сказал ему: