Джейн Харрис - Гиллеспи и я
Наконец секретарь закончил. Лорд Кинберви сообщил присяжным, что признание вины в заявлении не является достаточным основанием для обвинительного приговора; также заявление мистера Шлуттерхозе не может считаться свидетельством против кого-либо, кроме его самого. Бесспорно, полезный, но запоздалый совет; наверняка присяжные уже нарисовали в уме множество картин с моим участием. От тоски мне хотелось свернуться клубочком и спрятаться в самом дальнем углу.
Тем временем безжалостная судебная махина двигалась вперед, не давая мне ни малейшей передышки. Следующим Макдональд вызвал младшего инспектора Стерлинга. В ожидании я посмотрела направо и обнаружила, что похитители украдкой пялятся на меня. Белль отвернулась, изображая безразличие, а Шлуттерхозе потряс в мою сторону кулаком: нарочитый жест на публику, призванный продемонстрировать вражду между нами.
Я считала детектива Стерлинга умным человеком, способным к самостоятельному мышлению, но, вероятно, его вынудили придерживаться линии обвинения. Обидно, что в своих показаниях он выделил один ничтожный факт. Что касается происшествия в кэбе на пути в полицию, поверьте, я была чрезвычайно встревожена и огорошена арестом. Я действительно издала смешок после долгого молчания, потому что волновалась и не верила своим глазам. Это был горький смех — не злой, и, уж конечно, не зловещий, как заявил Стерлинг после подсказки Эйчисона. Увы, Макдональд снова решил не протестовать.
Когда Стерлинг покинул кафедру, времени оставалось немного, и Кинберви предложил прокурору вызвать последнего на сегодня свидетеля. Судя по тому, как Эйчисон шевелил пальцами, он приготовил эффектный финал и после короткой паузы вызвал Хелен Странг. Мисс Странг, официантка из кафе «Локхарт», оказалась пухлощекой женщиной с густыми темными бровями, кривыми зубами и нездоровой кожей лица. После небольшого вступления прокурор спросил, была ли она на работе двадцатого апреля прошлого года. Странг ответила утвердительно.
— Что вы помните об этом дне? — спросил Эйчисон. — Вы запомнили каких-нибудь посетителей?
— Да, в закутке у камина сидели трое — иностранец и две дамы. Они пришли около трех.
— Эти люди пришли вместе?
— Мужчина пришел с одной из женщин — похоже, с женой. А вторая дама явилась минут через пять.
— Почему вы их запомнили?
— Они были совсем разные. Пара выглядела, так сказать, попроще. А женщина, которая пришла одна, была настоящая леди и к тому же англичанка.
— Откуда вы узнали, что она англичанка?
— Она заговорила со мной — заказала кофе. Кофе с молоком. А те двое заказали чай. Ну вообще-то, пока не появилась леди, мужчина спрашивал, подаем ли мы эль, но жена велела ему не валять дурака.
— Но эти люди были знакомы между собой?
— Думаю, да. Они наклонились друг к другу и битый час болтали.
— Наклонились друг к другу? Они разговаривали тихо или громко?
— Тихо, сэр.
— Вы слышали, о чем они говорили?
— Нет, сэр, только когда они что-то заказывали.
— Что-нибудь еще можете вспомнить?
— Да, сэр. Через час я подошла спросить, не желают ли они чего-нибудь еще. Когда подходишь к столику, видно закуток у камина. Посетителей не видно, и они вас не видят, зато видно стол. И я заметила, как англичанка что-то передавала мужчине через стол.
— Что это было?
— Что-то вроде пакета.
— Вроде пакета? Он был толстый или тонкий?
— Тонкий, сэр.
— И что мужчина сделал с тонким пакетом?
— Положил в карман. Когда я подошла, пакета уже не было.
— Итак, мисс Странг, — сказал Эйчисон. — Ответьте мне, эти посетители присутствуют сейчас в суде?
Официантка стала рассматривать лица людей, медленно, как будто целую вечность, и, наконец, перевела взгляд на Шлуттерхозе. Пригнувшись, она уставилась на него, затем медленно указала пальцем поочередно на Ганса, Белль, а затем — на меня.
— Эти трое очень похожи на тех, кого я видела в тот день.
Интересно, неужели сложно узнать в нас обвиняемых, если мы все трое сидим на скамье подсудимых? Я обернулась к присяжным в надежде, что они разделяют мое недоверие, но, судя по их лицам, господа присяжные были вполне удовлетворены опознанием. Происходящее казалось безумным фарсом. Подумать только, моя судьба зависела от этой чокнутой! Конечно, я отзываюсь о ней невежливо, но лишь ради того, чтобы передать свои чувства в ту минуту. На кону стояли человеческие жизни; пусть мне и было наплевать на Белль и ее мужа, все равно, как можно не понять, что официантка просто жаждет внимания и ее следует немедленно прогнать с кафедры?
Прингль не устоял перед соблазном допросить мисс Странг, но ничего не добавил к тому, что уже выяснил Эйчисон, и, к счастью, вскоре удалился. Интересно, как Макдональд намеревался опровергнуть столь явную клевету?
— Мисс Странг, вы говорите, что видели этих людей в субботу, двадцатого апреля прошлого года. Почему вы так точно запомнили день?
Официантка пожала плечами.
— Не знаю, просто запомнила.
— Вам называли эту дату во время предварительного допроса?
— Вроде бы нет.
Эйчисон вскочил, но тут же сел, повинуясь жесту судьи.
— Да, да, — сказал Кинберви.
Он предостерегающе посмотрел на моего адвоката и велел ему продолжать. Следующий вопрос Макдональда обескуражил меня.
— Однажды вы обслуживали некую знаменитость, не так ли, мисс Странг? Ваши товарки в кафе до сих пор это обсуждают. Кажется, это было в конце прошлого года.
Странг кивнула.
— Да, сэр, мисс Лофтус из Королевского театра. Я обслуживала ее, сэр. Мы все были в таком восторге.
— Ну разумеется. Вы ведь поклонница мисс Мари Лофтус? Наверное, видели ее на сцене, в «Робинзоне Крузо», например?
— Да, сэр, и не раз. Она одна из моих любимых актрис.
— Она часто бывает в вашем кафе?
— Нет, сэр, заходила только однажды.
— Вы помните, какого числа?
— В декабре, сэр, думаю, в начале декабря. У нас было столько народу.
— А вы помните дату или день недели?
Помолчав, официантка ответила:
— Нет, сэр. Кажется, была суббота.
— А что заказывала мисс Лофтус?
— Э-э… кажется, полдник, сэр.
— Что-нибудь еще?
— Вроде бы нет.
Макдональд заглянул в свои записи.
— Я говорил с мисс Лофтус, и она любезно предоставила мне чек из кафе «Локхарт». Не могли бы вы взглянуть на него?
Свидетельнице передали листик бумаги.
— Вы выдали ей этот чек? — спросил Макдональд. — Это ваша подпись?
— Да, сэр.
— И что она заказывала, согласно чеку?
— Газировку. Выходит, не полдник. Да, теперь припоминаю, что мисс Лофтус предпочитает полдничать дома.
— А какая дата указана на чеке?
— Понедельник, восемнадцатое ноября, сэр.
— Восемнадцатое ноября — не декабрь, и не суббота. Итак, мисс Странг, вы запомнили до мелочей каких-то неизвестных посетителей, которых обслуживали почти год назад, запомнили дату и время, а также их заказы. И при этом вы едва помните клиентку, которую обслуживали менее четырех месяцев назад, знаменитость, более того — своего кумира. И даже не помните, что она заказала. Вы можете объяснить эту странность?
— Я уже говорила, сэр, у нас тогда было много народу.
— У меня нет больше вопросов, ваша честь, — сообщил Макдональд, возвращаясь на место.
Разумеется, Эйчисон устроил повторный допрос свидетельницы. Под его руководством мисс Странг показала, что пришла в неописуемый восторг при виде мисс Лофтус и на радостях даже не заметила, что заказывала актриса. Однако аргумент выглядел неубедительно. В целом, хотя нам не удалось дискредитировать Странг полностью, присутствующие несомненно заподозрили, что ее ответы Эйчисону были заготовлены заранее.
Однако она указала на меня, помимо Шлуттерхозе и Белль. У присяжных впереди целая ночь, и мне страшно было думать, как они воспримут историю Странг. Вечером, сидя в камере, я невольно переживала наше преждевременное поражение. Когда на обратном пути меня навестил Каски, я попыталась не выдать отчаяния.
— Ну что ж, — сказала я. — Три четверти дня в нашу пользу.
— Да, — ответил Каски. — Но Эйчисон из кожи вон лезет, чтобы доказать ваше соучастие.
— А эта официантка? А это ужасное заявление Ганса?
— Забудьте о заявлении, мисс Бакстер. Как сказал судья, оно не является свидетельством против вас. Наш немецкий друг может сочинить что угодно о ком угодно, надеясь спасти свою жалкую шею, но это не повод верить его бредням.
Каски намеревался меня утешить, но его слова только заставили меня задуматься о собственной шее. Во всей моей внешности я больше всего была довольна шеей — стройной и грациозной. Единственной приличной части моего тела грозило уничтожение — что за горькая ирония судьбы? Интересно, что именно происходит с человеком при повешении? Шея ломается от падения или горло сдавливается до полного удушения? Я представила, как у меня на шее затягивается петля, веревка врезается в кожу. А может, меня осудят пожизненно? Не думаю, что я долго протяну на Дьюк-стрит.
