Александр Антонов - Монарх от Бога
Дружили цари Стефан и Константин с подобными себе. Между их друзьями первым другом считался Феоктист, сын Константина Дуки. Ходили слухи, что и другие друзья царей были из тех, кто способствовал Константину Дуке в попытке захватить трон империи.
Стефан и Константин пускали ложь по любому поводу. Особенно они отличились в этом, когда побывали в Болгарии на венчании царя Петра с их племянницей Марией. Как они там гуляли на свадьбе, молва не донесла до Магнавра, но то, что они однажды заявили друзьям, стало достоянием служителей в секрете. А заявили они о том, что мир между Болгарией и Византией заключён на вечные времена благодаря им, Стефану и Константину. После этого к братьям-царям потянулись вельможи, которые хотя бы в самом малом были недовольны императорами Багрянородным и Лакапином. А таких было много. Все крупные землевладельцы были против «Новелл» 922 года, изданных императорами. Помещикам нужны были монархи, которые поддерживали бы их, давая без помех скупать у крестьян земли. Оказались сторонники у Стефана и Константина и среди военной знати. Она ведь тоже обогащалась за счёт крестьян, особенно в восточных провинциях. Правда, крупная военная и земледельческая знать на юго-востоке империи вообще пренебрегала императорской властью. Она знала, что карающая рука басилевсов вряд ли достанет её на берегах Тигра и Евфрата. И только когда императоры добивались исполнения своей воли с помощью командующего азиатской армией Иоанна Куркуя, мало было охотников враждовать с императорами и их прославленным полководцем.
И всё-таки мирная жизнь во время ожидания наследника престола протекала в Магнавре да и в державе под высоким напряжением подводного течения. Потому-то Божественный и берег свою супругу от внешних воздействий. Так продолжалось до самых родов. Вместе с Лакапином Багрянородному удавалось хранить мир и покой в Магнавре и в европейской Византии, а с помощью Иоанна Куркуя и Варды Фоки и на огромных просторах азиатской части империи.
Багрянородный и Лакапин в этот год перед появлением престолонаследника правили державой как никогда в полном согласии и понимании друг друга. Какой бы вопрос ни был, они исполняли его мирно и каждый думал лишь о благе империи. Так было, когда пришло время избирать на престол византийской церкви патриарха. После кончины Николая Мистика его замещали один за другим два митрополита и епископ, но все трое были отвергнуты церковными иерархами по причине неумения управлять делами церкви. При них участились приезды представителей римской церкви. Папские легаты вели себя в Константинополе как у себя в Риме. Пять лет влияния легатов на настоятелей монастырей принесли огромный вред империи. Легаты развращали монашество. Позже Константин Багрянородный написал в своих сочинениях много справедливых обвинений монашества: «Монастыри охотно принимали под своё покровительство разорённых и притесняемых мелких людей, но при этом брали у них земли в собственность. Монахи всячески заманивали свою жертву в сети. Сначала предлагали угощения - вкусные кушанья, напитки, затем пускали в ход духовную приманку. Очарованного слушателя привлекают к пострижению, уловляют в свои сети достояние человека, его имение, деньги, а как скоро цель достигнута, не обращают на него внимания, отпускают на все четыре стороны без имения и денег».
Византийские монахи этой поры по наущению легатов не замыкались в стенах монастыря. Ни одно публичное событие не обходилось без их присутствия. Их нередко можно было видеть в судах защищавшими чужие дела, они занимались и политикой.
Всё это заставило императоров вмешаться в дела церкви, не позволить ей заниматься светскими делами. Потому Багрянородный и Роман Лакапин сочли нужным поставить патриархом человека, разделяющего с ними как интересы церкви, так и деяния светской власти. И как-то само собой получилось, что Багрянородный вспомнил о своём шурине, втором после Христофора сыне Романа Лакапина, Павле.
- Что это мы, тесть-батюшка, плутаем в трёх каштанах, - пошутил Багрянородный. - Совсем забыли о твоём достойном сыне Павле, который уже пребывает в сане епископа. Ныне он рьяно служит в Святой Софии, почему бы не просить клир поднять его на трон византийской церкви? Он молод, умён, деятелен.
- Спасибо, Божественный, прежде всего за то, что не упрекаешь меня за двух младших сыновей, а Павел… Что ж, Павел и Христофор - достойные сыновья империи. Скажу одно, Божественный, не сомневаясь: за служение Павла церкви нам с тобой сраму не будет. Но просить клир о его вознесении на престол церкви я не буду. Лучше уж ты порадей, если считаешь его достойным…
- Ты всё сказал верно. Моя, и только моя забота о Павле должна проявиться. И я хочу, чтобы его подняли на трон до рождения моего наследника, чтобы он крестил нашего первенца.
И прошло совсем немного времени, когда константинопольские иерархи, а также епископы Адрианополя, Фессалоники, Филиппополя и других городов Византии избрали патриархом сына Романа Лакапина, Павла. Ему было двадцать девять лет. Выше среднего роста, с благородным лицом, покладистым характером, не страдающий честолюбием, он прослужил бы всю жизнь епископом, и лишь по просьбе Багрянородного принял самый высокий сан церкви. Константин Багрянородный счёл своим долгом дать напутствие избранному патриарху, которого клир нарёк Полиевктом:
- Ты, святейший, помни об одном. Империя породила византийскую церковь. Мы с тобой, помазанники Божии, должны служить ревностно как империи, так и церкви.
- Я постараюсь верно служить вере и отечеству, Божественный, - с поклоном ответил Полиевкт.
Императрица Елена уже готовилась стать матерью, и в начале сентября во дворце Магнавр появилась Зоя-августа. До неё дошли слухи, что её невестка беременна, и она на правах бабушки не сумела отказать себе в удовольствии повидать внука. В городе она прежде всего заехала в купленный ею домик, к повитухе Вевее, которая уже сильно постарела, но всё ещё была деятельна и искусна.
- Поехали, матушка Вевея, со мной во дворец. Там роды через день-другой принимать надо.
- Я, Божественная, ещё не ослабела руками и приму твоего внука как должно.
- Ты уверена, что будет внук?
- Э-э, матушка, слухом земля полнится. Мелентина как-то в городе встретилась, она и прозрела, что у твоей невестки сынок родится. Хотя она и не от Бога пророчица, но верить ей можно.
- От Бога она, в том крест целовала.
- Может, и так. Люди на глазах меняются. Однако хочу сказать, что во дворец, если зовёшь, пойду не одна, а с доченькой Калисой. Ей ремесло передаю, а самой-то уж и на покой пора. Прошу, помоги ей, матушка, осмотреться во дворце-то.
- И доченька твоя, Калиса, будет для нас как родная.
Три женщины появились в покоях Елены ко времени. Она попросила Багрянородного отправить отдыхать всех приближенных, кто был при ней, и отдала себя во власть Зои-августы, Вевеи и её дочери Калисы, красивой с нежным взглядом голубых глаз северянки. Отцом её был гвардеец Влас-новгородец. Вивея познакомилась с ним, когда они оба служили во дворце Магнавр. Влас погиб в войне с болгарами: пал в сражении на реке Ахелое. Вевея молилась на дочь, которая была копией отца-новгородца.
Осмотрев роженицу, Вевея подняла глаза к потолку, пошевелила губами и ласково сказала Елене:
- Ты, матушка, залежалась в опочиваленке. Давай-ка мы с тобой встанем на ноженьки и прогуляемся.
Елена испугалась. Она и впрямь несколько дней не поднималась с ложа, и теперь ей казалось, что у неё не хватит сил встать. Но Зоя-августа вспомнила свои роды и заметила Елене:
- Ты, голубушка, слушайся Вевею во всём, и всё будет во благо.
Елена покорно отдала себя во власть повитухи. Её одели, обули, помогли подняться с ложа. Зоя-августа с Калисой взяли её под руки и вывели из дворца. Елена шла вначале робко, но Вевея часто поворачивалась к ней и, ласково улыбаясь, звала за собой. Когда вышли на аллею, Елена почувствовала, что сил у неё прибавилось, она пошла твёрже. Так они пришли в самую глубь парка, где из-под одинокой древней скалы выбивался родник. Вевея подвела Елену к роднику и умыла её ледяной водицей. Зоя-августа вспомнила своё: Вевея тоже здесь умывала её. Сейчас Вевея что-то шептала, а затем пригоршнями принялась разбрасывать воду вокруг Елены. Мокрое от родниковой воды лицо Елены начало гореть. А потом в неё вошёл некий дух, она улыбнулась и засмеялась.
- Господи, как славно-то? Вевея, умой меня ещё.
Вевея исполнила просьбу Елены и, не вытирая ей лицо, взяла её под руку и сама повела, но не по аллее, а кривыми дорожками среди деревьев. И шли они до дворца в несколько раз дольше, чем от дворца к роднику. В теле Елены появилась лёгкость, ноги не чувствовали усталости. Когда наконец они пришли к дворцу, Елена с улыбкой сказала:
- Я бы ещё погуляла.
