Александр Горбовский - Закрытые страницы истории
– Так приказывай! – закричали обращенные.
И Хасан стал повелевать…
Некоторые исследователи само название ордена ассасинов связывают с арабским словом, означающим «гашиш»: когда очередного прозелита нужно было усыпить, чтобы потом незаметно перенести в «рай», помощники Хасана чаще всего использовали гашиш.
Приказы повелителя были всегда кратки – отправиться туда-то и убить того-то. Чем труднее и опаснее было задание, тем с большей радостью брались за него ассасины. Ибо что такое опасность, как не обещание желанной смерти? Совершив убийство, они даже не делали попыток убежать или как-то спастись. Когда кто-нибудь из них, совершив возложенное на него, возвращался благополучно, остальные смотрели на него, как на величайшего неудачника или, что еще хуже, как на человека неугодного и поэтому отвергнутого аллахом. Даже потерпеть провал, но оказаться убитым стражей почиталось большей удачей, чем убить, но остаться в живых самому.
У Хасана была хорошая память, но не на добро. Когда визирь Низам аль-Мульк выходил из мечети, десяток убийц выхватили кинжалы и бросились на него, смяв стражу. Узнав об этом страшном событии, султан надел одежды печали и приказал объявить траур. Это был траур не только по убитому визирю. Султан знал, что, хотя сам он когда-то и пощадил Хасана, тот не пощадит его. Люди Хасана заколют его, как только улучат минуту. Но он ошибся: бывший его министр и любимец не пролил крови своего господина. Султан был отравлен.
Новый султан решил задушить змею в ее же логове и, собрав большое войско, пошел на север, чтобы разорить проклятый замок и сровнять с землей гору Аламут. Но однажды, уже во время похода, проснувшись, он увидел у своего изголовья воткнутый в землю кинжал ассасинов. Ни многотысячная конница, ни боевые слоны, ни стража не могли защитить его. Султан понял это. В тот же день боевые трубы протрубили отбой, войско повернуло обратно.
Ни принцы, ни шейхи, ни короли не знали, кто из них окажется очередной жертвой «Старика с гор». В том, как выбирал он свою очередную жертву, не всегда можно было усмотреть какую-то логику или смысл. Но тем страшнее были эти неизвестность и неопределенность. Французский король знал, что его не спасут ни армия, ни его подданные, ни дворцовая стража. Он приказывает создать отряд личных телохранителей, и повсюду, где бы он ни был, они не отходят от него.
Когда Хасан решил, что пришло время убить одного из влиятельных французских принцев, рано весной двое ассасинов, посланных им, отправились в путь. Только осенью добрались они до провинции, которой владел принц. Купцы с Востока не были редкостью в тех местах, и на прибывших мало кто обратил внимание. Зато они обращали внимание на все. И прежде всего на то, что было связано с принцем, – где бывает он, когда к нему легче всего приблизиться, кто его охраняет. Оказалось, что подойти к принцу вплотную можно было только в соборе, куда он приезжал молиться. Тогда сначала один, а потом другой купец «раскаиваются» в заблуждениях своей магометанской веры и принимают христианство. Как все новообращенные, они необычайно ревностны. Они жертвуют собору богатые вклады, соблюдают все посты, не пропускают ни одной службы.
И все это ради одного. Ради того дня, той минуты, того мгновения, когда их жертва окажется в соборе рядом с ними, когда рука с кинжалом сможет дотянуться до нее. Этот день настал, и принц упал, обливаясь кровью, на каменные церковные плиты. Одного из покушавшихся стража убила на месте. Второго оттеснила толпа, и он затерялся в ней. Но когда он услышал, что принц еще жив, он растолкал столпившихся и на глазах у всех нанес ему последний, смертельный удар. День спустя сам он умер от изощренных пыток. Умер радостно, не сожалея ни о чем.
Имея таких людей, «Старик с гор» простирал свою страшную власть на все края известного тогда мира. Можно понять тех правителей, которые, думая обезопасить себя или расправиться со своими врагами, первыми пытались найти пути к замку на высокой горе Аламут.
Тридцать четыре года царил «Старик с гор» над подвластным ему миром. За тридцать четыре года он ни разу не покинул замка. В этом не была нужды: его глаза, уши и длинные руки были повсюду. Из года в год число его сторонников не убывало. Все новые и новые молодые люди появлялись у ворот замка, произносили условную фразу, и массивные створки тяжело приоткрывались, пропуская их внутрь. Когда какое-то время спустя эти же ворота выпускали их в мир, это были уже другие люди – это были фанатики, готовые на все.
Время от времени в замке происходили казни. Хасан объявлял, что был недоволен кем-то и поэтому велел отрубить ему голову. Обычно это был кто-то из его приближенных, известный всем. Когда все уже знали, что казнь совершена, Хасан приглашал к себе некоторых молодых людей, пришедших принять посвящение. На полу зала, на ковре, они видели блюдо с запекшейся кровью, а на нем мертвую голову.
– Этот человек обманул меня, – говорил Хасан. – Он думал скрыть от меня свою ложь. Но волей аллаха мне открыто все. Теперь он мертв. Но и мертвый, он остался в моей власти. Стоит мне захотеть, и я оживлю эту голову.
Сотворив молитву, Хасан чертил в воздухе магические знаки, и к ужасу тех, кто видел это, мертвая голова открывала заплывшие кровью глаза.
– Именем аллаха милосердного отвечай! Ты ли Фарид, из числа первых, кто пошел за мною?
И голова отвечала:
– Да, я Фарид. Я был в числе первых, кому ты дал приобщиться к радостям рая. Я недостоин твоих милостей. Да благословит тебя аллах всемогущий.
Все узнавали голос говорившего, и сомнений быть не могло. Это был он. Мертвая голова говорила.
– Спрашивайте, – предлагал Хасан, – спрашивайте, и силою моего заклятия мертвый ответит вам.
Запинаясь, юноши задавали вопросы, и голова, стоявшая на окровавленном блюде, отвечала им.
Когда наконец они выходили, Хасан велел звать других. И среди приверженцев множились слава Хасана и страх перед великой властью, которой был наделен он. «Даже мертвые повинуются его воле», – говорили о нем.
Оставшись с «мертвой» головой наедине, Хасан раздвигал блюдо, которое было составлено из двух половинок. Человек, сидевший в яме, так что только его голова возвышалась над полом, спрашивал:
– Так ли я говорил, мой повелитель?
– Так, – одобрял Хасан, – так говорил. Я доволен тобой.
А через час-другой те, кто только что говорили с «убитым», снова могли видеть его голову. На этот раз действительно отрубленная и насаженная на пику, она водружалась у ворот в назидание всем приходящим.
Десятки человек, толпившихся у ворот, твердили, что только сейчас видели, как эта самая мертвая голова говорила и отвечала на вопросы, которые задавали ей. Кто после этого усомнится в сверхъестественном могуществе предводителя ассасинов?
Но время было неумолимо не только к врагам Хасана. Не только к тем, кого обрекал он на смерть. Время было неумолимо и к нему самому, и Хасан понимал это. У него было два сына, два верных его последователя, и проще всего было бы, конечно, передать власть и «дело» им или одному из них. Но на примере многих царств, раздираемых борьбой за власть, Хасан хорошо знал, что такое династическое наследование. После его смерти или смерти его сыновей борьба между наследниками разорвала бы организацию на враждующие секты. Его дети несли в себе семя гибели другого, и главного, его детища – ордена ассасинов. И поэтому он убил обоих своих сыновей.
Когда Хасан почувствовал приближение смерти, он передал власть над орденом тем, которые, как он считал, смогут продолжить его дело. Совершив это, в тот же день он умер.
Преемники Хасана продолжили путь, проложенный им однажды. Могущество политической секты, достигнутое при ее создателе, по-прежнему находилось в зените и не становилось меньше. Императоры и короли присылали к стенам замка на горе Аламут своих полномочных послов и были рады, если глава ассасинов проявлял к ним благосклонность. Поэтому когда в конце концов крестоносцам удалось заручиться тайным союзом с ассасинами, они сочли это большой удачей.
Есть инерционные системы – однажды пущенные в ход, они продолжают движение под воздействием усилия, приложенного к ним когда-то. Тайная секта ассасинов чем-то напоминала такую систему. Будучи однажды создана, она продолжала катиться по рельсам истории без особых, казалось бы, усилий тех, кто последовательно, один за другим возглавлял ее после Хасана. А порой даже и вопреки им.
Когда Хасан-второй, прозванный Ненавистным, стал во главе ордена, казалось, его правление должно было бы положить конец организации.
Ибо во главе ее теперь стоял уже откровенный безумец. Он не довольствовался ролью мессии. Ему мало было утверждений, будто бог вещает его устами.
В назначенный день и час у подножия горы Аламут собрались все ассасины и исмаилиты, приверженцы той же ветви ислама, к которой принадлежали ассасины. Возникнув перед ними на крепостной стене, Хасан-второй объявил им, что он есть бог. Отныне верящие в него освобождались от всех ритуалов, всех предписаний и всех запретов. Каждый из них волен был поступать, как хотел, и не было ничего, что ограничивало бы их, кроме воли бога в его лице, в лице Хасана, стоящего перед ними сейчас на крепостной стене.
