Евгений Анташкевич - Харбин. Книга 1. Путь
– Чан Кайши… – ответил Родзаевский.
– Не тут-то было, уважаемый Константин Владимирович! Чан Кайши только в самом начале – ещё когда его шеф Сунь Ятсен установил контакты с Советами – был условно красным…
– Но ведь дивизия Нечаева воевала против него, разве не так?
– Так! И не так! Мы и сейчас в этом толком не разобрались, но суть в том, что они воевали между собою за власть! Просто за власть! Нас, то есть вашего тёзку, благословенного Константина Петровича Нечаева, попросил сформировать русскую боевую группу шаньдунский генерал, то есть наш с вами генерал, то есть маршал Чжан Цзолин… Так вот! Было время, когда Советы и китайские коммунисты поддерживали Чан Кайши… А в общем, всё это была каша из их китайской чумизы! – Михаил Капитонович снова чиркнул спичкой. – Поверьте, не хочется вспоминать!
– Почему?
– Потому, молодой человек, что это было страшно!
– Страшнее, чем…
– Страшнее, чем всё!
Сашик услышал, как Михаил Капитонович выдохнул дым, и даже почувствовал его запах. Он слушал разговор этих двоих взрослых людей, ему не было за это стыдно, он к ним не подкрадывался и не прятался от них, обидно было то, что Гога спит и ничего не слышит.
– А расскажите! – попросил Родзаевский.
Михаил Капитонович долго молчал, потом Сашик услышал, как тот зашаркал об землю окурок.
– Рассказать? До сих пор кровь в жилах стынет!
– Я вам не верю! – В голосе Родзаевского послышались твёрдые нотки.
– Не верите? Жалко, что вас там не было, сейчас бы мы поменялись местами!
– А когда это было и где?
– А вот хотя бы, – Михаил Капитонович на секунду задумался, – в понедельник, в 1927 году, 21 марта!
– И что было в этот понедельник?
– Что было? Плохо было! Нечаева с нами уже не было, его ранило в обе ноги, и одну уже ампутировали.
– Я слышал, что Нечаев…
– …храбрый офицер, ничего не скажешь!
– …ходил в атаку с одним стеком!
– Да, как любая пьянь! А мы, русские, – пьянь, беспробудная и непролазная, это то мнение, которое мы верно заслужили у китайцев, хотя, наверное, я к Нечаеву несправедлив! Но если бы он так не пил, ему, скорее всего, не ампутировали бы ногу. Кстати, не желаете ли?
Сашик услышал характерный звук откручиваемой крышки и хлопок вытаскиваемой из горлышка пробки.
– Что здесь?
– Китайский бренди, «байланьди».
– Какая прелестная фляжка и какой хорошей кожей обшита!
– Английская работа, подарок одной английской журналистки.
– Вы были знакомы…
– Было время, когда я был знаком со многими…
– Благодарю, но, пожалуй, откажусь, не обижайтесь, приказ может поступить в любую минуту.
– Бросьте, какой приказ, китайцы ночью не воюют, поверьте моему опыту, если что-то и произойдёт, завтра или ещё когда, то это будет в середине дня.
– Откуда вы знаете?
– Я же говорю – опыт! Китайцы не воюют на голодный желудок.
– А разве он у них не всегда голодный?
– У лаобайсинов…
– У крестьян?
– Да! А вы неплохо разобрались с китайским языком; так вот у крестьян он всегда голодный, а своих полицейских они всё-таки кормят, немного, но после обеда китайский полицейский относительно сыт!
– И вы неплохо знаете китайцев…
– Да уж, пришлось. Ладно, я тоже, пожалуй, не буду. Вы, господин Родзаевский, подаёте плохой пример – не пить, это вас в Советах научили?
– Вы хотите меня обидеть?
– Помилуйте, будем считать, что я неудачно пошутил, а по этому поводу я с горя всё же глотну.
– Глотните, я думаю, что у вас такая закалка, что глоток вам не помешает, да и прохладно становится, чувствуете, как от земли тянет?
– Да, рядом сад!
Сашик почувствовал, что из-под ящиков поднимается холодный, сырой воздух, и пододвинулся поближе к тёплому Гоге.
– Вы, Константин Владимирович, каких придерживаетесь политических взглядов? Почему вы здесь?
– Я? – Родзаевский несколько секунд молчал. – Разве вас не предупредили?
– Предупредили, но в суете и скороговоркой!
– Я преклоняюсь перед итальянским дуче Муссолини, слышали о таком?
– Слышал и даже видел в кинематографе – лысый, надутый и чванливый, с оттопыренной нижней губой, в портупеях и в пилотке с кисточкой. И что в нём хорошего?
– Фашизм! Он построил в Италии настоящее фашистское государство, где есть и вождь, и народ, и никаких коммунистов и евреев.
– Хм… с коммунистами понятно, они выгнали нас с родины, а чем вам помешали евреи?
– Шутите? Разве не они – главные коммунисты? Они же сосут кровь из трудового населения, посмотрите хотя бы на харбинских магнатов – одни евреи: Каспэ и Лапото чего стоят!
– Каспэ знаю, он начинал с часовой мастерской, а Лапото вовсе не еврей, а трокайский караим…
– А чем трокайские караимы отличаются от евреев?
– Во-первых, они не сыны колен Израилевых, а потомки каспийских хазар, это должно быть известно из учебника истории, а во-вторых…
– Что во-первых, – перебил его Родзаевский, – что во-вторых… самое главное, что они исповедуют иудейскую веру, а тут не важно, чьи они потомки: они ничего не производят, кроме денег от нечестной торговли…
– Не согласен с вами, – Лапото производит табак, который курит вся Маньчжурия, кстати, вот его папиросы, угощайтесь!
– Воздержусь, тем более от папирос иудейского производства.
– А вы строгий! Не излишне?
Родзаевский замялся с ответом и, видимо, решил, что надо переменить тему:
– Так вы не досказали о том, что было 21 марта в Шанхае! В понедельник!
– Вижу, что для вас это – как бы это сказать помягче? Ну да ладно, я, чтобы закончить тему, придерживаюсь истины, что нет плохих национальностей – есть плохие люди. – Михаил Капитонович секунду помолчал. – А про Шанхай, извольте, хотя вспоминать не хочется, но до утра ещё далеко, можно и вспомнить. Так вот! В понедельник, 21 марта, когда Нечаева с нами, как я вам уже говорил, не было, его ранили… Кстати, если вам это так интересно, вы можете обратиться к парижской газете «Возрождение», я имею в виду интервью одного нашего офицера Орехова, которое было напечатано в первоапрельском номере…
– Помню, даже могу кое-что процитировать на память…
– Любопытно!
– Пожалуйста! – Родзаевский потёр ладони. – Всё-таки прохладно!
– А я и предлагал вам выпить…
– Нет, нет! Вы хотели интервью. – Родзаевский снова потёр ладони: «Ясно, что Шанхай кантонцы займут. Здешние шаньдунские войска северной коалиции, действовавшей против Гоминьдана, ненадёжны, командование их – неискреннее, и все говорят о предательстве. Но, если Шанхай падёт, это будет ужасно… Китайцы озлоблены против белых, будет резня. Ими руководят большевики. Недавно в сражении под Чушинляном нами был захвачен в плен батальон южан. Русский отряд всегда избегает всяких расправ, понимая, что то дело, которое он творит, далеко не китайское, а подвиг международного значения. В этом батальоне оказались три красных командира, бывших офицеров-курсантов Красной армии, один, Гирлис, наполовину венгр, наполовину чех, коммунист, «политический комиссар». Первые двое с раскаянием перешли к нам, третьего пришлось расстрелять, так как было доказано, что он – автор расправ и грабежей по пути следования батальона. Китайских солдат мы распустили по домам. Через день они были уже в шаньдунских войсках. Людям так импонирует вольная и сытая жизнь солдата, что они, забывая о риске для жизни, идут с кем и за что угодно… – Родзаевский излагал почти без интонаций. – …Конфискован склад коммунистической литературы, присланный из Совдепии. Китайские власти, нарушив экстерриториальность, арестовали в советском генконсульстве опаснейших шпионов и агитаторов-коммунистов. Русскими отрядами затыкают все дырки на фронте. Мы играем роль ударных батальонов 1917 года, дерёмся как львы, до потери жизни, так как знаем, какая ужасная смерть там: китайцы обезглавливают русских, и головы их носят на пиках, как трофеи. С другой стороны, лучше умереть в бою, чем быть замученными в подвале палачей. Объясните это вашим Милюковым, и пусть они хоть немного поймут психологию людей, которые хотят жить или если даже и умереть, то с пользой для общего дела». – Родзаевский закончил и выдохнул.
– Браво! У вас блестящая память, признаюсь, вы меня приятно удивили! А где вы учились или учитесь?
– Юридический факультет…
– Ну что ж, для стряпчего, то есть для присяжного поверенного, это совсем немаловажно. Сделаете карьеру! Это сколько же надо знать статей различных, Уложение…
– Я не собираюсь делать карьеру адвоката…
– А какую же?
– Я посвятил себя политике…
– Слышал, вы и генерал Косьмин возглавляете Русскую фашистскую партию!
– А что же вы тогда спрашиваете о моих политических взглядах?
– Для верности, не обижайтесь, и для разговора.
– Так что – Шанхай?
– А вы, Константин Владимирович, – упорны!
– И вы не обижайтесь!
– Да уж как-нибудь! Так вот…
