Филипп Боносский - Долина в огне
— Да, отец мой.
— И тогда, — придвигаясь к нему, продолжал монотонно и тихо отец Брамбо, словно слова его были так прекрасны, что особой выразительности для них не требовалось, — и тогда ты, Бенедикт, и я — мы вместе отслужим первую обедню. Ты и я.
— Да, отец мой, — отвечал Бенедикт.
Он снова взглянул на бурую почву участка, где люди чертили в разных направлениях белые линии. Багровое облако проплыло над его головой. Он повернулся и зашагал прочь. Он слышал, как молодой священник закричал ему вслед и в голосе его звучало удивление, даже легкая укоризна:
— Бенедикт!
Но мальчик не обернулся. Он прошел через весь город к Медовому холму и остановился на верху лестницы, спускавшейся вниз, к вязкому дну Литвацкой Ямы, где стояла вода глубиной в несколько футов, в темной мути которой еще плавали издохшие животные. Бенедикт огляделся. Здесь он стоял когда-то с отцом Брамбо.
Далеко, по другую сторону долины, на железнодорожных путях показался состав, груженный раскаленным шлаком, и Бенедикт подождал, пока первая огненная глыба не помчалась, подскакивая, вниз по откосу. Церковь стояла без крыши, будто налетевший откуда-то яростный шквал сбил ее, а вокруг снова копошились фигурки людей. Колокольня исчезла; ему казалось, что взгляд его проникает внутрь полузатопленной церкви, в ту темную глубину, откуда возносились к небу его мольбы, его молитвы, бесчисленные молитвы его детства, они бомбардировали небеса, весь воздух был пропитан ими, и в конце концов они бесследно улетучились, а от церкви остался лишь остов, обреченный на разрушение... Само здание — это ведь одна скорлупа, как объяснял ему отец Брамбо, А куда, хотел бы он знать, отлетела ее душа?
Первый огненный шар, кувыркаясь, понесся вниз по скату и с громким шипением, извергая дым, исчез в глубине вод. За ним последовал второй: пронзая воздух огненными искрами, которые взрывались, шлепаясь в воду, он быстро катился, пока тоже не скользнул в мутные воды. Шлаковый отвал дымился, как и прежде.
— Бенни, я пришел.
Бенедикт не обернулся. Он уже заметил брата, — тот вернулся неизвестно откуда, — когда Винс стоял в церкви и плакал, прячась в толпе из боязни попасться на глаза отцу.
— Папа хочет, чтобы ты шел домой, — сказал мальчик.
Винс отвел желтые глаза от затопленной долины и сплюнул.
— Зачем? — спросил он.
Бенедикт ответил:
— Он хочет видеть тебя.
— Нет! — произнес Винс.
Бенедикт повернулся к нему. Винс, в драном коричневом свитере, который мешком висел на его исхудалом теле, в грязных, засаленных штанах, глядел на брата непокорным, затравленным взглядом.
— Пойдем домой, — сказал ему Бенедикт.
— Где вы живете?
— На Карнеги, — ответил Бенедикт. — Мы получили две комнаты.
— А где я буду спать?
Бенедикт помедлил.
— Со мной, — произнес он.
Горькие слезы обожгли желтые глаза.
— С тобой спал Джой, — сказал Винс. — Я буду всегда напоминать тебе о нем.
Он подтянул штаны и еще раз сплюнул.
— Нет, — заявил он. — Я не вернусь домой. Пойду опять бродяжить. Я всегда ненавидел это место, этот город. Никто по мне скучать не будет. — Он поглядел на полыхающий горизонт и плюнул. — А, да провались все к черту! — сказал он и зашагал прочь.
Бенедикт смотрел ему вслед. На этот раз Винс не бежал, а шел неторопливой походкой.
Бенедикт повернулся и побрел к городу, возвращаясь по тому же самому пути, который они когда-то проделали вместе с отцом Даром. Он остановился перед тюрьмой и посмотрел на нее; затем собрался с силами и открыл тяжелую, кованую дверь, прижимая к себе кулечек с апельсинами.
Он сразу узнал офицера за конторкой:
— Мое имя Бенедикт Блуманис. Вы меня помните? Офицер поглядел на него.
— Да, помню. Но штраф за тебя уплатили, разве ты не знаешь? Старый священник заплатил за тебя. Ты пришел сюда по этому поводу?
Бенедикт поднял на него глаза и тихо сказал:
— Нет, я пришел проведать одного человека. И принес ему несколько апельсинов.
— Кого же ты пришел проведать?
— Добрика.
Офицер расхохотался.
— Ты хочешь видеть Добрика? Да ведь он коммунист!
Бенедикт смотрел мимо него в коридор, по которому его когда-то волокли.
— Да, — ответил он. — Коммунист.
Примечания
1
«Господи, помилуй! Христе, помилуй! Господи, помилуй!» (греч.)
2
«Верую в единого бога, отца всемогущего, творца неба и земли и всего видимого и невидимого...» (лат.)
3
«Во имя отца и сына и святого духа. Аминь» (лат.).
4
«Господь с вами, И со духом твоим. Помолимся... Во веки веков. Аминь» (лат.).
5
«Исповедуюсь богу всемогущему, святой Марии приснодеве, святому Михаилу-архангелу...»(лат.)
6
«Во имя отца и сына и святого духа. Аминь. Войду в алтарь господа»(лат.).
7
«К богу, который веселит все дни юности моей...»(лат.)
8
К богу, который веселит все дни юности моей (лат.).
9
Да помилует вас всемогущий бог (лат.).
10
Господи, услыши молитву мою (лат.).
11
И вопль мой к тебе да приидет (лат.).
12
Господь с вами (лат.).
13
И со духом твоим (лат.).
14
Взойду к алтарю божию (лат.).
15
К богу, который веселит все дни юности моей (лат.).
16
Суди меня, боже, и вниди в тяжбу... (лат.)
17
Со мною о народе святом... (лат.)
18
Свет твой и истину твою открой... (лат.)
19
«Господи, помилуй! Христе, помилуй!» (греч.).
20
«Под этим знаком победишь» (лат.). (В традиционном переводе: «Сим победиши».) По христианской легенде, императору Константину Великому (306-337) накануне решающего сражения явился в небесах крест с приведенными выше словами.
21
Американская игра: «подковы» бросают на колышки, вбитые в землю.
22
«Господи, помилуй! Христе, помилуй!» (греч.).
