Анатолий Соловьев - Сокровища Аттилы
Но спастись ему не удалось. Жеребец совершил головокружительный прыжок через огромную рытвину, сорвался передними копытами и рухнул вниз, увлекая с собой и Бледу.
Когда подскакали тарханы и телохранители, правитель был мертв.
Это случилось неподалеку от пещеры, в которой скрывался Диор. Он видел, как суетились Васих и Куридах, заглядывая в яму, откуда телохранители вытаскивали безжизненное тело правителя. Жеребец его был еще жив и, пытаясь подняться на переломанные ноги, тоскливо ржал. Его пристрелил Силхан.
Васих и Куридах были не столь простодушны, чтобы поверить, что лошадь правителя могла взбеситься без причины. Они сами полезли в яму и принялись тщательно осматривать труп животного. Вскоре зоркий Васих вытащил из–под хвоста жеребца колючку. Сама она туда попасть не могла.
— Измена! — прокричал Васих, потрясая острым, как лезвие ножа, шипом. — Изменник среди нас!
— О, Тэнгри, ты всевидящ! Помоги нам обнаружить убийцу! — воззвал Куридах, простирая тощие руки к небу.
Диор внимательно наблюдал за тем, что происходило внизу. Теперь смерть Бледы случайной не назовешь.
За безопасность соправителя на охоте отвечали Силхан и Читтар. Но так как гибель Бледы произошла не из–за нападения, а из–за чьего–то злого умысла, пресечь который обязана личная охрана, то вина полностью ложилась на Читтара.
Грозные взоры Куридаха и Васиха обратились на него. Тарханы стали отъезжать от сотника, многозначительно перешептываясь.
Читтар сообразил, что попал в трудное положение. Лицо его посерело. Сотник взял шип из рук вождя утигур, сделал вид, что внимательно осматривает его. Теперь в дело должен был вступить Силхан, имевший верного друга в охране Бледы.
— Это он! — вдруг закричал один из телохранителей, показывая на своего сотника. — Он был возле джавшингира, почти рядом, клянусь громовержцем Куаром! Когда показались олени, я видел, как он наклонился к жеребцу джавшингира!
Читтар умер, не успев произнести ни единого слова. Стрела в три локтя длиной, выпущенная из дальнобойного лука Силхана, пронзила его с такой силой, что острый трехгранный наконечник высунулся из спины сотника почти на локоть. Никто из окруживших его людей не удивился столь незамедлительной расправе.
Вскоре скорбная процессия тронулась в обратный путь, увозя два трупа.
Но всего в этот день на охоте погибло трое. Когда толпа тарханов скрылась между холмами, Диор сделал знак Алтаю. И тот со словами: «Иди служить своему дяде на тот свет!» — погрузил меч в брюхо ничего не подозревающего Бузулая.
4
В тот день, оставшись наедине с Диором, Аттила много смеялся, вновь и вновь с жадным пристрастием расспрашивая, какое было выражение лица Бледы, когда тот мчался на взбесившемся жеребце к месту своей гибели.
— Прекрасно! — восклицал Аттила. — Прекрасно, мой друг! Ты совершил уже столько подвигов, что затмил славу древних богатырей Бурхана и Зорбы! За такие услуги любая благодарность покажется незначительной! Проси чего хочешь, я исполню любое твое желание!
— Мне ничего не нужно, — отозвался Диор, скромно стоя возле золотого трона.
В глазах правителя гуннов мелькнули страшные искорки, но Аттила тут же прикрыл тяжелые веки, и лицо его приняло скорбное выражение, потому что в шатер вошли вожди союзных племен, прибывшие на похороны Бледы.
Когда гроб соправителя опускали в могилу, в знак скорби Аттила нанес себе несколько ударов кинжалом. Но не на лице, а на теле. Свое некрасивое лицо безобразить он уже не хотел, так как готовился жениться на Юсте Грате. Он распорядился отправить на тот свет служить своему господину всех рабов, рабынь, слуг и служанок. В тот же день были сняты золотые пластины со столбов в шатре покойного и вместе с золотой кроватью превращены в слиток. Золотую бочку и ковш Аттила велел перенести в свой шатер.
После похорон Аттила сообщил Диору о своей беседе с византийским купцом Клавдием, ожидающим решения правителя гуннов, и протянул советнику портрет Юсты.
— Клавдий сообщил мне, что Юста отправила его втайне от Феодосия, — сказал Аттила. — Но в числе ее приближенных есть осведомители Феодосия и Валентиниана. Тайной поездка Клавдия долго не останется. Что скажешь?
Юста была изображена со стило, задумчиво прижатым к пухлым губам. Голову ее обхватывала золотая сетка. В руке она держала книгу. Нежное лицо в обрамлении рыжих кудрей, высокая гибкая шейка, широко распахнутые огромные зеленые глаза свидетельствовали о страстности и вдохновении поэтической натуры. От девушки исходило невыразимое обаяние цветущей молодости, женственности и совершенства. Казалось, в помещении, где находились Диор и Аттила, распространился нежный запах цветущей сирени.
Аттила, внимательно наблюдавший за выражением лица Диора, нетерпеливо спросил:
— Она красива?
— Не просто красива, прекрасна! — выдохнул Диор.
Понимание женской красоты у гуннов иное, чем у круглоглазых римлян. Удивленный Аттила взял из рук советника портрет, еще раз вгляделся, зачем–то перевернул портрет, посмотрел на него с другой стороны, заметил:
— Для гунна красива та женщина, которая рожает много детей, бережет богатства мужа, скачет на лошади, а в битвах кидается на помощь мужчинам! А эта не то чтобы рожать, но и меч в руках не держала! Ха! — Последнее восклицание означало высшую степень презрения. — Но я женюсь на ней! Заполучив римский престол без войны, я сохраню свою конницу для будущих битв!
Глава 8
МАГИСТР РУФИН
1
Караван оказался громаден. Узнав, что Аттила отправляет посла в Константинополь, а с ним тысячу охраны, в попутчики напросились местные купцы. Разъезжая по разным землям, купцы собирают множество сведений, ценность которых порой столь велика, что за них им платят иногда больше, чем они имеют прибыли от торговли.
Плодородные равнины Фракии, Фессалии в те времена славились богатыми урожаями злаковых, обилием фруктов, а города процветали благодаря ремеслам. Последний поход сюда гунны совершили десять лет назад, и все десять лет Фракия и Фессалия не знали войны. Издревле по здешним местам проходили три весьма оживленные дороги из земель прирейнских германцев и славян в Константинополь.
Караван шел по знаменитой «виа Эгнации» по правобережью Истра до его устья и далее вдоль Понта Эвксинского на юг. Этот путь пролегал вблизи Маргуса.
Когда посольство приблизилось к Истру, через полноводную реку была наведена переправа. Гуннского посла встречали магистры Маргуса из ближних городов. Огромная толпа горожан и окрестных поганус высыпала на берег. И все они, затаив дыхание, видели, как советник Аттилы в сопровождении Алтая, держащего личный знак посла — белый флажок на копье, — и грозной сотни Ульгена, который прославился в войне с сарматами, подъехал к маргусцам.
Воспитываясь в доме Марка, Диор мечтал, как будет идти впереди легионов. Разница была небольшая. Едва ли декурионы Маргуса узнали в гуннском после того смышленого юношу, который когда–то был для них простым осведомителем. Диор повзрослел, раздался в плечах, отпустил густую, как у угра, бороду, в которой уже пробивалась ранняя седина, в чертах его лица исчезла юношеская мягкость, а взгляд выражал непреклонность.
Среди декурионов, почтительно приветствовавших советника Аттилы, Диор с удивлением увидел постаревших Гая Севера и Квинта Ульпия.
Первое, что спросил Диор у Ульпия: живы ли Матерной и его дочь Элия?
Лысый Ульпий и одышливый Гай недоумевающе переглянулись, откуда этот внушительный гунн с пронзительным взглядом знает про их соседа. Ульпий ответил, так и не изменив своей манеры говорить:
— Материон! Да! Умер! Смерть! Похоронен. Элия жива, да!
— Она замужем?
— Нет, господин, — ответил за друга Гай Север. — Она повредилась в уме после того, как сарматы убили на ее глазах отца и мать.
— Сохранился ли дом Марка?
— Там сейчас живут другие люди. Господин, осмелюсь спросить, откуда тебе известны эти имена?
Диор, не отвечая, отъехал. Декурионы робко последовали за ним.
Маргус по–прежнему утопал в садах. На форуме возвышалась новая базилика. Уж не на средства ли Ульпия и Севера она построена? А раз так, значит, они умудрились–таки изготовить снадобье из василиска.
При появлении гуннов на торговой площади торговцы кинулись прятать выставленные товары. Женщины хватали детей, люди шарахались от свирепо скалившихся всадников. По этой улице когда–то за Диором бежали подростки, вопя:
— Вонючий гунн! Варвар, поймай блоху!
Диор с того времени красивее не стал, но как изменилось отношение к нему! Боязливо заискивающая толпа, подобострастные декурионы видели теперь в нем красавца.
