Кэтлин Гир - Предательство. Утраченная история жизни Иисуса Христа
— Тогда постарайся не раздавить их! — крикнула в ответ Калай.
Она все еще стояла снаружи, глядя на Кира. Ветер колыхал его волосы, свисающие ему на лицо. Изумрудно-зеленые глаза сверкали в лунном свете. Он поглядел на нее.
— Вероятно, мы тут не одни, — тихо сказала Калай. — Ты ведь это знаешь? Наверняка они идут следом за нами.
На лице Кира появилась странноватая улыбка человека, уже давно обрекшего себя на смерть.
— Да, я знаю, — ответил он.
— Хватит улыбаться, словно святой мученик! — выпалила Калай. — Ты не умрешь, если не станешь действовать безрассудно.
— Это путешествие — одно большое безрассудное деяние, — ответил Кир, улыбаясь еще шире.
— Да, так оно и есть, но я настаиваю, чтобы ты немедленно позвал нас, если увидишь или услышишь что-нибудь подозрительное.
Кир послушно кивнул.
— Хорошо. Калай, ты не могла бы…
Он приумолк, задумавшись.
— Если вы найдете что-то важное, не могла бы ты выйти и сказать мне?
Очевидно, ему тоже хотелось войти в гробницу вместе с остальными, чтобы самому увидеть, что там внутри. Но он не мог никому доверить защиту своих спутников от зла, которое может таиться в этой ночной темноте.
— Не беспокойся, — ответила Калай. — Если мы найдем что-то, на чем будет написано «Жемчужина», я сразу же принесу это тебе.
— Благодарю тебя, — немного раздраженно сказал Кир.
Ухмыльнувшись, Калай скрылась в темноте гробницы.
Глава 48
Лежа на животе, Лука отполз от края обрыва.
— Епископ Меридий, скорее всего, находится в новом монастыре, выстроенном на северной окраине города, — шепотом сказал он Элицию. — Найди его. Скажи, что мы думаем, что они нашли это, и надо прислать не меньше десятка человек, чтобы окружить гробницу. А лучше двадцать.
— Да, — ответил Элиций, отбрасывая с лица прядь седых волос, растрепавшихся на ветру. — Один вид двадцати вооруженных людей заставит Атиния забыть о возможности сопротивления.
Он продолжал лежать рядом с Лукой, улыбаясь.
— Быстро. Иди немедленно, — приказал Лука. — И возьми с собой тех двоих, что охраняют открытую гробницу. Нам понадобятся все.
Элиций сжал губы, но повиновался. Встав, он тихо пошел и растворился в темноте.
Александр гневно посмотрел на Луку, явно недовольный тем, как тот обращается с его другом.
Лука снова подполз к краю обрыва и посмотрел на Атиния, стоящего у входа в гробницу. Ущелье глубокое, тропинки, идущие по скалам, узкие и ненадежные. Вот дурак. Одна метко пущенная стрела, и он мертвец. А потом можно перекрыть вход в гробницу, поймав его друзей в ловушку. Даже если они оттуда выберутся, по этим выщербленным известковым скалам им далеко не убежать. Их будет несложно поймать и убить. О чем он думает, этот Атиний?
«Но ему уже удавалось застать меня врасплох прежде». Лука обернулся к Александру.
— Оставайся здесь, — сказал он. — Дай сигнал солдатам, когда они появятся. Я пойду за лошадью, объеду кругом и перекрою другой выход из ущелья, чтобы они не смогли сбежать.
Глава 49
18 нисана 3771 года
Я вижу ее сразу же, как только мы выезжаем на край ущелья. В свете луны серые скалы, сложенные из известняка, сверкают, как расплавленное серебро. Она сидит внизу, у гробницы, помеченной знаком тектона. Гиматий плотно натянут на голову, она раскачивается взад и вперед. Ветер доносит еле слышные звуки ее рыданий.
— Оставь лошадей здесь, попастись, — говорю я Титу. — Пойдем туда.
Мы спешиваемся и осторожно спускаемся вниз по узкой тропинке, ведущей к дну ущелья. Проходя мимо, я дотрагиваюсь до стен гробниц, где покоятся люди, которых я знал и любил. Людей, которых я потерял.
Мы выходим на тропинку, пролегающую по дну ущелья. Здесь идти легче, хотя тоже небезопасно, но я ускоряю шаг. Впереди я вижу светящийся в лунном свете символ тектона, высеченный Иешуа всего несколько дней назад. Он сверкает, будто что-то подсвечивает его изнутри.
Когда мы останавливаемся рядом с ней, она поднимает взгляд. Из-под гиматия свисают длинные пряди черных волос, обрамляя опухшее от слез лицо. В ее глазах не удивление, но полное отчаяние.
Я сажусь на корточки рядом с ней.
— Марьям, — тихо обращаюсь я к ней. — Ты все правильно сделала. Я говорил с Лазарем. Он рассказал…
— Ты не знаешь всей правды, Йосеф, — скорбно отвечает она. — Прости меня. Я… я подвела тебя.
Я дотрагиваюсь до ее руки.
— Отчасти знаю. На закате мы попали в засаду. Римские солдаты, поджидали нас на окраине Эммауса. Они взрезали саван, и мы увидели человека, тело которого везли.
Ее наполненные слезами глаза расширяются.
— Ты видел его?
— Да, Дисмаса.
— Ты…
Она вытирает слезы краем гиматия.
— Ты о нем позаботился?
В этом она вся, заботится о душе распятого убийцы, не меньше, чем о душе погибшего святого.
— Если ты любишь тех, кто любит тебя, какая тебе в том награда? — тихо отвечаю я.
Ее рот кривится в улыбке. Я тоже улыбаюсь.
— Мы сделали для него все, что смогли. Похоронили посреди прекрасного гранатового сада. Я вознес молитву за его душу. Остальное в руке Божией.
Нежно, будто дотрагиваясь до своего любимого, она касается моих рук.
— Он был бы очень благодарен тебе за это, Йосеф. Как и я.
Я понимаю, что она говорит о Иешуа, а не о Дисмасе. От ее слов на моих глазах выступают слезы.
— Йосеф, пожалуйста, попытайся понять меня. Ты так помог нам, так помог… ему… столько сделал. Я не могла положиться на волю случая. Если бы они поймали тебя с его телом, весь гнев префекта обрушился бы на тебя. Поэтому я…
Она опускает взгляд, стыдясь содеянного, стыдясь своего обмана.
— Ты взяла риск на себя, — шумно выдохнув, отвечаю я, закрывая глаза.
Несколько мгновений я сижу так, думая о ее отваге, давая этим мыслям проникнуть в глубины моего сердца.
— Марьям, в самом деле ты — величайший из его апостолов. Ты сделала его учение частью себя самой. Он бы очень гордился тобой.
Она всхлипывает, но старается подавить рыдания и более не издать ни звука.
Я даю ей время успокоиться.
— Что ты будешь делать теперь? — спрашиваю я. — Тебе нельзя оставаться в Ерушалаиме. Это слишком опасно.
Она судорожно сглатывает.
— Я отправляюсь в Галил. Друг сказал мне, что Кифа туда отправился. Я должна посмотреть в его глаза, Йосеф. Я уверена, что именно он…
— Как и я сам, — отвечаю я. На смену печали приходит гнев. — Хочешь, я пойду с тобой?
Она качает головой.
— Нет, я должна сама это сделать. Тебе тоже надо уехать, Йосеф. Этой же ночью. Синедрион разыскивает тебя, а префект…
— Да, Лазарь мне сказал. Если я останусь, наверняка меня арестуют.[105]
Облако закрывает круглый лик луны, и ущелье погружается во мрак.
— Хозяин, — обращается ко мне Тит. В ночи его темные волосы кажутся серебристыми, седыми, и от этого он выглядит куда старше своих лет. — Я знаю, что ты не сказал мне всего, когда это только начиналось, но теперь…
— Да, — выдохнув, отвечаю я. — Теперь пришло время понять все. Ты заслужил право знать всю правду, больше, чем кто-либо другой.
Он выжидательно смотрит на меня, иногда поглядывая на Марьям.
— Гамлиэль… он сказал, что для того, чтобы предотвратить бунт, нужно что-то значительное, столь ошеломляющее, чтобы толпа была потрясена. Чтобы люди сложили оружие и забыли свой гнев и вместо этого бросились в объятия друг друга.
Тит обдумывает сказанные мной слова. Долину Кидрон обдувает прохладный ветерок, и одежды. Тита развеваются.
— Ты имеешь в виду исполнение пророчеств?
Я бросаю взгляд на Марьям. Она молчит.
— Мы знали: многие люди решат, что он сбежал. Еще большее число подумает, что его тело выкрали. Но истинно верующие, ожидающие прихода мессии…
— Уверуют, — благоговейно шепчет Тит.
— Всем своим сердцем, — на одном выдохе произносит Марьям.
Я жду дальнейших вопросов, но он их не задает. Я встаю и смотрю на вход в гробницу.
Марьям снова начинает раскачиваться взад и вперед.
— Он там? — спрашиваю я. — Ты сюда его принесла?
«Зачем бы еще она здесь сидела?»
