Борис Алмазов - Атаман Ермак со товарищи
— А статуя навроде болван золотой! — сказал Репа.
— Наверно. Айда отсель!
— Чижолая, должно! — заметил Якбулат, глядя, как, облепив будто муравьи, шаманы волокут на носилках золотого истукана.
— Во, купцы прознают про золотую бабу — сбесятся! — засмеялся Репа. — Они до этого золота как умалишенные. А по мне хоть бы оно есть, хоть бы его и не было!
— От него все зло, — сказал пожилой казак Скуня. — Золото — от сатаны!
Никто не спорил, и постарались из краев золотоносных убраться поскорее.
— Нам не золото, нам припас съестной нужон! — толковали казаки. — А тута его хошь за какое золото не купишь.
Они еще долго переговаривались, лежа на санях.
— А об чем они молились, как думашь?
— О чем молятся: о здоровье, об удаче, на хорошую погоду...
Заночевали в малом стойбище, но в чумы не пошли. Походили уж! Там в шерстяной и меховой темноте чадил костерок, и под ногами, словно мягкий пух, была растоптанная с золою земля. Казакам такая ночевка была непривычна. В кибитке еще куда ни шло, а в чуме — тесно. Спали в санях, на воле. Тем более что совсем уж тепло было. Под утро хлынул дождь.
— Вона об чем моления-то была! — кричал, укрывая тюки с зерном, Якбулат. — Об теплой погоде моления была!
— Да! Сели мы, братцы! — причитал Пан.
— Чего делать-то станем?
Прикинули так и эдак... На санях назад не вернуться — реки не сегодня-завтра вскроются.
— Хрен ли нам, красивым бабам! — весело сказал Игнашка Петров, доставая из мешка плотницкий топор. — Разлюбезное дело — струги ладить!
— И то верно! — согласились казаки. — Дней за пять сварганим да и поплывем по воде!
— Ну что, шайтанщики, едрена корень!.. — крикнул Игнашка, валя первое дерево. — Нас голыми руками не возьмешь! Казак в огне не горит, в воде не тонет...
— Это точно! — обрубая ветки, согласился Пан. — Говно завсегда не горит и плавает!
— Гы-гы-гы... — радуясь работе, веселились казаки.
Проводники-остяки с превеликим любопытством смотрели, как из-под топоров бородатых казаков рождается лодья.
Все как положено: струговая труба — ребра — доски на борта. Ден через десять, когда полая вода стала подтапливать тайгу, а невидимая подо льдом река выломалась, выплеснулась из берегов, пошла шуметь меж деревьями, выгонять сонное зверье из зимних берлог, — три струга, неказистых, несмоленых, но крепких, закачались на волнах.
Погрузились и, прилипая штанами к свежим смолистым скамьям, налегли на бабайки...
— Эх бы парус! — посетовал Мещеряк. — Да где его возьмешь?
По берегу за стругами шли брошенные кони.
Как думаешь — найдут оне дорогу в Кашлык? — спросил Якбулат, ни к кому не обращаясь.
Чего не найти — найдут! Конь копытами дорогу помнит.
- Найдут, коли их волки не перехватят.
Волки что... От волков убегуть. Вот татары переловят — свободное дело.
А может, и не переловят.
Тады возвернутся. Их же там матеря ихние спородили. Возвернутся.
Ясашный поход на Демьянку-реку, в кочевья дружественных остяков, был направлен по зимникам, и казаки двигались почти по прямой. Назад возвращаться и пришлось по рекам — стало быть, плыть совсем в другую сторону, по местам незнаемым, неизвестно кем населенным.
Привыкшие к тому, что лесные люди — вогуличи да остяки — казакам дружественны, казаки не то чтобы потеряли осмотрительность, а совершенно неожиданно натолкнулись на враждебное к себе отношение.
Вели в землях, подвластных Бояру, казаков встречали как долгожданных освободителей, как самых родных и дорогих гостей и ясак охотно сами тащили и горько сетовали, что хлеба не сеют и хлебного припаса дать казакам не могут, то выше владений Бояра располагались земли княжества Нимньюань — злейшего врага и Бояра, и русских.
Неизвестно, чем была вызвана эта вражда, — скорее всего, тут были какие-то стародавние кровные счеты с Бояром. Но когда казаки попытались по уже рыхлому весеннему снегу пройти в Верхне-Демьянские волости, их несколько раз обстреляли из лесной чащи и убили двух казаков. Перепуганный Бояр рассказал, что Нимньюань готовится к встрече казаков. Он сел за стенами хорошо укрепленного городища и собрал там изрядное число воинов: татар, остяков и вогуличей, которые вместе с татарами ходили на Пермские земли за Камень.
— А сколько их там? — спрашивали атаманы Бояра и тех, кто к городищу ходил.
Лесные люди путались в числах, но по всему выходило, что не меньше двухсот.
— Ну, чего делать будем?
Мещеряк собрал всех казаков. Собрать было нетрудно. От полусотни оставалось уже тридцать два человека.
— Надоть городище брать! — сказал, почесав макушку, Якбулат.
— Надо брать! Да он не даст! — вздохнул Репа.
— А куды деваться? — загалдели казаки. — Мы уйдем, они всех остяков примучат и Бояра убьют.
— Да это ихние лесные дела... Сами разберутся.
— Они сами разбирались — пока нас не было! сказал Пан. — А теперь мы здесь власть и оборона.
— Да вы чо? — сказал возница. — Их вон двести, а нас? И половина огненного припасу смокла!
— Ты ясак берешь? — спросил Пан.
— Дак мы брать не будем — Кучум возьмет!
— Я не про то! Ты берешь ай нет? А коли берешь кажи оборону! Пастух стадо защищает, а не то он — волк, а не пастырь...
— Надо брать! — решил Мещеряк. — Куда деваться! Дороги уже непроходны... А во-вторых, мы тута супротивников оставим, так и не видать нам ясака как своих ушей! И Бояра, верного человека, потеряем, и все волости тутошние. Да и обнаглеют энти вояки, ежели им вовремя окорот не дать.
К городищу шли скрытно и спешно. Хотели ворваться за стены изгоном. Не вышло. Казаков сторожа заметили издали — успели завалить ворота бревнами — не проломишь!
Городок Нимньюань стоял на высокой обрывистой горе, подойти можно было только по тропе, которая простреливалась отовсюду. Сунулись было к стене хорошо, сообразили на кольчуги по нескольку одежек натянуть да пустить в дело только тех, у кого железные шлемы, каски были да забрала, — от стен шли как ежи — стрелами истыканные. Кабы не доспехи — все бы под стенами полегли.
Ходили на приступ первый день, ходили на приступ ночью, пытались перелезть через стену под утро... И весь второй день бились — подбегая и откатываясь от стен. К вечеру изнемогли.
Защитников урочища было во много раз больше, чем нападавших казаков. Огненного боя — главного преимущества казаков — они уже не боялись — видать, были там вой опытные, ходившие за Камень русские поселения громить. Встречались, видать, и с пушками, и с рушницами. Прятаться от них умели, а пушек — проломить стену — у казаков не было...
Чего делать станем? — спросил Пан Мещеряка. — Не дается, вишь ты, крепостица.
— Надо брать! — сказал обгорелый, с опаленными бровями Мещеряк. — На дорогах ходу не стало — распутица. И по реке лед идет. Куда нам деваться? Завязли.
— То-то и оно... — вздохнул Пан. — Нельзя не паять! Поляжем все тута, а как там наши? Ведь коли мы припаса не привезем — помрут с голоду. Вряд ли им сейчас через татарские улусы остяки ясак съестной возят.
А ежели не возьмем, а все тута ляжем — так и новее возить перестанут!
Толковали о том, как взять город, все, кто не спал, опасаясь вылазки из городища.
Вспоминали, кто и при каких приступах участвовал да как ко городу иному приступали.
Надоть гуляй-городок ладить! — сказал молчаливый рябой казак. — Иначе не взять.
А как ты его покатишь? Вона распутица какая. Огрузнет все!
Как подкатывать, не знаю... — стоял на своем рябой. — А только ежели мы с этой стороны не подойдем вровень к стенам да по переходу за стену не перебежим, в городище нам не попасть. Рушницами стены не проломить! Были бы пушки — другое дело!
Перебирались все возможные варианты, и ничего придумать не удалось. Крепкий городок на высокой горе казался неприступным.
— Хоть бы за стены попасть, а уж там бы мы в тесном бою посчитались... — вздыхал Пан.
На приступ пошли еще затемно. Потому и не спал никто. В темноте, положив на плечи наскоро сколоченные лестницы, бревна с зарубками, по которым можно было, не скользя, подойти к стенам вплотную, полезли на горушку.
Часовые на стенах заметили казаков поздно, когда некоторые уже были под самым частоколом.
Стрелки выбежали на стену, осыпали в темноте казаков стрелами, но били не прицельно и урону не причинили. Надсаживаясь, пятеро казаков на длинном шесте ухитрились перекинуть через стену завернутый в тлеющее тряпье бочонок с порохом.
За стенами закричали-завопили татарские сотники. Кричали, чтоб воду несли, чтобы пожар заливали...
В этот момент грохнул порох. И высокий столб огня полыхнул выше стен.
— Сары а кичкоу! — прохрипел Мещеряк, и казаки, пользуясь суматохой в городке, успели-таки приставить лестницы и, как муравьи, полезли на приступ со всех сторон.
