Василий Балябин - Забайкальцы. Книга 4.
— Когда выступать?
— Завтра утром. К вечеру мы должны быть у этого вот озерка маленького, видишь?
— Да ты што? — удивился Егор, глянув на карту. — Сам же говорил, банда направляется сюда вот, верно?
— Верно.
— Так чего же нам в сторону от нее уходить?
— Хитрость, Егорша. Военная хитрость. Надо втемяшить в башку Деревцову, что мы наперехват банды Кайгородова двинулись, есть такая банда, она долиной Онона движется. А что мы в том направлении пошли, Деревцову завтра же будет известно. Пойдем-то мы не пустым местом, а мимо улусов монгольских. Народ там всякий, немало найдется и таких, что завтра же донесут бандиту: куда мы идем, сколько нас, какое у нас оружие, все распишут до тонкости. Вот Деревцов и пусть думает, что мы на Онон направились. А мы дойдем до этого озерка — отаборимся, коней выкормим, сами отдохнем и ночью махнем обратно, чтобы врасплох напасть на бандитов. Внезапный налет всегда страшнее, чем тот, которого ждут, Понял, что к чему?
— Понял.
— То-то, а теперь пойдем на квартиру. Бараниной жареной угощу, да и стаканом араки.
— Вот это по-нашему! — повеселел Егор.
Из села выступили на рассвете, перед восходом солнца пересекли границу. Долиной, по обе стороны которой тянулись небольшие, голые сопки, прошли верст десять и, перевалив через широкую седловину, взяли направление на юго-запад.
Степь, степь монгольская, такая же, как и соседствующая с нею даурская степь, — ковыльная, остречная, местами холмистая, и, куда бы ни глянул, нигде не увидишь ни деревца, ни кустика. Белыми плешинами блестят на солнце прилизанные ветрами солончаки. Богаты красками эти степи в летнее время, когда широкие поляны голубого остреца украсятся розовыми завитками дикого клевера, щедро раскидает лето по нему желтые маки, красные саранки и множество других цветов — ярких, медвяно душистых.
В данный момент степи, опаленные весенними пожарами, только-только начали зеленеть, украсились на холмах лишь синими покрывалами рано цветущего ургуя. На желтые песчаные бутаны повылезали тарбаганы. После зимней спячки в норах они, сторожко поднимаясь на задние лапки, изредка тявкали, дивясь появившимся здесь в таком большом количестве конникам.
Ехали не торопясь, путь не очень дальний, да и коней берегли, чтобы не слишком утомить их перед ночным рейдом. Тихая шаговая езда по мягкому грунту, где и конского топота не слышно, и унылое однообразие ландшафта нагоняли на всадников дрему. К тому же и солнце хорошо греет, теплом дышит легкий ветерок, и люди, мерно, в такт конской поступи, покачиваясь в седлах, клюют носами. Иные спят, уронив голову на грудь. Дремота одолевает и Егора, он силится превозмочь ее, пялит глаза на какую-то сопку вдали и видит, что ее снизу застилает туман; он поднимается все выше, выше, и вот уже сопки не видно, а посреди тумана вырисовывается клочковатая борода Ермохи. Она почему-то расплывается вширь, и уже не борода видится Егору, а серый пуховый платок Насти. А вот и сама она, смотрит на Егора, улыбается и удаляется от него, словно плывет по реке. Егор за нею, хочет схватить и, качнувшись в седле, вздрагивает, проснувшись. Тряхнув головой, сгоняя с себя остатки сна, огляделся Егор и уже не увидел впереди сопки, та же равнина кругом, те же тарбаганы на бутанах, и высоко в безоблачном поднебесье плавно кружится, высматривая добычу, пернатый хищник, степной орел.
Чтобы не дремать больше, закуривает Егор трубку — приобрел ее в Заозерной. Попыхивает табачным дымом, а мыслями блуждает по тропкам пройденного времени: то вспомнится ему юность, праздник на берегу Ингоды, станичный атаман, запродавший его в работники, то в мыслях Савва Саввич, Ермоха, Настя, уж она-то не выходит у него из головы постоянно.
ГЛАВА XXI
Бой с бандой Деревцова начался на восходе солнца. Внезапного удара по врагу, как замышлял Чугуевский, не получилось, хотя с места вечерней стоянки он поднял полк, едва стемнело. Шли переменным аллюром и к месту предполагаемого сражения прибыли вовремя, но банды там не оказалось. Пока чугуевские разведчики обнаружили ее, на востоке ужо ширился рассвет.
Все еще надеясь напасть на банду на их биваке, Чугуевский повел полк в ту сторону, решив атаковать беляков с двух сторон. Но то тут, то там на холмах замаячили чужие всадники, по одному, по два покажутся и скроются, как сквозь землю провалятся. Стало ясно, что бандиты обнаружили движение красных конников. Дозорные доносили Чугуевскому, что вражеская конница уже двинулась ему навстречу.
Степь в этом месте неровная, холмистая, пролегла тут меж холмов неширокая долина, с речкою посредине. Поднявшись на один из таких холмов, Чугуевский увидел в бинокль идущий долиной отряд противника. До унгерновцев осталось не более пяти верст.
Быстро оценив обстановку, Чугуевский двум эскадронам и пулеметной команде приказал спешиться и запять позицию по обе стороны речки, трем эскадронам обойти бандитов в конном строю слева и атаковать их с фланга, справа то же самое должны были сделать остальные три эскадрона, в числе их были и эскадроны Егора Ушакова, Жаргала Доржиева и Цыдыпа Цыренова.
Прикрываясь холмами, Жаргал крупной рысью первым повел свой эскадрон, за ним, чуть помедлив, двинулись конники Цыдыпа Цыренова последним шел эскадрон Егора. По замыслу Чугуевского ввязаться с бандитами в бой должен сначала один эскадрон Цыренова, чтобы потом ложным отступлением увлечь за собой бандитов. Эскадроны Жаргала и Егора получали возможность ударить по бандитам с двух сторон. На деле же получилось по-иному: бандиты первыми напали на 6-й эскадрон, и Жаргалу поневоле пришлось принять бой…
Егор, оставив коня и эскадрон свой в низине, поднялся на пригорок как раз в тот момент, когда бароновцы в яростной атаке схлестнулись с бурятским эскадроном Жаргала. Видел он, как над головами конников серебристыми бликами засверкали шашки.
"Молодец, Жаргал, молодец!" — только и успел подумать Егор. Тут на эскадрон Цыренова хлынула волна вражеской конницы. А позади и чуть левее захлопали залпы, застрочили пулеметы — в бой вступили спешенные чугуевцы. Егор бегом с пригорка, вскочил в седло.
— Эскадрон, за мной, — гаркнул он, выхватив шашку из ножен. — В атаку, ма-арш! — И, пригнувшись к шее Гнедого, дал ему волю, слыша позади дробный топот сотен копыт.
Выскочив на бугор, Егор оглянулся: бойцы эскадрона, обнажив шашки, на полном скаку развертывались лавой. А навстречу им с долины с диким ревом катилась разношерстная вражья лавина. Опередивший всех бандит в малиновом халате скакал прямо на Егора, стреляя из винтовки.
Фьюйт — свистнула пуля возле самого уха Егора. Уже занося над бароновцем шашку, Егор увидел, что тот передергивает затвор для второго выстрела, и, приподнимаясь на стременах, с силой рубанул по его бритой голове.
Считанные минуты длилась эта атака. Бароновцы, не выдержав дружного натиска красной конницы, повернули обратно.
ГЛАВА XXII
Бой закончился к раннему обеду. Разгромленная банда Деревцова спасалась бегством, бросив обозы с боеприпасами. Как стало известно позднее, самого Деревцова, раненного в ногу и в плечо, увезли с поля боя на конных носилках.
В этом бою пуля нашла и Егора в тот момент, когда повел он эскадрон во вторую атаку: как топором ударила она повыше локтя правой руки. Сдерживая коня, оглянулся Егор на помощника, крикнул:
— Веди эскадрон… ранило вот меня.
А тот и сам видел, что рукав гимнастерки Егора намок от крови, струйкой стекала она на землю по опущенной вниз шашке, повисшей на темляке.
Отстав от эскадрона, Егор, не сходя с коня, снял с себя поясной ремень, орудуя зубами и левой рукой, перетянул ремнем правую руку выше раны, чтобы остановить кровотечение. Шагом поехал на перевязочный пункт.
После боя, услыхав про ранение Егора, проведать его приехал Чугуевский. Егор с подвязанной к шее забинтованной рукой сидел на дышлине санитарной повозки, ложка в левой руке, доедал из котелка суп, принесенный ему санитаром. Неподалеку дымили три походные кухни, возле них выстраивались очереди конников с котелками в руках.
— Как дела? — спрыгнув с коня, спросил Чугуевский.
— Как сажа бела, — невесело пошутил Егор, засовывая ложку за голенище сапога. — Зацепило вот, кость хватило, однако. Как там у тебя?
— Раскатали банду вдребезги, побили их много, сволочей! Но и сами потери понесли, шестнадцать человек убитыми да раненых вдвое больше. Шестерых тяжелораненых отправим в поселок, откуда выступили вчера. Ты тоже с ними налаживайся.
— А я-то чего ради?
— Сам же говоришь: кость хватило, а это разве шутейное дело? Собирайся, не волынь. Поедешь верхом на Гнедке своем. Там еще несколько таких же — кто в руку, кто в ногу раненный. Все вместе. И охранный взвод с вами, понятно?
