Николай Данилов - Кордон
— Откуда, Александр Петрович, такая осведомленность? — удивленно спросил губернатор. — У вас исчерпывающие сведения.
— В Калао при визитах вежливости мне довелось быть переводчиком, — без промедления ответил Максутов. — Общались дважды по два часа.
Завойко задумался. Он подсчитал, теперь уже с точностью до одного, число орудий противника.
— С пароходом получается двести двенадцать пушек, — озабоченно сказал губернатор. — Из них немало бомбических орудий. Вооружения и живой силы у них втрое более нашего. Как, князь, думаете — выдержим?
— Исполним веление долга, ваше превосходительство, — отозвался Максутов. — Без приказа ретирады не будет.
И губернатор его понял так: «Будем драться до конца — устоим или погибнем».
Завойко от перешейка отправился на Кошечный мыс. Он по недавно построенному бону пересек гавань. «Удобное сооружение, — идя по зыбкой переправе, отметил губернатор. — Во-первых, к «Авроре» и «Двине» корабли с юга не подойдут; во-вторых, с перешейка в порт и обратно путь сократился втрое».
На многолюдной Кошачной батарее было шумно и весело. Василий Степанович еще издали услышал громкий взрыв смеха. Затем до слуха донесся спокойный голос рассказчика.
— А утром барин говорит слуге: «Это меня пьяный купец обблевал. Я ему за это, скотине, по шее дал». «Мало ему, непутевому, — отвечает слуга. — Он вам еще и в портки наложил…»
Голос рассказчика потонул в хохоте. Завойко остановился, с улыбкой покачал головой. Нго порадовало веселое настроение людей: там, где юмор, робости нет. Задорный и шутливый тон на батарее задавал сам командир — Дмитрий Максутов. Все у него были бодры и жизнерадостны. Лейтенант начал рассказывать, как в 1812 году русская баба с вилами выехала из леса верхом на французе. Умный командир батареи умело, с шуткой, исподволь, внушал солдатам и матросам, что перед чужеземцем робеть русскому воину непристойно, и когда дело дойдет до решительной схватки, до рукопашной, то пикто не устоит перед российским чудо-богатырем.
Увидев губернатора, Максутов доложил, как и в обычное время, что «на батарее происшествий не произошло».
Взбодренные артиллеристы выглядели молодцевато. Тут же находились и мальчишки-каитонисты. Василий Степанович узнал среди них Федьку Матросова.
— Ну, как, вояка, себя чувствуешь? Штанишки, вижу, мокрые, — шутливо сказал он.
Федька, не поняв намека генерала, посмотрел на забрызганные водой штанины, улыбнулся:
— Торопился я и ковш расплескал.
— Ну, если из ковша, то ничего, — тем же тоном произнес губернатор.
Артиллеристы рассмеялись, и Федька понял шутку.
— А тут сухие, — сказал он и повернулся к генералу спиной. — С чего бы я их мочить-то стал?
— Мало ли с чего! — подхватил Завойко. — В тебя из пушек ведь палили…
Перед началом минувшего боя унтер-офицер с рыжими усами завел кантонистов в дальний отсек, сунул им пучок пакли, велел натолкать в уши и строго-настрого наказал никуда не выходить, пока не выпустит их сам. Минутой позже этот же унтер-офицер втолкнул в отсек попа Георгия и плотно прикрыл дверь. Не успели мальчишки и священник расположиться, как грянул гром, вздрогнули стены, сверху посыпалась земля. Федька спрятал голову между колен, остальные кантонисты шарахнулись к священнику. Сбившись в кучу, они жались к нему со всех сторон и в страхе ждали, что будет дальше. Отец Георгий запричитал:
— Отче наш, иже еси на небеси. Да освятится имя твое! Да придет царствие твое… Во веки веков — аминь!
Гром пушек повторился. Потом еще и еще ударили орудия батареи. Отсек вздрагивал, трясся, сверху со стен ссыпалась земля. Федька не услышал плача, он его почувствовал. Захныкал двенадцатилетний Семка Теткин. Отвернув лицо в угол, он тер глаза кулаками, его плечи мелко дрожали.
Федька, преодолевая робость, поднялся с пола и приоткрыл дверь.
— Не искушай судьбу, раб божий! — запротестовал священник. — Затвори дверь. Оная спасет тебя, сын малый, от напасти лютой.
Федька, упрямо сжав губы, не отходил от двери. Он успел мельком взглянуть на артиллеристов в тот момент, когда раздался выстрел. Дверь захлопнулась.
— Наши здорово бьют французов! — прокричал Федька и присел у выхода с явным намерением еще раз приоткрыть дверь. Эго он сделал через минуту. Семка перестал хныкать. Страх у пацанов начал постепенно переходить в любопытство. Один, второй, третий приблизились к двери. Вот и отец Георгий, поняв, что не сумеет унять мальчишек, скосил бороденку, издали заглядывая в щель. Из приоткрытой двери отсека хорошо было видно одно орудие. А разве не интересно посмотреть на артиллеристов в настоящем деле?!
Орудийная прислуга действовала сноровисто и смело. Кантонисты видели этих солдат на учениях. Правда, тогда
на них приходилось смотреть издали, а тут пушки рядом.
Рыгнув огнем и дымом, орудие откатилось назад. В еще дымящее жерло тотчас же высыпали из картуза порох, засовали паклю, закатили ядро, а за ним — еще пук пакли, утрамбовали прибойником. Дружно потянув на себя канаты, артиллеристы водворили орудие на место. В запальное отверстие насыпали порох. Унтер-офицер с рыжими усами на мгновенье нагнулся к прицелу и, отпрянув, прокричал:
— Пали!
Факельщик метнул к запальному отверстию пальник. Федька, а за ним и все мальчишки зажали ладонями уши и открыли рты. Дверь захлопнулась.
— Здорово! — восхищенно выкрикнул Федька и опять приоткрыл дверь. Помещение заполнилось дымом, как в курной избе.
Увидев потное лицо заряжающего, Федька зачерпнул ковшом из кадушки воду и метнулся к орудию.
— Цыц! Пострел! — цыкнул на него рыжий унтер-офицер и, метнув бешеными глазами, резко показал рукой туда, откуда только что мальчишка выскочил. Федька, расплескивая воду, побежал назад.
Орудийный грохот прекратился так же внезапно, как и возник. Наступила тишина… Артиллеристы, вытирая пот рукавами и подолами рубашек, отошли от пушек. Теперь они с удовольствием прикладывались к холодной воде. Тут уж осмелели и остальные пацаны. Их рубашки замелькали по всем отсекам. Из ковшей и кружек они старательно угощали водой каждого, показывая свою полезность на батарее…
— Дымно у вас, — сказал губернатор. — Славно, вижу, поработали.
— «И дым Отечества нам сладок и приятен», — продекламировал гардемарин Владимир Давыдов. — Могли надымить и больше — заряды берегли.
Завойко молча похлопал его по плечу.
На Кошечной батарее было немало авроровцев. Моряки подтвердили сообщение Александра Максутова. Да, им знакомы «гости». Весной в перуанском порту «Аврора» стояла в окружении именно этих кораблей. Не уведи тогда Изыльметьев свой фрегат, авроровцы давно бы кормили на дне морских раков.
— Вам повезло, — задумчиво сказал Завойко. — «Аврору» могли уничтожить далеко от наших берегов.
Губернатору показали на крупное ядро, которое ударило в бруствер батареи.
— Это «голубиное яйцо» потянет два с половиной пуда, — определил кто-то вес ядра.
— Из гаубичного орудия «подарок» выплюнули, — дополнил второй.
— А для нас, хоть из какого пусть палят, — бесстрашно заявил гардемарин Давыдов. — Тут не батарея, а крепость. Нам любые снаряды нипочем.
— Понравились мы чем-то англичанам и французам, — шутливо сказал Завойко, рассматривая ядро. — Через весь Великий океан везли «гостинцы».
— А они, чужеземцы, нам что-то не приглянулись, — подал голос рыжий унтер-офицер. — Как непотребные девки себя навязывают.
— Хуже, — добавил другой унтер-офицер. — Тех, хошь приласкай, а хошь оттолкни, — не обидятся. А эти акулы зубастые таким вонючим смрадом дышат, аж тошнить тянет.
Завойко, выслушав всех, заключил:
— Нет слов, враг противен, и в первую очередь потому, что завоевать нашу землю хочет. Но он, надо помнить, и силен. У нас выход один — не подпускать хищников к себе, не дать им ступить на российскую землю.
Артиллеристы дружными голосами заверили губернатора, что будут стоять так, как подобает русским воинам.
На батарее Красного Яра Василий Степанович также не увидел у людей ни страха, ни растерянности. И здесь артиллеристы шутили и смеялись. Мичман Василий Попов и гардемарин Гавриил Токарев сумели настроить авроровцев (их тут было большинство) на бодрый лад.
— На нас, ваше превосходительство, лезть шибко много охотников не найдется, — сказал высокий плечистый моряк по прозвищу Каланча и показал рукой выше батареи. — Всем места хватит…
Завойко повернул голову и увидел лист старой жести, прикрепленный к дереву у кладбища. На рыжем от ржавчины полотне крупно было намалевано смолой: «Добро пожаловать!»
— Гостеприимные вы хозяева, — шутливо произнес губернатор. — И все равно полезут. Перед вами, скорее всего, могут высадить десант.
