Андре Кастело - Жозефина. Книга первая. Виконтесса, гражданка, генеральша
Ехать трудно. Еда плохая: «шпинат, заправленный лампадным маслом», или «красная спаржа на кислом молоке» — так, по крайней мере, утверждает Гортензия, добавляя: «Мы худели прямо на глазах». Свекровь по-прежнему смотрит на невестку с явным презрением, тем более что местные власти устремляются навстречу приезжим дамам, а в Пломбьере и Люкзейле дают балы и празднества не ради нее, la madre, а ради Жозефины. Экс-вдова Богарне встречает между двумя купаниями Астольфа де Кюстина и его мать Дельфину, возлюбленную Александра, — воспоминания о монастыре кармелитов, ожившее для «Розы» через семь лет, насыщенных таким множеством событий.
Тем временем Бонапарт остается в столице. «Мальмезон без тебя слишком уныл», — пишет он жене.
Болтая с г-жами Амлен и де Шовлен, Жозефина не сводит нежного взора с томной восемнадцатилетней Гортензии, танцующей с Астольфом, Будущая королева Голландская не очень красива, но наделена, как и ее мать, безграничным обаянием, она «свежа, как цветок», и соединяет, как утверждают, креольскую непринужденность с французской живостью. По мнению другой женщины, у Гортензии «самые прекрасные белокурые волосы на свете». Ко всему этому следует добавить «кроткую» веселость и «пикантное» лукавство. Сверх того, она премило рисует и поет, ловко играет на рояле и восхитительна на сцене. Естественно, это маленькое чудо надо выдать замуж. Гортензия влюблена или считается влюбленной В Дюрока[257], любимого адъютанта своего отчима.
— Я никогда не смогу называть тебя госпожой Дюрок, — говорит ей однажды мать.
Вот вернутся — там посмотрят.
По дороге в Париж Жозефину принимают как государыню. 4 августа на границе департамента Мёрт ее встречают гражданские и военные власти. Вечером в Нанси она обедает в правительственной резиденции, а затем вместе с г-жой матерью[258] отправляется на спектакль. На другой день она осматривает город и задерживается в ботаническом саду на улице Св. Екатерины. В префектуре ее встречают неизбежным куплетом: «Где может быть лучше, чем в лоне семьи?» — а затем, после завтрака, она вновь выезжает на парижскую дорогу вместе с г-жой Бонапарт-матерью. Madre — это заметно — все больше мрачнеет. Почести, оказываемые невестке, по-прежнему выводят ее из себя, Поэтому сразу по возвращении Жозефина, стремясь сблизиться с «кланом» и обезоружить его, пускает в ход все средства, чтобы просватать нежную Гортензию за своего юного деверя Луи. К тому же, если у Гортензии и Луи родится мальчик, почему бы Бонапарту не усыновить его? Тем самым Жозефина упрочила бы собственное положение: вечно преследующий ее призрак развода тогда уже обязательно рассеется. Чтобы добиться своего и принести дочь в жертву своим интересам, нужно побороться. Бонапарт дорожит Дюроком, а главное, хочет сладить дело открыто и шумно. Поэтому он вызывает Бурьена:
— Где Дюрок?
— Вышел. По-моему, он в Опере.
— Передайте ему, когда он вернется, что я обещал ему Гортензию и он женится на ней. Но я хочу, чтобы все уладилось в течение двух дней, самое большее. Я дам ему полмиллиона франков, я назначаю его начальником восьмой дивизии. На другой день после свадьбы он уедет с женой в Тулон, и мы будем жить врозь. Мне не нужен зять под боком. Я хочу с этим покончить, поэтому вечером вы скажете мне, согласен ли он.
— Не думаю.
— Ну что ж, она выйдет за Луи.
— А она захочет?
— Придется захотеть.
«Первый консул, — рассказывает Бурьен, — делал мне это признание довольно резким тоном, который убедил меня, что этот вопрос был предметом оживленных споров консульской четы и что Бонапарт выдвинул свой ультиматум, устав от них и не желая больше к ним возвращаться».
Дюрок возвращается в половине одиннадцатого вечера. Бурьен слово в слово передает ему предложение первого консула.
— Раз дело обстоит так, друг мой, — восклицает адъютант, — пусть оставит падчерицу при себе, я иду по б…
И Дюрок, взяв шляпу, с «равнодушным видом» ушел. «Ответ его был передан первому консулу перед сном, и Жозефина обрела уверенность, что брак ее дочери с Луи состоится».
— У нас, вероятно, не будет детей, — сказал ей Бонапарт. — Я воспитал Луи, считаю его своим сыном. Тебе дочь дороже всего на свете. Их дети станут нашими. Мы их усыновим, и это восполнит нам отсутствие собственных. Только нужно, чтобы наш план понравился молодым людям.
Бурьена отправляют к Гортензии.
— Мне поручено, — объявляет он, — предложить вам то, чего страстно желают ваша мать и консул. Они хотят сочетать вас браком с полковником Луи Бонапартом. Он добр, отзывчив, вкусы у него простые. Он сумеет по достоинству оценить вас; он единственный, кто годится вам в мужья. Оглянитесь вокруг — за кого вы хотели бы выйти? А ведь пришло время задуматься об этом всерьез. До сих пор вам никто не нравился, но если ваше сердце остановит выбор на том, кто не устроит ваших родителей, разве вы откажете им в повиновении? Вы любите Францию. Согласитесь ли вы расстаться с ней? Ваша мать не вынесет мысли о вашем союзе с каким-нибудь иностранным государем, который навсегда разлучит вас с ней. Вы знаете, беда вашей матери в том, что у нее нет надежды иметь новых детей. Ваш долг помочь ей и предотвратить новую, может быть, горшую беду. Помните, вокруг консула непрерывно плетутся интриги с целью толкнуть его на развод. Только ваш брак способен упрочить и укрепить узы, от которых зависит счастье вашей матери. Неужели вы поколеблетесь пойти на это?
«Я дала Бурьену выговориться, не прерывая его, — повествует Гортензия. — Я впервые поняла, что от меня зависит способствовать покою моей матери. Могла ли я отказаться? Но мне было необходимо постепенно свыкнуться с мыслью о том, что я соединяю свою судьбу с человеком, к которому не питаю особой любви. Подобный шаг требовал зрелого размышления».
Тем более что нечто вроде инстинкта подсказывало девушке, насколько она будет несчастлива с Луи Бонапартом.
— Дурочка, — могла бы сказать ей тогда Жозефина, — разве сердце принимается в расчет там, где речь идет о браке? От тебя требуется не любить заранее, а выйти замуж. Любовь придет позже.
Гортензия с отчаянием в душе согласилась, и 4 января 1802 в Тюильри состоялось бракосочетание. В тот вечер она плакала, увидев, как мало восторга выказывает ее унылый муж.
На другой день, когда Гортензия и Луи явились обедать в Тюильри, Жозефина плачет в свой черед. Быть может, она сознает, что составила несчастье дочери. Бонапарт пытается осушить ее слезы разговором о скором отъезде в Лион.
— Что говорят в обществе?
— Что ты едешь с целью заставить избрать тебя королем Италии.
Первый консул рассмеялся и повторил в ответ стих из вольтерова «Эдипа», который так восхитил злополучного короля Этрурии:
Я создавал царей, сам стать царем не мысля.
Прежде чем пуститься с Жозефиной в дорогу, Бонапарт узнает, что Луи от имени г-жи Бонапарт и своего разослал извещения о своей свадьбе. Консул приходит в неистовый гнев. Да, Жозеф старше его, но главой семейства он почитает себя. Сцена, устроенная им брату при Гортензии и Жозефине, носит весьма бурный характер.
— Куда вы лезете? Реши я следовать установленным обычаям, я разослал бы извещения от своего имени. Разве я не ваш отец? Разве вы женились не на моей падчерице? По какому праву вы без моего дозволения заставляете писать мою жену? Вам следовало бы знать, что положение первого консула обязывает меня уведомить французские власти и иноземных послов и пригласить их на бракосочетание, которое мы устроили в семейном кругу как раз для того, чтобы избежать церемонии. Они не поймут причину такой забывчивости и не догадаются, что причина ее — вы. Ваши глупости свалятся мне на шею. Вы не будете проявлять независимость, я этого не потерплю.
Молодые проводят медовый месяц в Мальмезоне. Однажды, когда Гортензия позволяет себе рассмеяться, хотя муж не посвящен в причину ее веселости, Луи вспыхивает:
— За кого вы меня принимаете? Уж не полагаете ли вы, что я буду для вас игрушкой? Предупреждаю, что смеяться над мужьями позволяют себе только женщины легкого поведения, а я скорее расстанусь с вами, чем дам до такой степени унизить себя.
«Не стану даже пытаться описать свое отчаяние, — рассказывает Гортензия. — У меня мгновенно исчезла всякая надежда на счастье или хотя бы покой. Я не могла постичь раскрывшийся передо мной характер. Он внушал мне страх за будущее».
И какое будущее!
Позднее она разрыдается, увидев, как ее муж наденет в спальне рубашку чесоточного: считалось — терапия эпохи! — что это выводит из организма «болезнетворные соки». Вследствие плохо залеченной галантной болезни Луи вечно хворает и ходит по врачам.
Скоро он начнет ездить с одних вод на другие со своими мозговыми явлениями, атрофией рук, нарушением двигательной системы и головокружениями. Спору нет, посторонним он кажется человеком серьезным, кротким, «со сдержанными и мягкими манерами», но в семейной жизни он довольно жалкая личность, вечно терзаемая пустыми подозрениями.
