Валентин Рыбин - Огненная арена
Дальше так скажу, Байкара. Видел ли ты, чтобы крупные события в области проходили без участия туркменских ханов, баев и ишанов? Нет, такого не бывает. Начальник области никогда не забудет о них, потому что это его опора! И вот, когда они сходятся, то кричат: «Русских и туркмен водой не разольешь!» А на самом деле, не разольешь генерала и хана, бая и купца, а бедняка-туркмена с бедняком русским пока что разлить можно. И они, эти баи и генералы, не дают нам объединиться. Ты понимаешь это, Байкара? Основная политика царской власти в Туркмении — не дать беднякам-дехканам соединиться с российским пролетариатом. И вот что получается… Получается, Байкара, что ты, вместо того, чтобы бороться с царской политикой, вольно и невольно способствуешь ей, не признавая русских пролетариев!
Байкара слушал очень внимательно. И раздумывал долго. Компания уже заговорила о другом, а он все думал над сказанными словами русского революционера Наконец проговорил:
— Ладно, Иван, я хорошо запомню то, что ты сказал. Но ты прости нас, мы не такие грамотные, как вы, русские. Были бы грамотными, давно бы сами догадались. Скажи, какая помощь тебе нужна? Байкара все для тебя сделает.
— Нужна помощь, Байкара, — проговорил Нестеров. — Очень нужна… Ты знаешь Арама Асриянца?
— Ты говоришь о главаре армян? — уточнил Байкара.
— Да, о нем… Он пока в Асхабаде, но через несколько дней уедет. Надо успеть передать ему записку. Если я попрошу тебя, ты сделаешь это?
— Иван, ему передадут мои люди. Его все знают. Давай записку, — сказал Байкара.
— Я сейчас напишу! — заторопился Нестеров: оторвал от старого письма чистый неисписанный клочок и написал: «Милая Ариль! Я жив и здоров, жди меня в Шуше!» — Вот, Байкара, пошли сегодня же человека к Асриянцу. Если Арам получит ее, я весь век не забуду эту услугу.
Трое джигитов собрались в путь и, выехав, тотчас скрылись за барханами. Проводив их, Байкара вернулся в кибитку.
Пока мужчины вели беседу в кибитке, женщины стояли у казана, подбрасывали в огонь стебли сухого камыша и любовались малышом Амана, которого держала на руках Галия. Мальчику уже исполнилось полгода, он лепетал бессвязно, и это доставляло радость матери, а старуху — жену седельщика — забавляло.
— Царские! Царские едут! — послышался вдруг детский крик.
Женщины оглянулись и увидели всадников, едущих по берегу озера. Обе вскрикнули и заспешили в кибитку, к мужчинам.
— Аман, — проговорила испуганно Галия. — Царские военные едут.
Все, кто был в кибитке, сразу схватились за оружие и вскочили с кошмы. Аман хотел выйти наружу, но Байкара остановил его:
— Сразу видно, что неопытный джигит. Не спеши. Надо узнать, с каким настроением приехали. Тебя, наверное, разыскивают, Иван, — посмотрел он на Нестерова.
— Ничего, живым я им не дамся, — отозвался тот. — Это Черкез! — первым узнал брата Ратх.
— Да, это Черкез, — подтвердил Аман. — Все-таки удалось ему узнать, где Галия. Ну ничего, встретим с достоинством!
Галия, узнав, что приехал с казаками Черкезхан, изменилась в лице: стала бледной, словно ангел смерти уже занес над ней свои черные крылья. Попятившись в глубину кибитки, она прислонилась спиной к териму и прижала к груди дитя.
— Аман, что же теперь будет? Аман, защити нас, — взмолилась она.
А на дворе события развивались своим чередом. Черкез и его казаки слезли с коней, взяли наизготовку винтовки и направились к жилой кибитке седельщика. Черкез распахнул килим, первым вошел в нее и тотчас вышел: в юрте никого из взрослых не оказалось. Дети выскочили за ним следом и затаились, наблюдая.
— Где беленькая гелин? — спросил Черкез у них.
Один из мальчиков указал на черную кибитку. Черкез, держа в руке револьвер, взмахнул им, приказывая казакам идти следом.
Байкара, наблюдавший все это время за Черкезом» сразу сообразил что делать.
— Аман, — распорядился он. — Ты встань справа от входа, я — слева. Как только войдет — обезоружим. Ты, Ратх, и вы, Иван Николаевич, тоже будьте наготове. В случае чего, стреляйте в казаков.
Черкез, подойдя к юрте, вдруг злорадно засмеялся и проговорил каким-то не своим, срывающимся голосом.
— Выходи, Галия. Я узнал, что ты здесь!
Ответа не последовало, и Черкез выстрелил в стенку кибитки.
— Выходи, ощенившаяся сука! — взревел он и снова выстрелил, сорвав старенький коврик у входа резким движением левой руки. — Выходи, приказываю!
Солнечный свет, хлынувший в юрту, высветил из темноты женскую фигурку с ребенком. Черкез выстрелил, но кто-то успел заслонить ее, и в следующее мгновенье прогремел ответный выстрел. Пуля попала Черкезу прямо в голову, он рухнул у входа, а казаки, отбежав, спрятались за вторую кибитку и принялись оттуда палить из винтовок. Пули засвистели, дырявя войлок юрты. И тут приехавший с Черкезом кучер схватил кирку, подскочил к казаку и ударил его по голове.
— Аман-джан! Ратх-джан! — закричал он. — Бейте этих проклятых! — И сам, чтобы не попасть под выстрел второго казака, упал на землю и пополз к тамдыру.
Байкара, поняв, что особых угроз больше нет, прокричал казаку, прятавшемуся за кибиткой.
— Эй, выходи, убивать не будем.
— Выходи, казак! — приказал и Нестеров. — Если не сделаешь больше выстрела, даруем тебе жизнь. Уйдешь туда, откуда пришел!
Казак перестал стрелять, затем высунулся из-за юрты, бросил винтовку и поднял руки вверх.
— Не убивайте! — взмолился он и заплакал. — Не убивайте, родимые! Разве я по своей воле!
Теперь, когда ничего не грозило, все бросились назад, в юрту, где упал сраженный пулей Черкеза Ратх. Галия, положив ребенка на кошму, держала обеими руками Ратха за плечи, И из-под руки женщины текла кровь, обагряя рубашку юноши.
— Он живой, живой! — восклицала Галия. — Принесите скорее чистой материи. Скорее!..
Нестеров, не дожидаясь, пока найдут какой-либо лоскут, снял с Ратха рубашку, разорвал ее и начал перевязывать рану. Ратх был ранен в правое предплечье.
— Крепись, братишка, — приговаривал Нестеров, — Ничего страшного. Сейчас перевяжем как следует, а потом будем искать доктора.
Лицо Ратха осунулось и пожелтело, губы дрожали, как в лихорадке.
Наконец, когда перевязали Ратха и увели в белую юрту, занялись Черкезханом. Он был убит наповал Байкарой. Выскочив из кибитки, калтаман расстрелял его в упор. Труп внесли в черную юрту и положили на кошму, С минуту смотрели на мертвого, затем накрыли платком.
— Ну что ж, Аман, — печально проговорил Байкара. — Выходит, что я теперь твой кровник. Можешь убить меня.
Аман вздрогнул и покачал головой:
— Нет, Байкара. Черкез шел сюда, чтобы убить меня и мою жену с сыном. Ты поступил, как подобает честному человеку. Пусть не лежит на твоем сердце тяжесть, Я снимаю с тебя тяжесть кровника.
Черкеза похоронили здесь же, на берегу озера. Казака, убитого киркой, закопали рядом. Другого казака решили отпустить и отдать ему лошадь, но после того, как люди снимут свои кибитки и навсегда покинут местечко Джунейт.
* * *В тот же день Аман с Галией и сыном, а вместе с ними и седельщик с семейством подались на Узбой — в самые недоступные места. Ратх, Нестеров и Байкара отправились вдоль предгорья, в Кизыл-Арват. Иного выхода не было: пуля засела в плече Ратха и удалить ее мог только опытный врач. Нестеров, вспомнив об отце Красовской, решил, что самое лучшее отвезти Ратха к нему.
Отряд Байкары добирался до Кизыл-Арвата трое суток. Был июль, жара стояла невыносимая: ехали ночью, а днем отдыхали в горах, возле родников. Все обошлось благополучно: никто не повстречался в пути, ни с кем не столкнулись. Но Ратху было тяжело: рана его вспухла, все тело юноши горело, и речь была бессвязной, словно в бреду. Нестеров боялся, как бы не произошло заражение крови, и все время просил джигитов, чтобы ехали быстрее. Едва достигнув окраины Кизыл-Арвата, он переоделся во все туркменское, и на рассвете добрался до кибиток Кертыка-бахши. На лай собаки вышла хозяйка Спросила «кто и откуда» и тотчас позвала Кертыка. Старик узнал Нестерова сразу, хоть и не видел его больше года. Завел в кибитку, выслушал внимательно и сказал;
— К Батракову раненого везти нельзя. К доктору Красовскому тоже нельзя. Сразу люди увидят. А если все будут знать, то и от полиции не скроешь. Привезем ко мне. Давай, пошли.
Спустя час, распрощавшись с Байкарой, Нестеров и Ратх пришли к Кертыку-бахши. Тотчас старик отправился к Наде, а та — к Красовскому. Незаметно, по одному, все собрались в юрте, где лежал Ратх. Последним подошел Иван Батраков. Обрадовался, что Нестерову удалось спастись от виселицы. Рассказал, что и тут, в Кизыл-Арвате, шарили ищейки по домам. Но теперь все стихло.
Беседуя потихоньку, старые друзья удалились в другую юрту, чтобы не мешать. И врач с Надеждой Сергеевной начали операцию по удалению пули. Делали разрез без наркоза, Ратх скрипел от боли зубами. Надя умоляла, чтобы не кричал, иначе выдаст себя. Но Ратх терпел еще и потому, что было стыдно стонать при отце Тамары. Со лба его катился пот, но Ратх молчал. Когда извлекли пулю, он сразу же уснул и проснулся лишь вечером. Вновь пришел доктор. Увидев Ратха с румянцем на щеках, улыбающегося, похвалил:
