Станислав Федотов - Возвращение Амура
– Может быть, он – честный человек, – подала голос Екатерина Николаевна, до того переводившая вполголоса разговор на французский – для Элизы.
Элиза слушала, кивала, а на последних словах Вагранова встрепенулась, умоляюще посмотрела на Николая Николаевича:
– Situation catastrophique?[42] Я могу дать помощь… бьедный чьеловек. Я иметь франки.
Муравьев, собиравшийся что-то добавить, проглотил слова.
– Мы с Элизой завтра же съездим к нему домой, – поспешила предложить Екатерина Николаевна. – Ты не против, дорогой?
– Да, да… – смущенно кивнул Муравьев и, помолчав, добавил, обращаясь к Вагранову: – Спасибо тебе, Иван Васильевич, что не выполнил мой приказ.
Глава 5
В уютном кабинете Английского клуба в Петербурге, как обычно по субботам, собралось изысканное общество. Седые, представительные вельможи – трое в цивильном платье, один в военном мундире и даже при орденах. (Вообще-то, статус клуба не позволял его членам являться иначе как в европейском костюме, но для военного министра, светлейшего князя, генерала от кавалерии Александра Ивановича Чернышева, известного своим пристрастием к армейским регалиям, было сделано персональное исключение. Но главной причиной отступления от правил явилось то, что любимец императоров Александра Благословенного и Наполеона, герой Отечественной войны и Заграничных походов, казалось бы, двадцать лет теснейше связанный с Францией, став министром, вдруг заделался ярым англофилом. А это не могло не польстить правлению клуба.) Трое других были канцлер и министр иностранных дел граф Карл Васильевич Нессельроде, министр финансов Федор Павлович Вронченко и министр юстиции граф Виктор Никитич Панин. Канцлер и Панин преклонялись перед всем, что исходило от Англии; они и внешне походили на пожилых англичан – одинаково аскетичные бритые лица (только у Карла Васильевича небольшие бачки), седые редкие волосы, тонкие нервные губы, худощавые прямые фигуры. Это особенно было заметно рядом с Вронченко, обладателем круглого славянского лица с рыже-седоватыми бакенбардами и слегка вздернутого носа, напоминающего небольшую картофелину. Его простоватость так бросалась в глаза, что становилось непонятно, как этот мужичок попал в столь изысканный клуб. Тем не менее Федор Павлович не пропускал ни одного субботнего вечера в излюбленном их компанией кабинете, все убранство которого было выдержано в темно-вишневом колере – от обоев и тяжелых гардин на входе до обивки стульев и даже сукна на карточном столе, хотя в других кабинетах столы были покрыты зеленым сукном. А сами стулья и карточный стол, и столик для напитков, на котором красовались хрустальные рюмки, фужеры и графинчики, с соответствующими вкусам посетителей напитками, – европейской работы из дорогого красного дерева. Хотя клуб назывался Английским и, согласно уставу, держался английских традиций, одной из них – пресловутой английской скупости – правление явно пренебрегало.
Для начала вельможи выпили по рюмочке: Нессельроде и Панин – ирландского солодового виски «Джеймсон», Чернышев – французского коньяку, а Вронченко – вишневой наливки, после чего уселись за карты.
– Во что сегодня будем играть? – спросил Чернышев.
– Разве есть что-нибудь лучше виста по Хойлу? – ответил Нессельроде, тасуя колоду. – Пройдем для начала один роббер, а там поглядим. – Он протянул колоду Панину. – Тяните, Виктор Никитич.
Все по очереди вытащили по одной карте, сравнили. У всех оказались картинки: у канцлера и главы юстиции король и дама червей, у генерала и финансиста дама пик и трефовый валет.
– Первый роббер мы в паре с Виктором Никитичем. Сдает Александр Иванович.
Чернышев дал снять Панину, сидящему справа, и ловко раскинул колоду, вскрыв последнюю карту:
– Козыри трефы, господа.
Вронченко с минуту разглядывал свой расклад, видимо, не очень хороший, потом уныло вздохнул:
– Не люблю я эти английские игры. Лучше бы в «короли».
– «Короли» есть не игра, а бирюльки, любезнейший Федор Павлович, – ответствовал на это Нессельроде, беря взятку за взяткой. – Это у вас в торговле и финансах – купил-продал, а у меня в иностранных делах или в юстиции у Виктора Никитича, без учета ситуации не выиграешь. Тем паче есть в военном искусстве. Так, Александр Иванович? Итого: у нас восемь взяток и четыре онера[43], запишите, Виктор Никитич. У противника – пять взяток и один онер. Я сдаю. – При общем молчании Карл Васильевич раскинул карты, открыл последнюю. – Козыри червы. Ваш ход, господин министр.
– Что-то мне подсказывает, Карл Васильевич, – Вронченко выложил карту, – что сегодня мы собрались с какой-то тайной целью…
– То, что вам подсказывает, милейший Федор Павлович, – забирая взятку, усмехнулся тонкими губами Нессельроде, глаза его остались холодными, – называется интуицией. Не буду скрывать, господа, у меня для вас пренеприятнейшее известие.
– К нам едет ревизор? – засмеялся Панин.
– Если бы… – Нессельроде уткнулся крючковатым носом в карты, обдумывая свой ход.
– Не тяните, граф. Вы же не на дипломатическом рауте, – рубанул генерал. Несмотря на двадцать лет паркетной службы, он время от времени являл свои лихие качества командира летучего партизанского отряда, громившего тылы отступавшей французской армии.
– Известный всем нам новоиспеченный генерал-губернатор Муравьев прислал государю первые доклады. – Канцлер, наконец, выложил карту. – О лихоимстве в золотодобыче. – Выиграл взятку и снова сделал ход. – О монополии в винокурении. – Еще одна взятка. – Об отстранении от должности взяточников и казнокрадов. – Еще взятка. – И, наконец, о запущенности судопроизводства. Как видим, руководствуется правилом «Corrige praeteritum, praesens rege, cerne futurum». Для тех, кто плохо учил в гимназии латынь: «Исправляй прошлое, руководи настоящим, предусматривай будущее».
– Очень даже неплохое правило, – заметил Панин.
– Еще пишет, – продолжил Нессельроде, не обратив внимания на реплику, – что ему пришлось посадить дополнительно чиновников для разгребания завалов из судебных исков. Это камешек в огород графа Панина… Остальные взятки ваши, господа.
– Да-а, – покрутил головой Чернышев. – Лихо атакует генерал! Без тыла, без войска…
– Это лишь начало, господа. – Нессельроде оставил карты и четко выговаривал слова, вглядываясь поочередно в глаза собеседников. – Уже по этим докладам Муравьева будут малоприятные объяснения с государем у вас, Вронченко, и у вас, Панин. Но это есть мелочи. Главная цель генерала – отобрать у Китая амурские земли, что, без всякого сомнения, поссорит Россию с Китаем и великими державами, имеющими там свои интересы. В первую очередь – с Англией!.. Генерал Муравьев есть человек дерзкий, не по чину самостоятельный и очень честолюбивый. Александр Иванович, – Карл Васильевич поднял глаза на Чернышева, за ним воззрились и остальные, – как глава военного ведомства знает это лучше всех. – Чернышев согласно покивал, Вронченко и Панин опять, как завороженные, повернулись к канцлеру. – Да, он пошел в атаку без войска, но тыл у него имеется, он здесь, в Петербурге. И наша задача – отсечь его от этого тыла! Per fas et nefas. То есть, – граф бросил взгляд на князя, – можно сказать: любыми средствами.
– Как вы это себе представляете, дорогой граф? – напрямик спросил Чернышев. – Тыл Муравьева – в первую очередь государь император, ну и, в какой-то степени, наши коллеги Перовский и Меншиков. Лев Алексеевич – прямой начальник генерал-губернатора, а адмирал крайне заинтересован в том, чтобы укрепиться в Тихом океане. Все знают, как он восхищается победами российского флота при графе Алексее Орлове и Ушакове, как преклоняется перед именами Крузенштерна и Литке и как мечтает возродить былую славу русских моряков. Несмотря на то что сам – сугубо сухопутный человек…
– Вы отвлеклись, ваша светлость, – скрипуче сказал Нессельроде. – Однако я уже понял и отвечаю. Я несколько неточно выразился: отсечь Муравьева от такого тыла мы не можем, а вот тыл отсечь от него – вполне реально. Надо убедить государя, что для России амурская авантюра есть огромная опасность. Китайцы отнюдь не дураки и отлично понимают, чем им грозит выход такого гиганта, как Россия, к Великому океану. В свое время они изгнали наши войска из Албазина, и я боюсь, что если мы с ними поссоримся, то потеряем и Забайкалье, а за ним придет очередь и Русской Америки, и Камчатки. Только их захватят не китайцы, а Франция и Англия. Как говорится, veteres migrate coloni.
– Карл Васильевич, – умоляюще сказал Вронченко, – давайте обойдемся без латыни. А? – И оглянулся на Панина.
– «Убирайтесь, старые владельцы!» – перевел Панин и сдержал невежливый зевок.
