Джоан Швейгарт - Королева мести
Черо всплеснула руками, резко развернулась и подошла к стене, вдоль которой стояли деревянные сосуды. Там она нашла иглу и несколько разноцветных нитей. Потом протянула все это мне.
— Здесь у нас нет праздных рук, — сказала она. — Бери иглу и вдевай в нее нить. Ты должна помнить, как вышивать.
Опустившись рядом со мной на колени, она вздохнула и развернула мою руку ладонью вверх.
— Дитя мое, я не хотела быть такой… — начала она, потом сжала губы, и ее лицо снова стало суровым.
Она быстро вдела нить в иголку и вложила иглу мне в руку. Потом взяла с моих колен кусок ткани, расправила его и один угол поместила мне во вторую руку. Потом снова вздохнула и встала на ноги.
— Ты должна начать сегодня, — сказала она громко. — Понимаешь? Когда мы с Сунхильдой придем сюда, чтобы подготовить тебя ко сну, я проверю твою работу. Если она мне не понравится, то мы с тобой распрощаемся. Я отправлю тебя прочь, с утра пораньше, не дав с собой даже краюшки хлеба. — И она прищурилась, глядя на меня так, как раньше смотрела на Сунхильду.
Я закрыла глаза сразу же, как она ушла. Но мне пришлось долго сидеть, держа в одной руке иглу, а в другой — ткань, прежде чем меня окутала темнота. Но она снова быстро меня покинула. Я услышала голоса, потом шаги и поняла, что меня опять окружают люди. Я не открывала глаз, делая вид, что сплю, и позволила разомкнуть свои пальцы и забрать из них иглу и ткань.
— Она ничего не сделала, — сказала Сунхильда.
— Я и не думала, что она что-нибудь сделает, — отозвалась Черо.
— Но ты так сурово с ней говорила.
— Мы уже перепробовали все средства. Смотри, как строгость помогла твоему отцу.
— Когда он дал ей пощечину?
— Да, когда дал пощечину.
— А, по-моему, это не правильно.
— Жизнь сурова, Сунхильда. И она должна это понимать, чтобы вернуться в нее уже осознанно. Иначе она будет возвращаться в явь лишь ненадолго.
После этого они работали в полном молчании, раскатывая и расстилая постели. Потом взяли меня за плечи и лодыжки и с легкостью, будто я была ребенком, куда-то переложили. Затем укрыли одеялами.
Когда Черо ушла, Сунхильда взялась за мою постель и двигала ее до тех пор, пока не переместила туда, куда хотела. Я оказалась очень близко к ней, потому что, когда раздался ее голос, я почувствовала на щеке дыхание.
— Сладких тебе снов, сестра, — произнесла Сунхильда тонким девичьим голосом и завозилась под одеялами. Устроившись, она прошептала: — Отец сказал, что скоро ты поправишься и захочешь вернуться к своему народу. Он уже послал гонца с известием о том, что ты пришла в себя и держала на руках своего ребенка. Сестрица, я так долго ждала этого дня, чтобы заглянуть тебе в глаза… Только жалею теперь, что он пришел так быстро. Ой, нет, я не это хотела сказать. Просто… просто я этого не вынесу. Ты теперь одна из нас, ты не должна возвращаться. Мне было так одиноко, пока не появилась ты. И ребенок… Ох, я этого не переживу. Да простят меня боги, но мое сердце этого не выдержит! — И она тихо заплакала.
Я улыбнулась и почувствовала, как меня окутывает сон, в котором я вижу ее лицо. Только это лицо сменилось на другое, прекрасное, безукоризненное, отличающееся от лица Сунхильды так, как только могут отличаться два лица. Красавица в моем сне отпрянула от меня, и я увидела, что за ее спиной плещется озеро. Она нырнула в него. Я все смотрела на его поверхность, ожидая, когда она всплывет, но из воды появился Гуннар, сжимая с победным видом меч войны. Потом он исчез, и я услышала плач Сунхильды. Внезапно мне стало страшно. Я освободила руку из-под одеял и, ощупывая края постели, нашла ее плечо. Она тут же перестала плакать, схватила мою руку и прижала ее к губам, покрывая сотнями, тысячами поцелуев. Я сжала руку Сунхильды, чтобы она поняла, что я тоже ее люблю.
Я проснулась на следующее утро, и рука моя по-прежнему была в руке Сунхильды. Она лежала лицом ко мне и тяжело дышала. Пухлая щека так сдавила ее нос, что я могла разглядеть только одну ноздрю. Я почувствовала, что мне не хватает ее взгляда, ее голоса и улыбки, и, высвободив руку, коснулась кончика носа Сунхильды. Она не пошевелилась. Тогда я осторожно потрепала ее за нос. Она прикрыла нос и задвигала челюстью так, будто что-то жевала. Вдруг ее глаза открылись, и на лице появилась та самая улыбка, которую я так хотела видеть. Сунхильда сразу же села, отбросила в сторону одеяла и обняла меня. Она душила меня своим весом. Я засмеялась и оттолкнула ее.
— Ты выздоровела? — воскликнула она.
Я кивнула. Я действительно чувствовала себя здоровой. Сунхильда позвала мать, и та вбежала в спальню, держа на руках ребенка.
— Гудрун стало лучше! — радовалась Сунхильда. — Она меня разбудила! А вчера вечером держала меня за руку.
Черо внимательно рассматривала мое лицо.
— Скажи мне об этом сама, — сказала она мне.
Я открыла рот, но из него послышалось лишь мычание.
— Ты прилагаешь недостаточно усилий, — сказала Черо.
Сунхильда схватила мать за край одежды.
— Нет, она старается! Разве ты не видишь? О, прошу тебя, не будь с ней так сурова! Посмотри, как она пытается преодолеть свою беспомощность! Она лишилась голоса, потому что слишком долго им не пользовалась. Он вернется, когда придет время.
— Может быть, — ответила Черо, задумчиво глядя на меня. — Только сегодня ей нужно выйти в зал и есть за столом, вместе со всеми. Тогда будет результат.
Мне очень хотелось ей угодить, поэтому я тут же попыталась подняться, но оказалось, что ноги мои так же бесполезны, как и голос. Сунхильда встала и взяла меня за руки. Она была сильной девушкой, и в одно мгновение я оказалась на ногах. Но как бы она меня ни тянула, ноги оказывались двигаться. Потом у меня подвернулась лодыжка, и я упала на свою помощницу. Она осторожно опустила меня обратно на ложе. Черо схватила свободной рукой одну из скрученных подстилок и вложила ее между моей спиной и стеной, чтобы я могла сидеть.
— Слишком рано, — воскликнула Сунхильда, и из ее глаз брызнули слезы. — Ты еще вчера сама говорила, что ее не стоит торопить. Пусть она еще некоторое время поест здесь. Я буду приносить Гудрун еду, разминать тело и ноги. Я помогу ей заставить ноги двигаться. Ты увидишь, как быстро она пойдет!
Черо вздохнула. Потом закрыла глаза и неохотно кивнула. Она как раз собралась уходить, когда Сунхильда прошептала:
— Оставь нам ребенка. — Черо, словно защищая девочку, прикрыла ее рукой. — Она не навредит ей, я прослежу. Ты посмотри на Гудрун, она же не сводит с девочки глаз. Она тоскует по ней. Прошу тебя, мама.
Черо глядела то на меня, то на Сунхильду. Потом усадила ребенка на пол передо мной, пригрозив пальцем Сунхильде.
— Если с ребенком Сигурда что-то случится… — Но вздохнула и вышла.
С помощью Сунхильды я усадила девочку к себе на колени. К счастью, она меня не боялась. Я гладила ее тонкие волосы, вдыхала ее аромат. Взгляд девочки упал на цветные нитки, которые Сунхильда и Черо оставили здесь с прошлой ночи. Когда она принялась вертеться, я отпустила ее, и она поползла за желанной добычей.
— Вперед, малышка, — мягко сказала Сунхильда. — Возьми их, если они так тебе нравятся.
Девочка подобрала нитки и поднесла к лицу. Потом поползла к Сунхильде и протянула их ей, чтобы та могла полюбоваться.
— Красивые, — согласилась Сунхильда, — а теперь пусть твоя мама на них поглядит. — И Сунхильда показала на меня. Девочка проследила взглядом направление пальца Сунхильды, поползла ко мне и подняла нитки так близко к моему лицу, что они слились для меня в сплошное пятно. Я прижала девочку к себе. Я целовала ее голову, нос, глаза, губы. Ребенок Сигурда. Я целовала ее уши и шею. И в улыбке, появившейся на ее лице, я увидела его, Сигурда. Он тоже улыбался. Внезапно я поняла, что Сигурда больше нет, и Гуторма тоже. Они оба умерли, и это произошло так, как я видела в своем сне. Я передала ребенка Сунхильде и заплакала. Мое дитя появилось на свет, а я даже не знала об этом. Слезы текли без остановки. Они катились по лицу и стекали мне на рубаху.
Вошла Черо. Увидев меня, она отставила в сторону тарелку с едой, которую держала в руках, и бросилась ко мне, чтобы обнять.
— Плачь, сколько хочешь, — прошептала она.
Поверх ее плеча я заметила, как возле входа появился Грипнер и прищурился. Посмотрев на меня, он ободрительно кивнул. Глазами, затуманившимися от слез, я отыскала Сунхильду. Она тоже плакала. Когда Черо меня отпустила, Сунхильда заняла мое место. Все это время Грипнер стоял возле входа, кивая и сочувственно улыбаясь. Так и повелось. С этого момента началось мое исцеление.
Отныне, когда бы я ни плакала, а это случалось часто, рядом всегда кто-то находился, чтобы утешить меня. Черо больше не пыталась казаться строгой, вернее, строже, чем она была на самом деле. Разговаривала она со мной ласково, посоветовав представить горе как стаю птиц, которая вот-вот поднимется на крыло и улетит навсегда. Даже дитя, которое все больше и больше времени проводило рядом со мной, играя, научилось обнимать меня, когда я начинала лить слезы. Подражая Сунхильде и Черо, она гладила меня по спине своей маленькой ручкой и покачивалась вместе со мной, спрятав личико у меня на груди. Только Грипнер никогда меня не обнимал, но часто подходил, чтобы постоять рядом, иногда возложив свою узловатую ладонь мне на голову.
