Владимир Архипенко - Ищите связь...
Миштовт обескураженно молчал. Он вдруг совершенно отчетливо осознал, что этот жандарм не примет от него никаких объяснений, что оправдываться бесполезно, что вместо ожидаемых наград ждут его одни неприятности… Вот ведь как повернул дело мерзавец Шабельский! Вот ведь как получается!
А жандарм неожиданно улыбнулся и совсем доброжелательно сказал:
— Да вы выпейте водички. Знаете — помогает…
Капитан первого ранга Небольсин но вышел в кают-компанию ни к завтраку, ни к обеду. Никого не принимая, он несколько часов провел в уединении, пытаясь разобраться, что произошло, и предугадать, что его ожидает в будущем. Какого-либо недовольства со стороны начальства Небольсин не слишком опасался. Попытки мятежей в последние годы стали словно бы неотъемлемой принадлежностью флота и, в общем, перестали уже удивлять. И сами факты арестов стали чем-то обычным. Недавно он своими глазами видел сводку, где говорилось, что с апреля по июнь на Балтийском флота арестовано почти семьсот человек. В Кронштадте введено военное положение. На этом фоне вчерашний арест двадцати шести пройдет почти незамеченным.
Командир корабля боялся не гнева начальства, а совсем другого. Он слишком хорошо понимал, что среди нескольких сот матросов, входивших в состав экипажа, немало таких, кто в благоприятный момент может взяться за оружие. И за что такое проклятие, когда каждый божий день приходится опасаться за свою жизнь? Вчера ведь, в сущности, только случай и спас… А через месяц-другой — все снова?
Что можно сделать в таком положении? Ужесточить режим? Покойный Петр Аркадьевич Столыпин уж до такой степени был жестким, что дальше ехать некуда.
Сколько людей перевешано и расстреляно за время его правления! Наверное, не меньше, чем погибло за всю русско-японскую войну. А результат? Сейчас и в газету заглянуть страшно — забастовки, беспорядки, мятежи… И все же нет другого выхода, кроме жесточайших репрессий. Страх неотвратимого наказания — вот что должно денно и нощно давить на сознание матроса.
Недавно морской министр Григорович доверительно показал ему проект изменения девяностой статьи военно-морского устава о наказаниях. Суть изменения состояла в том, что за противоправительственную деятельность матросов теперь будут судить и наказывать по законам военного времени. И это правильно. Когда оставшиеся на корабле сообщники арестованных (а в том, что они есть, Небольсин нисколько не сомневался) узнают, что их товарищи повешены или расстреляны за попытку мятежа, им придется всерьез задуматься.
Вбивать, вбивать страх в матросов — вот что сейчас самое главное!
Эта мысль и определила содержание выступления командира корабля, когда в шестнадцать ноль-ноль он вышел к выстроенной на палубе команде. Матросы стояли ровной, четкой шеренгой, но в их напряженных лицах Небольсин видел скрытую угрозу. Его внимание привлек высокий широкоплечий матрос с дерзкими карими глазами, стоявший на правом фланге. Небольсину чудился в его взгляде вызов.
Начав говорить, он все время чувствовал, что матрос неотрывно смотрит на него, и постепенно Небольсин начал закипать, хотя и без того был взвинчен. Казалось ли ему, или это было на самом деле, но только во взгляде матроса была уже не враждебность даже, а скорее насмешка. Командир стал беситься не на шутку, и голос его, как он сам с ужасом заметил, сорвался на визг.
— Всех выловлю! — кричал Небольсин. — Властью, данной мне государем императором, уничтожу подлецов-бунтарей, искореню всех мерзавцев… очищу корабль!
Он запнулся, помолчал, собираясь с мыслями, и снова взглянул на высокого матроса, чьи карие глаза и впрямь глядели насмешливо и дерзко, сбивали с толку капитана первого ранга, уводили его мысль куда-то в сторону. Лишь большим усилием воли Небольсин подавил неприятное ощущение и сумел закончить свою речь довольно твердо.
— Линейный корабль «Император Павел I» не может опозорить своего имени. Я не пожалею ни времени, ни сил для того, чтобы он стал примером и образцом для всего императорского флота!
Но глаза высокого матроса по-прежнему были насмешливы. Вообще во всей позе матроса чувствовалась смелость, бесшабашная отвага, все подчиняющая себе сила воли. Небольсин сказал еще что-то перед строем и, повернувшись, сутуло пошел в свою каюту. И теперь даже спину жег взгляд нового матроса.
* * *Не может человек заглядывать в будущее, не может предвидеть ни своей собственной судьбы, ни судеб других. И никак не мог капитан первого ранга Небольсин, излагавший матросам свои планы борьбы с крамолой в памятный для него день 11 июля 1912 года, предвидеть, что жизнь безжалостно развеет все его благие пожелания очистить корабль от бунтарей.
Да и откуда было ему знать, что ни жестокими наказаниями, ни угрозами не удастся вселить страх в сердца матросов, сломить волю к борьбе. Откуда было знать ему, что аресты товарищей и неправедный царский суд над ними станут для матросов серьезным уроком, но совсем не в том смысле, на который он надеялся. Они запомнят этот урок и поймут, как мешает борьбе стихия и как важна в ней организация. Это об их судьбах тревожился Ленин в письме Горькому на Капри («Организации нет, — просто плакать хочется!!»), и они создадут организацию — сплоченную, твердую, умеющую повести команду за собой.
Небольсин заявил им о том, что сделает корабль образцовым для всего флота. И действительно корабль стал образцом. Но сделали его таким матросы-большевики. 3 марта 1917 года взвилось на мачте «Павла I» красное знамя восстания, дав сигнал к выступлению всех команд гельсингфорсской эскадры. После победы матросы зубилами срубили на корме буквы ненавистного названия, поставив взамен новые. Корабль под именем «Республика» стал оплотом и цитаделью большевизма на Балтике и от Февральской революции до Октябрьской вел за собой команды всех боевых кораблей Балтийского флота. Его экипаж дал победившей Советской власти командиров и комиссаров матросских отрядов, секретарей партийных комитетов, председателей уездных и губернских исполкомов, начальников Чрезвычайных комиссий по борьбе с контрреволюцией, руководителей предприятий и учреждений…
Но даже если бы он дал волю безудержному полету фантазии, мог ли предвидеть все это капитан первого ранга Небольсин? Да и кому пришло бы в голову, что молодой кареглазый матрос Павел Дыбенко, который так сверлил его своим взглядом во время выступления, станет через пять лет признанным вожаком балтийцев и что в октябре 1917 года В. И. Ленин поручит именно Дыбенко быть народным комиссаром по морским делам, и займет матрос в Адмиралтействе тот самый кабинет, который служил морским министрам Российской империи…
Но все это только будет. А сейчас, жарким июльским днем, стоял по стойке «смирно» матрос 2-й статьи Дыбенко и смотрел на разбушевавшегося командира. И плечом к плечу стояли рядом с ним сотни матросов экипажа — безмолвные, но полные ярости нижние чины императорского флота.
А на другой день линейные корабли «Император Павел I», «Цесаревич», «Андрей Первозванный» и «Слава» покидали ревельский рейд. Выстроившись кильватерной колонной, они взяли курс на вест. Головным, как всегда, шел «Павел». Свежий, все более крепнущий ветер развел волну, и бронированные громады шли над седым морем, тяжело покачиваясь. К вечеру низкие тучи полностью закрыли небосвод, сразу потемнело.
Освободившийся после вахты матрос 2-й статьи Павел Дыбенко, держась за леера, пытался в наступившей темноте разглядеть, как бежит вдоль борта к корме пенистая вода, ему сегодня по душе были ухающие удары волн в борт; каскады брызг над палубой. Матрос не заметил, как кто-то подошел к нему сзади, и поэтому вздрогнул, когда на плечо легла рука. Обернувшись, узнал электрика Малыхина — друга арестованного двое суток назад Сергея Краухова. Лицо его стало строгим, суровым.
— Что, Паша, время коротаешь?
— А что делать-то после вахты?
— Что делать? Да, наверное, есть что… — Малыхин скрежетнул зубами. — Забрали товарищей, сволочи! Да только рано успокоились. Матросы еще свое слово скажут. Матросы не из пугливых. Верно, Паша?
— Да… Верно!
— А коли верно, так приходи сегодня после отбоя в каземат шестидюймовки. Потолкуем. Тут рабочий, который у нас прицелы перед походом проверял, передал сведения из самого Питера. Чуешь, Паша, налаживается у нас связь! А когда наладится и сложатся наши силы, вернее дело пойдет. Значит, придешь после отбоя?
— Обязательно приду!
Малыхин исчез так же внезапно, как и появился. Дыбенко глядел в темноту, крепко вцепившись в леер. Значит, будет связь, о которой мечтали недавно арестованные товарищи! А может, предстоящий разговор и есть уже начало той нити, которую они искали? И может быть, он — матрос 2-й статьи Павел Дыбенко — и будет одним из первых, кто выйдет на связь…
