Айдын Шем - Нити судеб человеческих. Часть 3. Золотая печать
- Человек действует свободно, но Всевышний знает результат? – спросил Камилл. -Действуй как угодно, но Аллах знает, к чему твои действия приведут?
- Да, и Предопределение залог того, что Всевышний не нарушит свободу действий человека. Такое вмешательство изменило бы То, Что Должно Случиться. Аллах велик и милостив! Он безмерно уважает свое творение!
- И не забывай, что в свободе человеческой воли заключено развитие мира! – продолжал Эвлия Хаджи, торжественно подняв вверх правую руку. – Нити судеб человеческих - это нити, пронизывающие все мироздание. Да, человек создан Всевышним как микрокосмос, в нем сходятся все потаенные нити Вселенной. Этим качеством человек превосходит ангелов, первенцев творения, что и возмутило когда-то Иблиса.
Камилл достаточно хорошо знал Предание, но сейчас он слышал эти истины, изрекаемые с пророческим спокойствием и с убедительностью свидетеля.
Святой старец закончил свою речь, и опять перед входом в пещеру, находящейся между двумя возвышающимися белыми скалами, наступила тишина. Но у Камилла были и другие вопросы, за ответами на которые он пришел сюда.
- Эвлия Хаджи, - начал он, - мне судьба подбросила в странных обстоятельствах странную рукопись…
И он начал было пересказывать содержание письмен на пергаменте, но старец с улыбкой перебил его:
- Не утруждай себя, сын мой. Мне ведомо, что сказано в этой рукописи.
Не став выяснять сам по себе интересный вопрос, откуда отшельнику в горах известно об изложенном на пергаменте тексте, Камилл задал главный волнующий его вопрос:
- О чем эта рукопись и почему она судьбой предложена именно мне?
- Это для тебя и про тебя, Камилл, - Эвлия Хаджи был краток.
- Разъясните, Ходжа! – воскликнул взволнованно Камилл.
- Я не могу ничего больше тебе сказать об этом,- твердо ответил святой отшельник, и Камилл сразу понял, что настаивать бесполезно.
Но оставалась, по крайней мере, еще одна животрепещущая тема. И Камилл спросил у старца, что означают его видения о путешествиях в прошлое.
- Это напоминание о связи сегодняшнего существования твоего народа с его прошлым, о котором не все помнят, - на этот раз Эвлия был более подробен.
- В чем смысл этого напоминания, какой урок в нем дается?
- У каждого такие же славные предки, как и у тебя! Каждый крымский татарин должен помнить о том, что не из кучи прошлогодних листьев он появился, что его корни уходят в далекие тысячелетия крымской истории. И должен каждый знать, что предки наблюдают за своими потомками, за их деяниями. Тех, кто пошел служить недоброжелателям своего народа, рано или поздно настигает наказание. Где, скажи мне, Гиреи, отдавшие свой народ под власть чужеземцев? Где потомки тех мурз, которые пошли служить захватчикам за унтер-офицерские погоны? Ушли они и их потомки, как вода уходит в песок! А народ жив и размножается! И сегодня народ счастлив в борьбе! Будущее, которое он обретет в этой борьбе, будет еще счастливее!
Такое объяснение было для Камилла приемлемо, но его с недавних пор беспокоило и другое.
- Почему именно мне это выпало – и невиданная красная ртуть, и загадочная рукопись, и ночные видения? – спросил он.
- А почему ты думаешь, что это выпало только тебе? Ты многим рассказал об этом?
- Нет, - отвечал Камилл, - только недавно одному человеку. И то не всё.
- Вот и другие не рассказывают о том каждому. На самом деле таких людей, которые подобно тебя посещают своих далеких предков, не так уж мало.
Камилл обдумывал услышанное, пытаясь запомнить дословно речь святого старца.
- Кто вы есть? – несмело спросил Камилл, памятуя об ответе, который на такой же вопрос он получил от Финна.
- Я раб Божий, - мягко отозвался Эвлия Хаджи, после чего всяческие расспросы уже не имели смысла.
Камилл, душа которого замирала от соприкосновения с тайнами бытия, нашел в себе силы перейти от высших сфер к земным реалиям.
- О, мудрейший, когда возродится мой народ? - задал он вопрос, терзающий всех крымских татар.
Отвечая, Эвлия Хаджи был очень серьезен:
- Полное возрождение народа Крыма произойдет, когда вернутся на Полуостров, те, чьи предки бежали отсюда, оставив родную землю пришельцам. Вернутся кто телом, кто душой.
- Что означает, вернуться душой, Хаджи?
- Это означает, что те, кто далек от Крыма, но чьи корни здесь, не только будут два раза в году вспоминать свое происхождение и со слезами жевать чебуреки, а будут, пребывая на других землях, повседневно думать о Крыме, работать на его благо, помогать тем, у кого уже под ногами отчая земля, и кто не слезы проливает, а соленый пот и горячую кровь.
«Так делают диаспоры других народов по всей планете, и нам бы так» - подумал Камилл.
Эвлия опять разлил в чашки приготовленный им замечательный напиток, и собеседники молча потягивали его из своих чашечек.
Камилла вдруг обеспокоило, как управляется ветхий старик со своим бытом, особенно в зимнее время. Этот свой вопрос он сформулировал в такой форме:
- Могу ли я помочь вам, Ходжа, по хозяйству?
Эвлия улыбнулся:
- Благодарение Аллаху! У меня нет трудностей ни летом, ни зимой! Спасибо тебе, сын мой!
Прошло несколько минут, во время которых ни Эвлия, ни его посетитель не проронили ни слова. Наконец, Камилл поднялся и смиренно обратился к старцу:
- Могу я, почтенный Хаджи, покинуть вас?
- Иди, сынок, да пребудет благость Аллаха с тобой, - тихо произнес Эвлия и отвернулся.
…Камилл спускался по отполированным тысячелетиями скалам в долину и знал, что если он захочет вернуться назад в пещеру Святого, дорогу к ней он не отыщет – только единожды, да и далеко не каждому, доводится встретиться с Многознающим.
Камилл не спросил у Святого, можно ли о беседе с ним рассказывать людям. Однако, прислушавшись к самому себе, он нашел ответ: добрым людям он может во всех подробностях рассказывать о встрече с Эвлия Хаджи. Но пока еще время для этого не подошло, он должен был тщательно обдумать происшедшее.
Он в тот же день добрался на попутных машинах до шамилевского двора. Там его ждали с некоторым беспокойством, и татар-аш уже был готов, оставалось опустить его в кипяток.
На следующий день приехал к Шамилю Февзи.
- Ты так и не побывал в прошлый раз у меня, - обратился он к Камиллу. - Сегодня я собираю гостей, будем жарить чебуреки.
Земельный участок Февзи находился на обширной террасе горного склона, покрытой плодородным черноземом, намытым и навеянном за столетия с окружающих верхов. Внизу блестело небольшое озеро с очень холодной, по уверениям Февзи, водой. На террасу вела довольно удобная широкая тропа, которую новый хозяин выстроенной здесь времянки уже расширил под колею для своего «Москвича».
К вечеру у Февзи собрались гости.
- Почему не приехала мама? – спросил Камилл, убедившись, что среди приехавших нет Хафизе.
- Маме тяжело. Она очень переживает, что не может никак помочь отцу. К счастью, режим в лагере, где отец, не строгий. Сейчас мама опять поехала к нему на свидание.
Не было и Керима, который накануне уехал «на побывку» к остающейся в Узбекистане семье.
Февзи с удовольствием показывал Камиллу свое «поместье». Уже был выкопан и залит цементом фундамент под солидный дом, посажены на склонах деревья, а на плоских участках двора радовали глаза грядки огорода.
- Все хорошо, - говорил Февзи, - но я из-за этих забот все еще не могу выполнить свой долг пред моими односельчанами. Мурат-эмдже завещал мне найти оставшихся в живых и рассеянных в Узбекистане жителей нашей деревни и восстановить наши обычаи. А я никак не возьмусь за это святое дело. Такой грех!
- Да, но ты на родине растишь сыновей и это великое дело, – воскликнул Камилл. - И я не сомневаюсь, что ты найдешь время и возможности, чтобы выполнить завет твоего эмдже. Главное – ты живешь в Крыму!
В тот вечер гости ели чебуреки и запивали их холодным компотом.
Глава 24
- Голубые кони покидают горы Крыма, - недоуменно говорил Старый Лесник, который хоть и с трудом, но добирался все же раз в месяц в летние предутренние часы до верхних скал, под которыми пролегал обычный путь голубых мустангов. Верный Сивка давно умер, и старик сам похоронил своего друга в яме, еще в годы войны взрытой на соседнем чаире залетевшим откуда-то артиллерийским снарядом.
Прозрачные монстры, порождения тайных могуществ, покидали Полуостров. Они уходили ночами через Ор-капу, называемый неправильно Перекопом. Куда они устремлялись, выйдя в Половецкую степь, не могли уследить те немногие наблюдатели, которых сумел когда-то привлечь к этому делу Старый Лесник. Другие мустанги переплывали пролив, отделяющий Пантикапею от Тамани, на скалах которой и собирался их немногочисленный табун на исходе ночи. Видели голубых коней и бросающимися в море с мыса Тарханкут, откуда, если бы им довелось преодолеть водную стихию, путь их лежал в Буджакскую сторону. И никто из людей не знал, несут ли эти создания кару или спасение.
