Николай Алексеев - Лжедмитрий I
— Ты кому грозишь? — Годунов протянул руку к Филаретовой бороде.
— Прочь! — гневно вскрикнул Романов. — Есть судьи над вами, Годуновыми!
Боярин Семен выскочил из кельи, хлопнув дверью. Увидел игумена.
— Глаз не спускай с Филарета. Кто из мира бывает, у него?
— Никто, боярин, — скрыл правду игумен.
— Гляди, отче, опасен Филарет. Государь передать тебе о том велел.
— Мне, боярин, ведомо. Да и пристав, какой привез боярина в нашу обитель, наказывал.
— Ну-ну!
— Будь милостив, боярин Семен, в трапезной заждались…
* * *А по другой Двине, Западной, проложившей русло к морю Балтийскому, плыл в ганзейские города торговый гость из Москвы немец Франц Витт. Путь был нелегок. С великим бережением добрался купец сушей до Твери, отсюда ладьями по Волге и сызнова сухопутьем до Западной Двины. По ней прямая дорога до самой Риги. Когда по Западной Двине поплыли, Витт облегченно вздохнул: трудное позади.
Плыли землями Великого княжества Литовского, объединившегося с Королевством Польским в одно государство, Речь Посполитую.
Немец дни и ночи кафтан с себя не снимал, даже спал в нем. Иногда неприметно для других щупает полу, чтобы убедиться, в целости ли письмо князя Голицына. Купец зашивал его самолично, даже жене не доверил тайну.
У канцлера Сапеги Витт решил побывать, когда сбудет свой товар. А он у него не залежится: кожи и меха. На эти товары у ганзейских купцов всегда спрос, особенно в голодные годы, когда затруднилась дорога на Русь.
В Риге Витт не задержался. Наняв корабль ганзейской компании, Франц взял курс на Гамбург. В Балтийском море хозяевами были ганзейские купцы. Ганза — союз старый. Гамбург и Бремен, Любек и другие северогерманские вольные города еще сто лет назад объединились в нем, дабы торг сообща вести и вытеснять чужеземных купцов…
Ветер с севера гнал тучи, будоражил море. Корабельщики сноровисто управлялись с парусами, изредка громко перекликались. Витт наблюдал за ними, а в уме подсчитывал будущие доходы. В них свое место занимали те серебряные рубли, какие дал ему вместе с письмом князь Голицын, и еще те, что должен получить от канцлера.
Низко над морем, едва не задевая волны крыльями, метались белые чайки. По преданиям, это души утонувших мореходов. Купец знал: чайки летают, значит, берег близко.
От холодного ветра Витт ежился. Соленые брызги увлажнили одежду, но Франц не уходил с палубы.
Витт не знал, каково содержание письма, но догадывался: плетут бояре заговор против царя Бориса.
Годунов ничего плохого Витту не причинил. Наоборот. Он приравнял его и других немецких купцов к лучшим московским торговым людям и даже дозволил не платить пошлину. Однако не отказываться же Витту от лишних рублей, какие заработает на передаче письма.
За спиной раздался сиплый голос капитана:
— В Любек зайдем за водой и солониной.
Купец ничего не ответил. Любек не в стороне, на дороге, и пока мореходы пополнят запасы, у Витта в городе сыщутся свои торговые дела.
От капитана зловонило винным перегаром, соленой рыбой. Но старый моряк с короткой бородой и красным обветренным лицом прочно держался на ногах.
Капитан достал из глубокого кармана глиняную трубку, набил табаком и, зажав ее в зубах, долго высекал искру. Прикурив от затлевшего фитиля, пустил клуб дыма.
— Проклятые московиты, с тех пор как у них голод, мои молодцы без работы. Мой корабль больше стоит на якоре, чем возит купцов.
Капитан выругался. Витту хотелось поделиться с капитаном, сколько пережил он за дорогу до Риги, но в ту самую минуту корабль резко качнуло, и купец едва удержался, ухватившись обеими руками за борт.
— Эй, гляди в оба! — заорал капитан штурвальному и, круто повернувшись, широко расставляя ноги, ушел.
Смеркалось. На корабле зажглись сигнальные огни. Витт спустился в кубрик, впотьмах нащупал свободное место. В кубрике раздавался густой храп, сонное бормотание. Сморенный дневными заботами, немец быстро уснул. Во сне отбивался от разбойников, потом побывал дома, в слободе, но вместо жены застал там капитана, и тот чадил трубкой и бранил московитов.
Ночь промчалась быстро. Пробудился купец от топота ног на палубе, гомона. Поднялся Витт на палубу, обрадовался, корабль входил в порт. Любек с кирпичными островерхими домами, увитыми цепким зеленым плющом, высокими кирхами и булыжными мостовыми надвигался на корабль. Шумный порт встречал мореходов.
* * *В Гамбурге вдруг вызвали Франца Витта на Совет старейшин. В огромном мрачном зале за массивным овальным столом важно восседали почтенные купцы. Это были главные люди ганзейского союза.
За свои купеческие годы Витт знал многих из них и не с одним вел торговые сделки, но здесь, в необычайной обстановке, его пробирала дрожь. Ганза шутить не любит, у нее длинные руки, и хотя Витт не чуял за собой вины — пошлины выполнены сполна, с капитаном и корабельщиками рассчитался, против Ганзы ничего не злоумышлял, — но кто знает!
Остановившись на почтительном расстоянии от стола, Франц обвел членов Совета взглядом. Строго смотрели на него старейшины. И даже те, кто знал его, были сейчас для Витта совсем чужими. Ганза есть Ганза, и ее благо превыше личного.
Гнетущее молчание нарушил чей-то монотонный голос. Витт не угадал, кому он принадлежит.
— Купец Франц Витт, отвечайте на вопросы, какие вам зададут. Истинность ваших слов — вот главное. Помните, в вашем теле течет немецкая кровь.
Озноб продрал Витта по коже. «Неужели им известно про письмо? Но от кого?» Франц ответил заплетающимся языком:
— Я не утаю ничего перед Советом старейшин.
Купцы одобрительно закачали головами. Снова тот же голос сказал:
— На морских путях великая Ганза скрестилась с англами и голланами. — Купцы вздохнули, а голос продолжал: — Как относятся московиты и их царь к торговле с нашим союзом?
Витт поклоном дал знать, что вопрос им понят.
— Господа старейшины, голод и мор не дают московитам вести торг. Разбои на дорогах мешают московским торговым людям вывозить свои товары. Царь Борис и его Боярская дума к купцам, а паче всего к иноземным, хоть и благоволят, но обезопасить торговые пути не в силах.
— Не обедняли московиты товарами, есть ли чем торг вести?
— На Руси, как и в прежние лета, в обилии пушнина, пенька, воск и кожи.
— В цене?
— Цена мала, но перевоз дорог, охрану купеческим караванам нанимать приходится крепкую.
— Не намерены ли московиты выделить своих солдат для охраны торговых путей от разбойников?
— Таких речей не слыхивал, господа старейшины. Но думаю, ни царь, ни его приказы не станут посылать воинов на это.
— Что скажет немецкий купец Витт о царе Борисе, умен ли, хитер, к какой из стран тяготеет?
— Царь московитов не без ума и хитрости.
— Но купец Витт умолчал, к какому королевству тяготеет царь московитов?
Франц замешкался, подыскивая ответ. За столом задвигались недовольно. Витт, так и не найдя, что сказать, ответил:
— Такого мне неизвестно.
— А что знает купец Витт о торговле московитов с англами и голланами?
— Думаю, царь Борис не очень верит в торговлю с англами и голланами, однако тем из них, кто приезжает на Русь, помех не чинит.
— Так ли? Разве неизвестно немецкому купцу Витту, что царь Борис послал Семена Годунова на Белое море? Может быть, Витт забыл, какой город построил царь Грозный в устье Двины? Мы напомним ему: Архангельск. Царь Грозный благоволил к проклятым англам. Не он ли дал им пристанище и вполовину уменьшил пошлину? И не следовало бы забывать купцу Витту, какими подарками наделил царь Борис английского посла Боуса… Не есть ли это политикус царя Грозного?
Франц испугался насмешливого голоса говорившего. За ним таилась угроза.
— Господа старейшины, я немец, и мое отечество не Московия, а Германия, поэтому у меня нет нужды защищать московитов.
В зале наступила тишина. Но вот снова раздался голос председателя старейшин:
— Купец Франц Витт! Живя в Московии, не забывай: в твоих жилах течет кровь немцев, а Ганза — союз вольных германских купцов. Англы и голланы наши недруги. Чем меньше попадет им мехов и иных товаров от московитов, тем богаче будет Ганза. Никто из немецких гостей вашей слободы не должен вести торг с англами и голланами. Пусть их корабли покидают Белое море с пустыми трюмами. Иди и помни об этом.
* * *Из Курского уезда пригнали в Москву обоз. Рогозовые мешки с прошлогодним зерном везли с великим бережением. Полк государева войска охранял дорогой поезд от разбойных ватаг.
Неделю кормили хлебом голодный московский люд. Молва об этом разнеслась по дальним и ближним городам и селам. Хлынул народ в Москву. Толпились, ждали подачек, но хлеба больше не было.
