Фрэнк Йерби - Сатанинский смех
– Со стороны? – спросил Жан.
– Да, Жан, сегодня Францией управляет женщина. Мадам Ролан, чей старый и педантичный муж занимает пост министра внутренних дел, стоит только приподнять бровь, и мир приходит в движение. Ты должен встретиться с ней, она невероятно хороша собой. Наш старый друг Сейес думает, что она находится под его влиянием и он управляет ею, а на самом деле все наоборот. Дюмурье влюблен в нее, Барбару влюблен в нее, Бюзо тоже, и, думаю, она ему отвечает тем же. После твоей женитьбы я представлю тебя. В ее салоне ты встретишь всех: от крайне левых, таких, как Робеспьер, до крайне правых, как Барнав и Дюпон де Немюр…
– А ее влияние сказывается благотворно или, скорее, наоборот?
– Боюсь, скорее наоборот. Она ненавидит королеву с такой силой, на какую способна только женщина. Похоже, до революции королева отказала Ролану в какой-то мелкой награде или в титуле, и Манон Ролан никогда не простит ей этого. Вся Жиронда выступает за войну как за повод уничтожить королевскую власть. И они добьются своего, я уверен. Когда мадам Ролан пускает в ход свои ухищрения и чары, дни трона сочтены!
– Но война! – прошептал Жан. – Они что же, действительно думают, что мы можем воевать против всей Европы? При нашей-то неподготовленности – все опытные офицеры бежали, дисциплина в армии развалена… а они думают воевать?
Пьер с грустью посмотрел на своего друга.
– Да, – сказал он, – но тогда они безумцы, запомни это…
Когда дело дошло до такого частного акта, как женитьба, Жан Поль узнал, насколько осложнилась жизнь с началом революции. Прежде всего брак стал гражданским контрактом, хотя закон и не был разработан. Теперь Жану требовалось получить разрешение от муниципальных властей. Те же настаивали, не без оснований, чтобы эту церемонию проводил их представитель.
– Никогда не знаешь, Марен, какие последствия в жизни человека может иметь даже малейшая ошибка в наше время. Будь хорошим мальчиком и соглашайся на гражданскую церемонию. А потом, если захочешь, можешь спокойно отправляться к священнику.
Пьер одобрил такой план развития событий, рассматривая его как вынужденное обстоятельствами проявление мудрости, но глубоко религиозная Флоретта со слезами на глазах обрушилась на Жана. Пришлось убеждать ее Марианне.
– Ты любишь Жана? – требовала ответа Марианна. – Тогда почему же ты готова рисковать его жизнью, подвергая сомнению законность гражданского брака? Людей объявляли предателями и за меньшие проступки. Таков закон, вот и подчиняйся ему. А потом священник сделает все как надо…
Так и сделали, но после церемонии, на которую Флоретта упрямо отказалась надеть подвенечное платье, она вернулась в свою комнату.
– Я не замужем за тобой, Жан, – сказала она без всякого выражения. – Когда мы дадим клятву перед священником, я стану твоей женой, но не раньше!
Жан вздохнул. Он оказался в затруднительном положении и знал это. В годы своей мятежной юности он участвовал в войне против церкви, в той войне, которая лишила церковь во Франции всех ее владений, расколола церковнослужителей на два лагеря: на тех, кто согласился отвергнуть власть папы и принес присягу нации как власти, стоящей выше церкви, и на тех, кто отказался от такой присяги. Для каждого верующего католика священник, принявший такую присягу, становился еретиком и общаться с ним было нельзя. Даже король предпочел скорее подвергнуть риску свою жизнь, чем пойти в этом вопросе на компромисс; он упорно накладывал вето на все меры, направленные против неприсягнувших священников, как называли тех священников, которые оставались верны ортодоксальным принципам.
– И вот теперь, – вздыхал Жан, разговаривая с Пьером, – я пожинаю плоды собственной глупости! Где я найду неприсягнувшего священника? А если даже найду, не окажется ли такой брак политически вне закона, не подвергнет ли опасности наше будущее и будущее наших детей, если они у нас будут?
– Флоретта не будет считать ваш брак законным, если ты этого не сделаешь, – ухмыльнулся Пьер. – Не беспокойся, старина, я что-нибудь придумаю…
Пьер действительно сотворил чудо. Ранним утром 14 апреля желтая карета Жана тихо выехала из Парижа. Ни Жан, ни Флоретта не были в подвенечном платье. Оно лежало в саквояжах, привязанных к крыше кареты. Перед церемонией они переоденутся, а потом, перед возвращением в Париж, вновь сменят одежду.
По дороге в Фонтебло Пьер рассказал, как ему удалось все устроить. Путем невероятно сложных маневров он сумел получить аудиенцию у короля и королевы, которые после своей жалкой попытки бежать из Франции стали пленниками в старинном дворце Тюильри. История, которую он поведал Их Величествам, была рассчитана на то, чтобы завоевать их симпатии. Людовик готов был немедленно оказать помощь любому человеку, который захочет, чтобы его обвенчал неприсягнувший священник, а когда Пьер напомнил королеве о ее встрече с Жан Полем, она улыбнулась и сказала:
– Конечно, я помню нашего друга – очаровательного мужчину с невероятно изуродованным лицом. Нам доставит удовольствие помочь ему…
Мария Антуанетта подошла к секретеру и написала собственноручную записку своему духовному отцу в Фонтебло, запечатав ее королевской печатью. Теперь все было готово, священник ожидал их в маленькой часовне королевы.
Когда Флоретта, прогуливаясь с Пьером, появилась с огромным побегом лилии в руке, казалось, вся радость мира сосредоточилась в ее маленьком лице, – такой от него исходил свет. Жан глубоко вздохнул.
“Никто в целом свете, – подумал он, – никогда не выглядел так прекрасно!”
Ее мягкие волосы казались полуночной мглой под предрассветным туманом ее вуали; на ней было кремовое платье – желто-белое, – и как капельки молока светились на нем крошечные жемчужины. Но самой прелестной была ее улыбка, – столько в ней было умиротворения, ясного спокойствия и тихой радости…
Жан ощутил некое подобие ужаса, заполняющего его сердце.
“Святой Боже, – молился он, – сделай так, чтобы я заслужил это! Сделай меня таким, чтобы я принес ей радость, счастье, покой, для которых она предназначена. Благодарю тебя, отец наш, за это чудо, которое ты даруешь мне…”
Всю процедуру Марианна проплакала, ее всхлипывания пунктиром отмечали величественные латинские фразы, которые произносил старый священник. Когда все было кончено и Жан Поль поцеловал свою Флоретту, обняв ее так бережно, как это бывает только когда обнимаешь бесконечно хрупкое и любимое существо, коснувшись ее губ, столь нежно, будто более материальное прикосновение могло оставить на них следы ушибов, священник шагнул к ним, держа в руке маленькую коробочку.
– От Ее Величества, – улыбнулся он, – она собственноручно вышила это для новобрачной.
Там лежал кружевной носовой платочек, очень красиво вышитый. На карточке было написано:
“Большого счастья вам, дорогая. Мария Антуанетта, королева”.
Когда Флоретте сказали о подарке королевы, слезы потекли по ее лицу, а Марианна зарыдала так, что вынуждена была выбежать из часовни.
Обед, заказанный Пьером в лучшей гостинице Фонтебло, оказался великолепен, но должное ему отдал он один; Жан сидел тихо, держа Флоретту за руку; Марианна хлопотала над ними, как клуша над цыплятами, и ела так же мало, как и они.
– А теперь, – сказал Пьер, когда они закончили обедать, – у меня есть сюрприз для всех вас.
Он проводил их к экипажу, и кучер погнал лошадей в Париж. Они добрались туда, когда уже начинало смеркаться, хотя все вокруг еще можно было разглядеть. Кучер переехал через Новый мост, они оказались в квартале Сен-Жермен-де-Пре, и можно было подумать, что уже несколько часов подряд они едут по кривым улочкам, пока наконец экипаж не остановился перед каким-то домом.
Слуга открыл маленькую калитку в высокой стене, и они прошли в сад, засаженный цветами, запах которых остро ощущался в теплом апрельском воздухе. Раньше этот дом был владением некоего герцога, роскошный, с высокими окнами, ловившими последние лучи вечернего солнца.
Слуги, встретившие их в холле, кланялись, мажордом взял у них шляпы, перчатки, трости.
– Великолепно! – вздохнул Пьер. А Жан почувствовал, как маленькая рука Флоретты тянет его за рукав.
– Расскажи мне, Жан, – прошептала она, – как он выглядит, наш новый дом?
А Жан Поль стоял, не в силах вымолвить ни слова, понимая, сколь мало значит все это великолепие в глазах той, которая не может его увидеть.
Рано утром, когда еще не рассвело, его разбудило легкое прикосновение ее пальчиков, блуждающих по его лицу. Он мгновенно проснулся и крепко схватил ее за руку.
– Позволь мне, Жан, – прошептала она. – Твое предубеждение насчет твоего лица – просто большая глупость. Ты теперь мой муж, и я имею право знать, как ты выглядишь…
Он медленно отпустил ее руку и лежал спокойно, пока она исследовала линии его лица, шепча:
