Юзеф Крашевский - Король холопов
– Ваше величество! – перебила взволнованная Рокичана. – Умоляю вас! Скажите, это несомненно? Неужели это правда? Это не сон?
– Я говорил вам: нас обещали обвенчать… Я протягиваю вам руку… Клянусь…
При этих словах он на минуту приостановился.
– Конечно, все это так, как я вам говорю, – прибавил он, – но так как я уже несколько лет на ножах с королевским епископом, то венчать нас будет другой. До тех пор тайна должна быть сохранена для того, чтобы нам не помешали. Князь-отец берет Аделаиду к себе, а я введу вас в замок. Рокичана молчала; все это казалось ей до того неправдоподобным, что она не могла придти в себя.
Судорожно сдавливая виски руками, она воскликнула:
– Ваше величество, вы сами знаете, могла ли бы я отказаться от короны и от такой чести для меня и для моего потомства? Но мне все это кажется чудным сном. Дайте мне собраться с мыслями и успокоить взволнованное сердце. Я не знаю, что думать, что говорить, не знаю, что делать!
Казимир воспользовался этой минутой ее растерянности и прикоснулся губами к ее белому челу, ее рука очутилась в его руках, но она этому не сопротивлялась и, обессиленная, нагнулась к нему. Он понял, что она побеждена и сдается, а ей все это казалось неправдоподобным, невозможным, несмотря на все уверения короля.
– Скажи, прекрасная Кристина, – настаивал Казимир, – ведь ты мне дашь слово? Да!
– А родня? – спросила вдова.
– Ради Бога! У нее будет довольно времени радоваться этому, когда мы после венчания уведомим их о случившемся, – гордо сказал король. – Ведь не будут же они этому противиться?
– Дайте мне хоть минуту подумать! – шепнула Кристина, сжимая голову руками.
– О чем тебе думать? – возразил король с нетерпением. – Я сюда пробрался тайком; при дворе императора не знают о моем приезде и не должны об этом узнать; я должен возвратиться как можно скорее, я ждать не могу, откладывать не хочу. Все тут же должно быть обдумано и решено. Ты не должна преждевременно разглашать это, чтобы не вызвать каких-нибудь препятствий. По дороге в Краков ты остановишься в Тынце, где нас обвенчают. Там уже все приготовлено.
Но прекрасная Кристина была до того взволнована, что не в состоянии была здраво размышлять; это неожиданное, как бы с неба свалившееся, счастье пугало ее, и она боялась, чтобы оно столь же скоро не улетучилось. – Король мой, – воскликнула она, обращаясь к нему, – ты мне оказываешь поистине большую честь; даешь мне надежду на счастье, которого я никогда не ждала, но позволь мне успокоиться, собраться с мыслями, помолиться Богу. Я вся дрожу!
Казимир взглянул на нее с состраданием и медленно поднялся с места. Поцеловав ее в лоб, он тихо сказал:
– Я ухожу, возвращусь через несколько часов. Успокойся, прекрасная Кристина, верь королевскому слову, не бойся ничего. Ты меня осчастливишь, и я буду стараться отплатить тебе тем же.
С этими словами он пожал ее дрожащую руку, посмотрел ей в глаза и, улыбаясь, медленно вышел из комнаты.
Рокичана не имела сил провожать его; она опустилась в кресло и дала волю слезам, даже не отдавая себе отчета, почему она плачет. Ее охватила какая-то тревога, страх за будущее; сердце ее усиленно билось, по телу пробегала дрожь. Королевой, она будет королевой, но здесь среди своих она уже была ею по своей красоте и по своему богатству, а там, нося имя королевы, она будет себя чувствовать, как будто унесенная в высь. Она чувствовала, что делаясь королевой, она теряет много – король был для нее привлекательным мужчиной, но любви к нему она не чувствовала. Неужели новая жизнь, прекрасная, полная блеска даст ей счастье? Здесь она была окружена толпой обожателей, а там? Что ждет ее там?
В отчаянии она ломала руки, не зная, на что решиться, с кем посоветоваться. Отказать – не позволяла гордость, принять – мешал страх. Она еще сидела, погруженная в раздумье, вытирая слезы, как вдруг вошел Енджик, почти насильно ворвавшись в комнату.
Кристина с детства привыкла к его любви и покровительству; иногда случалось, что он ее раздражал, и она прогоняла его, когда он слишком явно и навязчиво вмешивался в ее дела; однако она ему очень доверяла и была уверена в том, что он ей желает добра.
В ее теперешнем положении она очень обрадовалась его приходу в надежде с ним посоветоваться. Купец поклонился и по обыкновению начал извиняться.
– Сердитесь на меня, если хотите, – произнес он, – но я вошел сюда чуть ли не силой. Выслушайте меня, прекрасная Кристина; Бог свидетель, никто вам больше добра не желает, чем я.
– Верю, – ответила вдова, медленно приближаясь к нему, – верю и докажу это. Вы ведь меня не выдадите?
– Я? – ответил Енджик, кладя руку на грудь.
– Скажу вам первому, может быть, вам одному, о том что со мной случилось. Польский король…
Енджик, всплеснув руками, перебил ее.
– Кто же не знает о том, что он в вас влюбился? Ведь весь город трубит об этом, а я прихожу к вам с просьбой, чтобы вы прогнали этих… Кристина, сделав нетерпеливый жест, грозно на него взглянула.
– Польский король женится на мне, – гордо ответила она, наблюдая за Енджиком, какое впечатление произведет на него это известие. Но тот лишь насмешливо улыбнулся.
– Они вас бессовестным образом обманывают! – воскликнул он. – Каким образом король может жениться? Ведь он пятнадцать лет уже женат! Ведь жена его, Аделаида, до сих пор еще жива!
– Послушай, – прервала его вдова недовольным тоном, – король, сам король сказал мне об этом; из его уст я это слышала: тот брак расторгнут, она уезжает к отцу, а он женится на мне.
Енджик своим ушам не верил.
– Да! – подтвердила Кристина. – Это так решено. Епископ взялся обвенчать нас.
Купец в задумчивости молчал; он не мог освоиться с этой мыслью.
– Я не знаю всех хорошо этих законов и не знаю, дозволено ли королю то, что запрещено другим, но все это мне кажется враньем, обманом. Помню, что слышал когда-то о каком-то французском короле, который женился на меранской графине, удалив первую жену. А что было потом? Ведь папа велит ему развестись с ней!
Рокичана призадумалась и, скрестив руки, начала ходить по комнате. Енджик следил за ней глазами со странным выражением лица.
– Нет! – воскликнула она, вдруг останавливаясь. – Нет! Королевскому слову можно верить. В его глазах – благородство, этот человек не умеет лгать.
Енджик задрожал и быстро приблизился к ней.
– Так вы намерены, никому не сообщая об этом, довериться и отдаться ему?
– Рассказывать об этом я не могу. Вам я сказала, потому что вы пришли как раз в такой момент, когда я не в силах была сохранить тайну, к тому же, я уверена, что вы меня не выдадите.
– Отказаться от короны? Не согласиться быть королевой? – прибавила она. – Для этого надо быть безумной, ведь люди осмеяли бы меня!
Она ходила по комнате.
– О, Господи! – воскликнула она, как бы про себя. – Что мне делать? Что ответить? Голова идет кругом…
У Енджика вырвался глубокий вздох, он почувствовал к ней жалость.
– Знаете что? Я дам вам хороший совет, – тихо сказал он. – Никто лучше не разъяснит вам этого, как наш добрый епископ Ян из Дражиц. Он –духовный, тайны не выдаст, а поймет он это лучше вас.
Кристина размышляла.
– Нет, не могу я разглашать этого! Не могу обращаться за советами! Мне некогда! Я и то плохо поступила, что вам рассказала, но это уже случилось. Через час я должна дать ответ – да, или нет.
Купец долго молчал; он раздумывал.
– Когда же король говорил вам об этом? Сам король? – спросил он. –Ведь он в последнее время здесь не бывал?
Вдова покраснела, спохватившись, что могла выдать приезд Казимира, и воскликнула:
– Как дошло до меня королевское слово, это уж мое дело, достаточно, что оно у меня, и я в нем уверена…
– А я ему не верю, – произнес купец, – не понимаю. Для вас многое можно сделать, я это знаю, многое перетерпеть, но бывают иногда такие препятствия, которые даже короли преодолеть не могут. Бросать жену нельзя, и я не поручусь за ваше счастье, которое будет куплено ценой ее слез. Зачем вам гоняться за какой-то короной? Разве вы не королева среди своих? Чего вам недостает? Неужели вы так любите этого короля?
Кристина, казалось, не слушала его; она в задумчивости прохаживалась. – Енджик, – промолвила она, наконец, – не проговорись, я бы тебе этого не простила. Пусть совершится предназначенное мне Богом. Да исполнится Его святая воля…
При этих словах слезы брызнули из ее глаз, и она бросилась в кресло с закрытыми глазами, судорожно вздрагивая в истерическом плаче. Енджик, стараясь ее успокоить, прошептал несколько утешительных слов, но, не дождавшись ответа, видя наконец, что бесполезно было бы убеждать ее, вышел расстроенный и так погруженный в свои мысли, что даже не заметил, как очутился дома.
– Кристина погибла! – повторял он про себя; – спасенья нет!
Несколько часов спустя Казимир возвратился к Рокичане и, пробыв у нее час, вышел оттуда весь сияющий, веселый; он приказал Добку, бывшему вместе с ним, тотчас же готовиться к отъезду. Препятствием для отъезда могло служить отсутствие Кохана, который с самого утра отправился на дуэль с Гашем, и о котором до сих пор не было известий. Хотя королю очень хотелось иметь Кохана при себе, однако, он не решался оставаться дольше в Праге.
