Исай Калашников - Жестокий век. Книга 1. Гонимые
— Я тебя не осуждаю.
— А Хучара?
— Ну что тебе Хучар! — Тэмуджин подумал, — Знаешь, я ни на кого зла сейчас не держу. Но вровень с тобой никого не поставлю — ты пришел первым!
— Я не мог не прийти, Тэмуджин. Помнишь, как мы клялись? Одна душа, одна радость, одна забота — на двоих. На свете много разных людей. Но нас — двое.
— Теперь трое, Джамуха. Третий — наш отец Тогорил.
— Да, конечно… Только Тогорил — хан. Мы с тобой просто нойоны вольных племен. И над нами только одна власть — власть нашей дружбы.
В заводи звучно шлепнула хвостом крупная рыбина. Видимо, таймень.
— Пошли спать, анда Тэмуджин.
— Пошли, анда Джамуха.
Ему приснилось празднество на берегу Онона. Шумят люди, бьют барабаны. Он сидит у телеги с ненавистной кангой на шее. Тайчу-Кури куда-то зовет его, дергает за рукав халата.
— Вставай, Тэмуджин, пора!
— А я не хочу!
— Вот что делает вино с человеком!
Это уже голос не Тайчу-Кури, а Боорчу. Тэмуджин открыл глаза. Боорчу и Джэлмэ, один с одной, второй с другой стороны, тормошили его. Бубнили барабаны. Воины седлали коней, Тэмуджин потряс головой. Череп раскалывался от боли.
— Фу, как тяжело…
— Не будешь пить столько! — сердито сказал Боорчу, подавая берестяной туесок с дугом. — Когда я был маленьким, бабушка говорила мне: кто пьет вино, у того в голове темно.
— Не ворчи, друг Боорчу. И без тебя тошно. Видишь, Джэлмэ молчит. Он хороший парень.
От прохладного кислого напитка немного полегчало. Он сел на коня, поехал к яру. Там уже стояли хан, Джамуха, Джагамбу, кэрэитские нойоны. Начиналась переправа. Лошади спускались к реке, обнюхивая воду. У берегов было мелко. Но на середине вода доходила до брюха, сильное течение разворачивало лошадей мордой к верховьям реки. Всадники корчились в седлах, подбирая ноги. Под одним воином лошадь споткнулась. Он испуганно рванул поводья. Лошадь вскинула голову, снова споткнулась, течение свалило ее. Воин окунулся с головой, выпустил поводья, вода подхватила его, прибила к тальникам. Он вылез из воды мокрый, с виноватой и жалкой улыбкой на юном лице.
Джамуха подмигнул Тэмуджину.
— Парень-то опять твой!
Тэмуджин почувствовал, что улыбается побратиму виноватой, как у юного воина, улыбкой. Что-либо сказать не было сил. Изнутри черепа по вискам били кузнечные молотки. Тогорил, Джамуха таких мучений, видимо, не испытывали, хотя выпили не меньше, чем он.
За рекой воины начали строиться, дозорные не мешкая поскакали вперед. Тогорил направил своего коня в воду. Он не стал поджимать ноги. Как сидел, прямой, в сверкающем золотом шлеме, так и остался сидеть. Вода хлестала по высоким голенищам его сапог. Тэмуджин тоже не поднял ног. И, когда выбрался на берег, его ветхие гутулы оказались полными воды, она била из всех дыр веселыми струйками.
К полудню дозоры наткнулись на меркитов. Остановив воинов, Тогорил со свитой поехал вперед, поднялся на возвышенность. Меркиты строились у входа в долину, между двух крутосклонных сопок. Хан долго озирал окрестности, задумчиво пощипывая седеющую бородку.
— Не думал, что они решатся выйти навстречу. — В голосе хана послышалась озабоченность.
— Их не так уж много, — сказал Джамуха. — Не успели сбежаться за ночь. Не остановят.
— Их не много, — согласился Тогорил, — но это — меркиты. Драться они умеют. Поэтому… — Сдвинул шлем на затылок, ногтем поскреб правый висок, оглядываясь по сторонам. — Джагамбу, видишь тот лесочек? Ступай туда. Постарайся незамеченным выйти меркитам в затылок. А вы, Джамуха и Тэмуджин, со своими воинами идите влево. Гора скроет вас от глаз меркитов. Станьте вон за той сопкой и ждите. А я двинусь напрямую.
Головная боль, возбуждение — сейчас, сейчас все решится! — мешали Тэмуджину понять смысл дробления войска, все казалось чрезмерно усложненным — к чему? Если меркитов меньше, нечего и мудрить, навалиться на них всей силой, смять, растоптать… Шевельнулось подозрение: хан хочет разбить меркитов сам, один. Неужели он такой? Или тут есть что-то иное, недоступное его воспаленному уму? Наклонился к Боорчу:
— Перед сражением больше пить не буду. Никогда!
Он смотрел на хана, на Джамуху, на меркитских воинов, и ему все больше не хотелось идти за сопку, стоять там в бездельном ожидании, томиться от безвестности.
— Хан отец, возьми меня с собой!
Тень неудовольствия набежала на лицо хана, но через мгновение в черных глазах затеплился грустно-ласковый свет.
— Хорошо. Ты пойдешь со мной.
Двинулись на меркитов шагом: сберегали силы коней. Но в этом неторопливом движении ощущалась зловещая напряженность. Боорчу смотрел вперед, жмурясь, будто от ослепительного света. Джэлмэ насупился, закусил губу.
Расстояние сокращалось. Стал виден горделиво поднятый туг, можно было уже различить и масти меркитских коней. Враги стояли плотными рядами от одного склона сопки до другого. Строй казался несокрушимой, непреодолимой преградой. Напряженность людей передалась и коням. Они прядали ушами, рвали поводья.
Тэмуджин не заметил, подал Тогорил знак или лавина всадников сорвалась сама. Грохотом ударил в уши топот копыт, облако густой пыли взметнулось к самому небу. Всадники мчались, будто уходя от этого серого облака… Из меркитских рядов брызнули черные стрелы, сами ряды зашевелились и стремительно покатились навстречу. Тэмуджин размахивал мечом и кричал, не слыша своего голоса.
Всадник на рыжем широкогрудом коне летел на него, целя острие копья в грудь. Тэмуджин свернулся с седла вбок, копье прошло мимо. Всплеском молнии блеснул меч Джэлмэ и обрушился на голову меркита.
Меркиты дрались со злобной отвагой, все усиливая и усиливая натиск. Воины хана остановились, затем попятились. Тэмуджину показалось, что еще немного — и войско хана будет смято, изрублено. Страшась этого, бессильный что-нибудь изменить, стал искать глазами Тогорила, но в клубах серой пыли мелькали чужие свирепые лица, оскаленные морды лошадей, звенело железо, стучали копыта, предсмертные крики людей смешивались с обезумелым ржанием коней. На мгновение ему показалось, что хан и анда кинули его под мечи меркитов. Страх затмил разум. Тэмуджин рвал поводья, заворачивая коня. Хотелось как можно скорее и как можно дальше умчаться от клубка человеческой ярости. Но справа был Джэлмэ, слева Боорчу. Он был зажат между ними…
И вдруг все переменилось. Меркиты враз ослабили напор, бестолково заметались, покатились назад. Тэмуджин перевел дух, огляделся. Из за сопки, сминая правое крыло меркитов, ударили воины Джамухи. Враги были отброшены к проходу меж сопок, не удержались и там, побежали, подставляя спины под мечи, копья и стрелы. А наперерез им уже мчались воины Джагамбу.
На сопке Тэмуджин слез с коня, вытер с лица едкий пот. Руки плохо слушались, дрожали ноги, от боли надвое раскалывалась голова. Тупо, трудно охватывал он разумом происшедшее. Обессиленно присел на камень. По всей долине, похожей на сложенные ладони, валялись убитые, ползали раненые, метались кони, одичавшие от запаха крови, спешивались воины, подбирая оружие, подымая своих раненых и добивая чужих.
Враг разбит. Разбит!
Но страх и чувство беспомощности, только что пережитые, мешали Тэмуджину ощутить радость.
Подъехал Джамуха. Лихо соскочил с лошади, крепко стукнул кулаком по сгорбленной спине Тэмуджина. Больше, чем обычно, были заметны ямочки на щеках его грязного лица, свежо белели зубы.
— Чего сидишь, как сова в дождливый день? Знаешь, кого мы заарканили? Нойона Хаатай-Дармалу. Хочешь посмотреть?
— Зачем мне нойон Тохто-беки? Мне нужна Борте.
— Найдем и Борте. Весь меркитский улус вывернем, как шубу, до шерстинки переберем, но найдем.
Уцелевшие воины меркитов разнесли по своим куреням весть о поражении. Началось бегство. Кинув в телеги самое необходимое, оставив юрты, а порой и стада, люди устремились вниз по Селенге, в сторону Баргуджин-Токума.
Воины-победители рыскали по долинам, перехватывая беглецов.
Тэмуджин со своими нукерами носился по степи без передышки. В одной из долин наткнулся на курень Тохто-беки. Людей в нем осталось не много. В поисках Борте нукеры обшаривали одну юрту за другой. Спрятавшихся меркитов вышибали копьями, плетями и сгоняли к шатру Тохто-беки. Тэмуджин, Боорчу, Джэлмэ опрашивали всех, но о Борте никто ничего не мог сказать.
На площадку приволокли изможденного мужчину с кангой на шее, бросили в пыль. Он сел, отбросил со лба косматые волосы, равнодушно огляделся. Один из воинов постучал рукояткой меча по замку канги.
— Крепко сделано. Не снимешь.
— А ты сначала сними ему голову! — со смехом посоветовал кто-то.
Воин поднял меч, целясь ударить по шее.
Тэмуджин хлестнул его плетью по спине.
— Отойди отсюда, храбрец! — Наклонился к лицу колодника:
