Елена Жаринова - Сын скотьего Бога
Едва вернувшись домой, Волх собрал свою дружину на совет. За дубовый стол уселись Клянча, Мичура, Бельд, Булыня и — уважения ради — несколько стариков. Советом своим Волх мог гордиться. За десять лет мирной жизни боевые навыки никто не растерял и не пропил. Паники не было. Никто не задавал глупых вопросов, откуда князь узнал про странные корабли. Мичура тут же распорядился послать вверх по течению разведчиков. Бельд пробормотал:
— Кто предупрежден, тот вооружен, — и начал вслух прикидывать возможности города в случае осады.
— Не парься, Волх Словенич, — выразил общее мнение Клянча. — Подумаешь — разбойники какие-то. Слышал я краем уха про этого Росомаху. Купцы напуганы, а у страха глаза велики. Новгород — это тебе не чудская деревня в три избенки. Атаковать нас с воды могут только недоумки. Мимо пройдут, вот увидишь. Одна русская дружина чего стоит. Кстати, а чего ты Мара не позвал?
Волх смутился, потом важно сообщил:
— С русами мы разрываем договор.
— Вот те раз! Очень вовремя! — раздались возгласы.
— А в чем дело? — сдвинул брови Волх и с вызовом продолжал: — Да, я сегодня велел русскому воеводе убираться к лешему. Но вы только что сами взахлеб кричали, что город неприступен. Что же мне теперь, Мару в ножки кланяться?
— Ясное дело, нет, — успокоил его Клянча. — Справимся и без русов. Все понятно — дела семейные…
Волх сердито зыркнул на приятеля.
— Надо послушать, что скажут разведчики, — вмешался Бельд. — Сколько кораблей? Сколько на них людей? Твой осведомитель ведь тебе этого не сообщил?
— Он не умеет считать, — усмехнулся Волх.
В конце концов было принято решение паники в городе не поднимать, оборону всемерно усилить и ждать вестей от разведчиков.
Когда все разошлись, Бельд по обыкновению задержался. Волх почти заискивающе заглянул ему в глаза. Он очень нуждался в поддержке. Как бы он не хорохорился, на самом деле ссора с русами очень его беспокоила.
— Ругать будешь? — обреченно спросил он Бельда.
— Кто я такой, чтобы тебя ругать? Да и понятно, почему ты так поступил. Просто это сейчас очень некстати, — вздохнул сакс.
— Знаю, — признал Волх. — Но я же не ясновидец… А назад ходу нет. Слово сказано. Представляешь, какое условие выдвинет этот заср…нец Мар, если я теперь предложу ему остаться?
Бельд кивнул.
— Туйя.
— Ты считаешь, я должен это сделать? — прямо спросил Волх.
Бельд покачал головой.
— Давай дождемся возвращения разведчиков.
А в это время Туйя лежала на полатях у себя в светлице. Она хмурилась и покусывала тонкий кончик косы, размышляя.
Любит — не любит? Да как он может, как он смеет меня не любить?!
Туйе трудно жилось на свете, потому что она никогда не была в ладу с собой. Честолюбивое сердце маленькой княжны желало победы над красивым и взрослым мужчиной. Она часто представляла его поверженным на колени, с пылающим и молящим взглядом. С каким жестоким великодушием она отмерила бы ему толику расположения! Иногда ей казалось, что она добилась своего. Но потом Мар снова вел себя с почтительным равнодушием. Будь Туйя старше, она поняла бы, что это игра. Но ей было всего пятнадцать, и внешняя спесь в ней мучительно сочеталась с неуверенностью. Она ничего не знала о жизни и о любви. Равнодушие Мара бесило ее, и она все глубже увязала в западне собственных чувств.
В светлицу заглянула одна из сенных девушек.
— Брысь! — княжна довольно метко швырнулась подушкой. Девушка, ойкнув, исчезла. Но через несколько минут, кашлянув, показалась снова.
— Княжна… — позвала она очень робким шепотом.
— Мне чем потяжелее в тебя бросить?
Разозлившись, Туйя вскочила на полатях.
— Княжна, там человек приходил… передать велел…
— Ну?
— Он сказал, что русский воевода Мар по приказу твоего батюшки уходит из Новгорода со всей русской дружиной.
— Что? А ну, повтори, дура! Да что ты трясешься?! Что за человек тебе это сказал?
— Не знаю, не знаю, княжна… — чуть не плакала служанка. — Конопатый такой, нос картошкой…
— Это его слуга… — прошептала Туйя. Зеленые глаза ее расширились, не мигая. В них разгоралась ярость. Служанка, не дожидаясь разрешения, взметнула подолом и умчалась прочь.
— Батюшка, значит… — процедила Туйя, слезая с полатей. Она вихрем пронеслась через сени, сбежала по лестнице и ворвалась в покои отца.
Ворвалась — и застыла на пороге. Дивные звуки ошеломили ее, а раскаленное яростью сердце словно угодило под прохладный дождь. Боян играл на гуслях. Его пальцы едва касались струн, красивое лицо было сосредоточено, глаза прикрыты. Волх сидел напротив и смотрел на сына, как на божество.
Заметив сестру, Боян смутился и приглушил струны. Волх обернулся. Увидев дочь, он защитным движением прижал голову сына к себе.
Туйя чуть не расплакалась от боли, досады и злой ревности. Остудить ее сердце не хватило бы и целого водопада.
— Отмени свой приказ! — заявила она.
Волх недоуменно поднял брови.
— Не прикидывайся! — задрожала голосом Туйя. — Я знаю, что ты приказал выслать воеводу Мара из Новгорода. Так вот, тебе придется отменить свой приказ!
— Вот как? — усмехнулся Волх. — А скажи, пожалуйста, какое тебе дело до воеводы Мара?
— Я… я… — запнулась Туйя, но тут же мысленно обругала себя: что она тушуется, как девчонка? — Мы с ним хотим пожениться! — заявила она, задрав подбородок.
— Вот как! — повторил Волх. — А он об этом знает? Мне показалось, у него на твой счет другие виды. Впрочем, тебя это наверняка не смутит.
— Не смей так со мной разговаривать! — прошипела княжна, чувствуя, что краснеет.
— Это ты не смей повышать на меня голос, — холодно сказал Волх. — Иначе пожалеешь. А сейчас ступай, и чтоб из терема ни ногой.
— Это ты пожалеешь! — глухо ответила Туйя. — Ты растил меня, как собачонку… Да что там, иному щенку достается больше ласки, чем перепало мне от родного отца. Но имей в виду: Я научилась кусаться, у меня было на то время. Ты отменишь приказ?
— Нет, — коротко ответил Волх.
Туйины кулачки бессильно сжались.
— Я тебя ненавижу, ненавижу! — закричала она, замотав головой. — Если бы ты знал, как я тебя ненавижу!
Повернувшись на пятках, Туйя убежала прочь. Испуганный Боян поднял голову.
— Батя! Чего это она?
— Дура, сынок, дура, — ответил Волх. Он отмел со лба волосы — как будто пытался сбросить тяжкий осадок, который оставила ссора с дочерью. Тут же вспомнились слова матери: «не давай ей повода тебя ненавидеть». Но он не собирался принимать девичьи бредни всерьез.
Всю следующую неделю Волх провел в тревожном ожидании разведчиков. Но город не знал об этом и жил обычной жизнью. Бурлила торговлей пристань. Люди радовались теплой и сухой погоде. Стоял месяц ледолом, или, по-римски, апрель, издревле посвященный у словен ласковой богине Ладе. Небо струило солнечную синь, земля спросонья пахла по-особому, и ветер кружил этими запахами молодые головы. Люди раздували ноздри и расправляли плечи, вглядываясь в светлый по вечерам горизонт.
Как гулко весной разносятся звуки! Уже прошло часа три после полуночи, а Волху не спалось. Где-то на окраине лаяла собака, да ругались пьяные голоса, а слышно было, как будто шумят прямо под княжьими окнами. И терем полнился ночными скрипами, словно все доски и половицы переговаривались между собой втайне от жильцов.
Но только, наконец, Волх поплыл, закачался в теплой люльке сна, как раздался быстрый стук в дверь.
— Князь! Волх Словенич! — зашептал один из молодых дружинников, охранявших терем. — Там разведка вернулась!
Волх моментально вскочил, тряся мутной от прерванного сна головой. Путаясь в сапогах, он обулся и вышел на черное крыльцо. В предутренней серой мгле нарисовались двое разведчиков. От них пахло лесом и потом. Лица у обоих были такие серьезные, что у Волха сердце ушло в пятки. Да еще и время суток как нельзя подходило для дурных вестей.
— Ну? — спросил Волх.
— Идут корабли, князь.
Так… Значит, волк не соврал и не ошибся. Только сейчас Волх понял, как сильно в глубине души надеялся на это. Он малодушно отказался выслушать разведчиков наедине и приказал поднимать свой ближний круг на совет.
Все собрались. Клянча зевал до треска в челюстях. Мичура на ходу приглаживал седые лохмы и морщился, припадая на ногу. Волх нервно барабанил пальцами по столу. Разведчики, смущаясь грязных сапог и рубах, рассказали о своей вылазке.
Действительно, вверх по Мутной поднимались корабли. Подобных в Новгороде еще не видали. Длинные, узкие, с высоко задранным носом, украшенным мордой какого-то чудовища, они были гораздо быстроходней плоскодонных словенских ладей.
На каждом корабле — не меньше пяти десятков гребцов. Одеты они были по обычаю многих северных народов — данов, свеев или тех же русов, но на головах носили жутковатые рогатые шлемы.
![Роберт Говард - За Черной рекой [= По ту сторону Черной реки]](/uploads/posts/books/11728/11728.jpg)
