Роберт Стивенсон - Сент-Ив (Пер. Чистяковой-Вэр)
— Знаете… знаете, это Бог знает что такое! — вскричал Рональд. — Что вы тут делаете, черт побери!
— Тс… тсс!.. Тут не место объясняться, мой милый, — сказал я. — Если вам угодно, придите ко мне сегодня же после вечера мистера Робби. Мы можем за сигарой потолковать с вами. Здесь же, право, говорить неудобно.
Раньше чем Рональд успел прийти в себя, я уже дал ему адрес в Сент-Джемс-сквере и смешался с толпой. Увы, мне не удалось сейчас же вернуться к Флоре! На дороге я встретил мистера Робби, он поймал меня и стал без умолку болтать. Рассеянно слушая его, я смотрел, как вокруг моего идола снова собиралась толпа несносных молодых людей, и в душе проклинал судьбу и моего хозяина. Вдруг мистер Робби вспомнил, что я должен ехать в четверг на бал в собрание, и что я явился к нему только затем, чтобы он мог подготовить мне почву для этого бала. Адвокат сейчас же представил меня какой-то молодой девушке. Но я, оставаясь вполне вежливым, сумел удержать подле себя мистера Робби. Как только мы отошли от моей новой знакомой, я увидал майора Чевеникса. Он направлялся к нам, по своему обыкновению держась прямо как палка. Тоже по обыкновению, он был одет до крайности строго.
— Вот человек, с которым я желал бы поговорить, — произнес я, что называется, хватая быка за рога. — Не представите ли вы меня майору Чевениксу?
— Сию минуту, дорогой сэр, — ответил мистер Робби и произнес громко: — Майор, подойдите сюда и позвольте мне рекомендовать вам моего друга, мистера Дьюси, который желает познакомиться с вами.
Лицо майора заметно вспыхнуло, но больше он ничем не выдал своего волнения. Чевеникс низко поклонился и сказал:
— Мне кажется, мы где-то встречались прежде?
Я, ответив на поклон, произнес:
— Да, встречались, не будучи по-настоящему знакомы, и я давно искал случая формально представиться вам.
— Вы очень добры, мистер Дьюси, — проговорил майор, — быть может, вы поможете мне вспомнить, где именно я имел удовольствие видеть вас?
— О, зачем же выводить меня на чистую воду, — со смехом заметил я, — да еще в присутствии моего поверенного!
— Готов держать пари, — вмешался в разговор Робби, — что когда вы, Чевеникс, встречали мистера Дьюси, он носил имя Сент-Ив. Прошлое моего клиента полно мрака и тайн.
— Помнится, я знал мистера Дьюси не под упомянутой вами фамилией, — проговорил майор сквозь зубы.
— Ну, я желаю, чтобы мой клиент оправдался! — продолжал адвокат с самой неудачной шутливостью. — Мне ничего о нем неизвестно! Кто знает, что кроется под его вымышленными именами! Заставьте-ка вашу память поработать, майор, вспомните, где и когда вы встречали мистера Дьюси, и потом скажите мне об этом.
— Непременно, — произнес Чевеникс.
— Производите же розыск, — крикнул Робби, уходя и помахивая рукой.
Как только мы остались одни, майор повернулся ко мне. Я взглянул в его бесстрастное лицо.
— У вас много мужества, — заметил он.
— Мое мужество так же несомненно, как ваше благородство, — отвечал я.
— Вы ожидали встретить меня?
— Вы видели, по крайней мере, что я воспользовался первым удобным случаем, чтобы представиться вам.
— И вы не боялись?
— Нисколько. Я знал, что имею дело с джентльменом. Пусть это слово будет впоследствии вашей эпитафией.
— Но другие ищут вас и не станут шутить, — сказал Чевеникс. — Полиция, мой дорогой сэр, делает на вас настоящую облаву.
— Мне кажется, выражение немного грубо!
— Вы видели мисс Гилькрист? — спросил Чевеникс, меняя тему разговора.
— Мисс Гилькрист, по отношению к которой, как мне кажется, мы находимся в положении соперников? — спросил я и прибавил: — Да, я видел ее.
— А я ее искал, — произнес майор.
Я чувствовал, что весь дрожу от гнева, полагая, что майор испытывал то же самое. Мы взглядом смерили друг друга.
— Оригинальное положение, — произнес Чевеникс.
— Очень, — подтвердил я. — Но позвольте вам откровенно сказать, что вы раздуваете холодные угли, мне следует предупредить вас из чувства признательности за вашу доброту к пленнику Шамдиверу.
— Вы желаете этим намекнуть, что расположение мисс Гилькрист отдано другому лицу? — спросил он насмешливо. — Благодарю вас. Так как вы сообщили мне ценные сведения, я тоже позволю себе в свою очередь сказать вам несколько слов. Честно ли, деликатно ли, порядочно ли компрометировать девушку, зная, что ухаживание за нею не может кончиться ничем (а вы это отлично знаете)?
Я не мог выговорить ни слова.
— Простите, если я сейчас же прекращу разговор с вами, — продолжал офицер. — Очевидно, наша беседа не приведет ни к какому хорошему результату, кроме того, я намереваюсь употребить этот вечер на нечто более привлекательное.
— Да, — ответил я, — вы правы, наше свидание с вами не будет иметь последствий. Честь связывает вас по рукам и ногам. Вам известно, что меня несправедливо обвиняют, но даже если бы вы и не знали этого, вам, как моему сопернику, все равно пришлось бы или молчаливо стоять в стороне, или поступить низко.
Чевеникс снова изменился в лице.
— На вашем месте я не говорил бы так, — произнес он. — Не слишком ли много вы твердите о низости и благородстве?
Майор отошел от меня и направился к Флоре, сидевшей среди целой свиты юношей. Мне оставалось только идти за ним, мысленно читая себе нравоучения о необходимости владеть собой.
Странно, до чего быстро очень молодые люди исчезают, как только показывается человек лет около двадцати пяти или старше. Юноши, окружавшие Флору, мгновенно рассеялись, завидя майора и меня; они не сделали даже ни малейшей попытки сопротивляться нам; некоторые из них еще бродили кругом, но вскоре и они последовали за остальными, и мы остались втроем. Из двери дуло, и Флора накинула меховую накидку на свои обнаженные плечи, темный мех опушки великолепно оттенял белизну ее кожи. Она вся сияла контрастами. Свет играл на ее нежном взволнованном лице, которое то вспыхивало, то бледнело. В течение мгновения она переводила глаза с одного соперника на другого и видимо колебалась, затем обратилась к Чевениксу, сказав:
— Конечно, вы будете в собрании, майор Чевеникс?
— Вряд ли, боюсь, что мне придется быть в другом месте, — ответил он. — Даже удовольствие танцевать с вами, мисс Флора, должно уступить перед долгом.
Некоторое время разговор шел самым мирным образом. Темой его служила погода, но он скоро коснулся войны. По-видимому, никто не был виноват в том, что беседа приняла такое направление. Это не могло не случиться: мысль о войне наполняла всю атмосферу.
— Хорошие вести с театра военных действий, — сказал майор.
— Да, пока, — заметил я. — Но не скажет ли нам мисс Гилькрист своего личного мнения о войне? Не примешивается ли в вашей душе, мисс Гилькрист, к восхищению победителями маленькая доля жалости к побежденным?
— Да, сэр, — живо сказала Флора, — я испытываю большое сострадание к побежденным. Мне кажется, с молодыми девушками не следует говорить о войне… Я… как это говорится? — не сражающаяся сторона. Напоминать же мне о том, что приходится выносить другим, что они терпят… право, нехорошо.
— У вас, мисс Гилькрист, нежное женское сердце, — заметил Чевеникс.
— Не будьте слишком уверены в его нежности, — с жаром возразила она. — Я с удовольствием сама пошла бы в бой!
— За которую из сторон? — спросил я.
— Как можете вы сомневаться, — ответила Флора. — Я — шотландка.
— Мисс Гилькрист шотландка! — повторил майор, взглянув на меня. — Никто не мешает вам чувствовать сострадание, мисс Гилькрист.
— И я с восторгом преклоняюсь перед каждым малейшим проблеском его, — проговорил я. — Жалость так близка к любви.
— Предоставим самой мисс Гилькрист решить, так ли это, мы подчиняемся приговору. Скажите же, мисс Флора, что ближе к любви — жалость или восхищение?
— Постойте, — заметил я. — Будем конкретнее. Майор, опишите одного из победителей, о которых говорите вы, потом настанет моя очередь, и пусть мисс Флора произнесет свое решение.
— Мне кажется, я понимаю вас, — произнес Чевеникс. — Постараюсь сделать то, о чем вы говорите. Вы полагаете, что сострадание и тому подобные чувства имеют над сердцем женщины особенно сильную власть? Я же считаю женщин выше, благороднее. Мне кажется, что любовь может внушить им только человек, которого они уважают. Он должен быть тверд, горд, если вам угодно, пожалуй, даже сух, но тверд, непременно тверд. Сперва женщина с сомнением взглянет на такого человека, но в конце концов она увидит, что лицо, суровое для всех, становится кротким и нежным для нее. Ей прежде всего необходима вера в силу мужчины. Вот почему женщина любит только человека, достойного звания героя.
— Ваш герой очень честолюбив, сэр, — сказал я. — Я опишу скромное существо, но, как мне кажется, обладающее более человеческими свойствами, нежели ваш идеал. Это человек, не безусловно верящий в свои силы; он не отличается непоколебимой твердостью; взглянув на прекрасное лицо, услышав чудный голос, он отдается чувству любви, не рассуждая. Чего же ему еще просить от женщины, кроме жалости или сострадания к нему, к его любви, в которой вся его жизнь? Вы изображаете женщин существами низшего порядка, смотрящими с восхищением на своих возлюбленных, которые, точно мраморные статуи, стоят на пьедесталах, подняв носы кверху! Господь был мудрее вас, и самый твердый из ваших героев может оказаться человеком в полном значении этого слова. Мы просим королеву рассудить нас, — прибавил я, кланяясь Флоре.
