Кристофер Хибберт - Королева Виктория
25. ЧАРТИСТЫ
«Рабочие люди собирались тысячами и приносили клятву верности общему делу».
Радикалы давно уже имели серьезные причины жаловаться на отсутствие какого-либо прогресса в проведении жизненно важных реформ. Фабричный закон лорда Эшли от 1833 г. ограничивал рабочее время детей на фабриках и заводах и запрещал владельцам текстильных фабрик нанимать на работу детей моложе девяти лет. Закон о шахтерах и угольщиках от 1842 г. накладывал определенные ограничения на использование в шахтах женского и детского труда. Однако Закон о бедных от 1834 г. фактически ничего не дал нищим рабочим, которые трудились на промышленных предприятиях страны и в случае потери работы не могли рассчитывать на пособие, теряли жилье и вынуждены были отправляться в работные дома; нищета и бедность их были так правдиво описаны в известном романе Чарльза Диккенса «Приключения Оливера Твиста». Кроме того, многие англичане были недовольны Парламентским актом 1832 г., который давал право голоса наиболее зажиточной верхушке среднего класса, но лишал такой возможности остальных членов общества, включая многочисленный рабочий класс. Усиливалось также недовольство неудачными попытками развития профсоюзного движения. Это привело к тому, что в течение всего периода 1830-х гг. по всей стране проходили забастовки и стачки, а в начале 1840-х гг. там стало быстро зарождаться широкое общественное движение, получившее название чартизма.
Это движение получило название от Народной хартии, составленной группой радикально настроенных лидеров рабочего движения, которые требовали от правительства всеобщего избирательного права для мужчин, ежегодных выборов в парламент, равных избирательных округов, тайного голосования на выборах, отмены высокого имущественного ценза для членов парламента и введения для них заработной платы. Поддержка всех этих требований звучала на многолюдных собраниях, которые проводились днем и ночью по всей стране. В одном таком митинге в Галифаксе, например, приняло участие более 200 тысяч человек. «Невозможно себе представить то волнение, — писал один из видных чартистов, — которое вызвал этот митинг. Рабочие люди собирались тысячами и приносили клятву верности общему делу».
Королева, будучи молодой и неопытной в подобных делах, поддалась на уговоры лорда Мельбурна и поверила ему, что ее страна находится в прекрасном состоянии и что не следует спешить с проведением социальных и политических реформ. Дескать, все реформы могут только ухудшить положение и воодушевить безумных критиков политики правительства. При этом лорд Мельбурн предлагал королеве посмотреть на лорда Эшли (будущего лорда Шефтсбери), который так внимательно относится к юным рабочим и заботится об их благополучии, но не любит своих собственных детей.
Наиболее тревожная обстановка сложилось в это время в Ирландии. Королева всегда сочувствовала тяжелому положению ирландцев, однако поначалу поверила лорду Мельбурну, что никаких серьезных оснований для беспокойства сейчас нет. Позже она изменила точку зрения и сожалела, что не приняла срочных мер против бедности и нищеты в Ирландии. Под его непосредственным влиянием она отказалась одобрить законопроект, который вводил дальнейшее сокращение рабочего дня для некоторых категорий рабочих на фабриках и заводах. Однако после посещения ею одного из работных домов королева решила, что должна посвятить свою жизнь делу улучшения материального положения бедняков и бездомных.
Изрядно напуганная произошедшими в 1848 г. на континенте трагическими событиями, которые грозили опрокинуть весь общественный порядок в крупнейших монархиях Европы, королева Виктория стала больше внимания уделять проблемам бедности в стране и высказывалась за оказание материальной помощи неимущим. Однажды ей рассказали об одной рабочей семье, семь членов которой спали на одной большой кровати. Королева с присущей ей непосредственностью ответила, что лично она предпочла бы в таком случае спать на полу, однако все же выразила сожаление по поводу беспросветной бедности рабочих. А после смерти принца Альберта она неоднократно заявляла, что предпочла бы вести простой образ жизни и всячески помогать бедным и обездоленным.
Разумеется, королева занималась щедрой благотворительной деятельностью и не отворачивалась от проблем бедности, как это любил делать лорд Мельбурн[33].
Королева пристально следила за тем, чтобы ее дети демонстрировали симпатии к бедным людям, была очень рада, когда принц Альберт стал президентом Общества по улучшению положения рабочего класса, приветствовала его интерес к деятельности мужских рабочих клубов, охотно помогала ему в создании общественных библиотек и читальных залов. Кроме того, она с энтузиазмом поддержала усилия принца по разработке проектов строительства жилищ для рабочих, два из которых были построены в качестве образцов не только по его проекту, но и при его непосредственном участии. Еще больше королевская семья сделала для своих рабочих и слуг, проживавших в их резиденциях — в Осборне и Балморале. Если бы все коттеджи в Соединенном Королевстве содержались в таком же порядке, что и эти резиденции, во всеуслышание заявил социальный реформатор и радикальный политик сэр Эдвин Чадвик, то смертность среди простых людей сократилась бы по меньшей мере наполовину.
После смерти принца Альберта королева осталась верна его начинаниям и всегда следовала примеру мужа. «Королева очень расстроилась из-за того, что увидела и прочитала о положении рабочих в больших городах, — писала она премьер-министру в1883 г. — Королева была бы рада узнать... намерено ли правительство предпринять срочные меры для улучшения положения бедняков в переполненных и бедных домах. Или хотя бы собрать более точную и полную информацию о состоянии бедняков в этих грязных и нездоровых районах».
И все же между благотворительной деятельностью в отношении бедных людей и симпатиями к тем, кто, подобно многим чартистам, был готов придерживаться закона и выдвигать требования без применения насилия, и теми, кто призывал сокрушить существующий строй, всегда нужно проводить четкую и ясную линию. «Я придерживаюсь мнения, — писала королева, — что любая революция приносит стране только беды и несчастья, причем прежде всего самим революционерам... Подчинение закону и монарху является подчинением высшей власти».
Королева очень опасалась, что во время предъявления чартистской петиции в парламент в апреле 1848 г. в Лондоне могут произойти волнения и акты насилия со стороны беднейших слоев населения. Ей сообщили, что в петиции были изложены всё требования чартистов, а подписи под Хартией поставили более пяти миллионов человек. Что же до демонстрантов, то их колонна, направлявшаяся в Вестминстер, должна насчитывать не менее 150 тысяч человек.
Напуганные огромными толпами возмущенных людей, марширующих по улицам Лондона, многие аристократы собрали своих слуг и придворных со всех загородных резиденций и привезли их в Лондон для защиты своих домов. А главнокомандующий британскими вооруженными силами герцог Веллингтон, который, по словам Чарльза Гревилла, пребывал в возбужденном состоянии, посоветовал королеве забрать всю свою семью и немедленно отправиться в Осборн, причем еще до того, как начнется демонстрация сторонников Хартий.
Королева в это время еще не пришла в себя после рождения шестого ребенка — принцессы Луизы — и пребывала в жутком состояний послеродовой депрессии, часто впадала в отчаяние, билась в истерике и была слишком напугана предстоящими событиями. Именно поэтому она без колебаний согласилась с предложением герцога Веллингтона. Тем более что к этому времени почти все фонари королевского дворца уже были разбиты возмущенными толпами людей, которые собирались возле Букингемского дворца и громко скандировали: «Да здравствует республика!» Виктория даже представить себе не могла, что произойдет, если мимо ее дворца пройдут тысячи людей, направляясь к зданию Вестминстера. По словам принца Альберта, лидеры чартистов ведут себя «безответственно», пользуются «секретными сигналами» и поддерживают связь между своими сторонниками в разных городах с помощью почтовых голубей.
Утром 8 апреля 1848 г. вся королевская семья отправилась на железнодорожный вокзал Ватерлоо, который быстро очистили от всех посторонних с помощью специального отряда констеблей. Как только они сели в поезд, он тут же отправился к Госпорту. Королева лежала на диване и все время думала о своей трехнедельной Луизе, но уже не плакала. «Я никогда еще не была более спокойной и менее нервной, чем в тот момент, — сообщала она королю Леопольду без своей привычной приверженности духу правды. — Великие события делают меня спокойной и уравновешенной, а нервируют сейчас лишь некоторые пустяки».
