Василий Сергеев - Павел I (гроссмейстер мальтийского ордена)
«Возвращайтесь как можно скорее, из Плескова ли, из Полоцка, из Могилева, из Киева, из Вены; потому что в конце концов глупо, что мы страдаем от этой долгой разлуки»...
...А супруги были рады, что оказались в относительной независимости (которая, по крайней мере, не шла ни в какое сравнение с их жизнью при дворе), и мало-помалу забыли о своих страхах. Их воображением овладели пейзажи и города, мимо которых они проезжали. Это не только заставило их позабыть о мрачных дворцах и скучных парках Санкт-Петербурга: они получали удовольствие от самой поездки и были счастливы, что им не надо больше выставлять себя напоказ.
По категоричному желанию Екатерины, они оба путешествовали под псевдонимами. Везде, за исключением посещаемых ими королей, они называли себя «граф и графиня Северные (Nord)». Впрочем, их инкогнито выглядело достаточно прозрачным.
Мать дала Павлу печать, на которой была изображена полярная звезда. Щедрая царица не мелочилась: чета великих князей получила триста тысяч рублей на лошадей и экипажи и сто тысяч дукатов на карманные расходы. Проследили также за тем, чтобы свита была достойна царевича, а не просто графа. Кроме мадам Юлианы Бенкендорф, флотского офицера С.И. Плещеева и князя Куракина, великих князей сопровождали другие именитые дворяне. Мария Федоровна, которая увлекалась литературой, сразу же добилась того, чтобы с ними поехал поэт. На службу Их Высочеств поступил Клопшток27*Клопшток Фридрих Готлиб, писал на библейские и национально-исторические сюжеты, наиболее известна поэма «Мессиада»; горячо принял французскую революцию.*, немецкий поэт, который жил в России, но был тесно связан с Гете и Клингером28*Клингер Фридрих Максимилиан (1752-1831), нем. писатель, с 1870 г. живший в России. Именно его драма «Sturm und Drang» дала название движению штюрмеров. Написал философский роман «Жизнь Фауста».*. В свите состояли князь Юсупов и любимая фрейлина великой княгини, Екатерина Нелидова. За ними следовали также слуги, врачи, повара, дегустаторы блюд и даже астролог, который должен был предсказывать все капризы погоды.
Как только в дорожной пыли исчезли статуи и парки столицы, как только Павел Петрович остался наедине с женой, он стал веселым и приветливым. Даже со своим окружением, за исключением нескольких неприятных ему персон, он обращается с непривычной мягкостью и очень предупредительно. Все признали, что он – милый светский человек, остроумный, даже галантный и приятный в общении.
ПОЛЬША
Несмотря на плохие дороги и ухабы, по которым тряслась карета, настроение Павла не портилось. Будучи впечатлительной натурой, он не остался равнодушным к задумчивым бескрайним лесам, деревья которых сбрасывали золотую листву, как будто платили осени свой долг.
Они проезжали через множество запущенных деревень, свидетельствующих о бедности страны. Города, населенные почти исключительно евреями, усиливали мрачное впечатление от голых полей. Иногда проезжали мимо хором какого-нибудь важного воеводы, построенных либо вне какого-то определенного архитектурного стиля, без истинного величия, – либо как копия Версаля!
Первая остановка была запланирована у Станислава Августа Понятовского, короля Польши, продолжавшего любить Екатерину всю жизнь, отдавшего ей на растерзание Польшу и презираемого за это своими подданными. Понятовский ожидал гостей в поместье Мнишков – Вишневце. Его Величество король Польши встретил гостей с небывалыми доселе простотой и обаянием. Его прием был более чем любезным: по словам самого царевича, он был сердечным.
«Граф и графиня Северные» не захотели посетить Варшаву, которая находилась слишком далеко от их маршрута. От короля Станислава они уехали в полном восторге. Тонкий психолог, Понятовский догадался, что сын Екатерины был вовсе не таким, каким ей хотелось бы его видеть.
Его Величество не без некоторого лукавства убедил царевича, что для того чтобы стать истинным патриотом, надо прежде всего быть настоящим россиянином. Оба они в течение долгой беседы позабыли о парадном тоне и придворном этикете, чтобы поведать друг другу о своих волнениях; король опасался, что под влиянием Екатерины в его стране вспыхнет революция; Павел не мог не согласиться с монархом. Он признался, что не имеет никакого влияния на императрицу, и, не доходя до прямых обвинений матери, пожаловался на ее деспотизм, из-за которого он страдал больше других.
На следующий день, сидя в карете, которая везла их на запад, он печально промолвил:
– Дорогая моя, как это отвратительно, когда одна нация угнетает другую. Но как этого избежать?
АВСТРИЯ
Страшная нравственная испорченность людей, стоявших у власти, не дает возможности ничего сделать для блага подданных. Об усердии, честности и добросовестности в управлении делами нечего было и думать, каждый старался выжиманием с подчиненных добыть средства, чтобы умилостивить начальство. Поэтому недовольство было общее, и поэтому императрица, как она ни скрывала это, страшилась взрыва. Она боялась всех – боялась даже собственного сына.
Иосиф II, император АвстрииИосиф II встретил гостей в Троппау, у самой австрийской границы, желая подчеркнуть, насколько он рад приезду наследника российской короны. Молодой государь был вне себя от счастья, поскольку предвидел возможность союза между Россией и его империей. Ему хотелось принять сына Екатерины с особой торжественностью: поднятые флаги, рукоплещущая толпа и крики «ура» никого не смогли бы оставить равнодушным.
«Великий Князь и Великая Княгиня, которых, при полном согласии и при дружбе, господствующими между ними, нужно считать как бы за одно лицо, – сообщает он своей матери, – чрезвычайно интересные личности. Они остроумны, богаты познаниями и обнаруживают самые честные, правдивые и справедливые чувства, предпочитая всему мир и ставя выше всего благоденствие человечества. Великий Князь одарен многими качествами, которые дают ему полное право на уважение».
Павел вовсе не старался специально испортить репутацию своей матери, о которой в Западной Европе сложилось мнение как о мудрой, благоразумной правительнице, покровительнице ученых и философов, выразительнице гуманистических идей. Но ему задавали вопросы о ней, – и он отвечал, заботясь лишь о том, чтобы ни в чем не солгать и, по возможности, смягчить выражения, найти какие угодно оправдания тому или иному ее поступку. Но это-то и оказывало неотразимый эффект! Репутация императрицы пошатнулась, – истории, которые и прежде просачивались из России и ужасали, оскорбляли слух пуритански настроенных монархов, получили подтверждение «из первых рук».
Одним из основных обвинений была даже не сама крайняя распущенность российского двора, «примером для подражания» в котором была императрица, а нежелание набросить на многочисленные альковные истории хоть какой-нибудь флер благопристойности. Это шокировало королей. Екатерина просила английского короля Георга III, отца большого семейства, пожаловать Потемкину орден Подвязки. Но кто такой Потемкин? Семинарист? Унтер-офицер? Король был потрясен этой бестактностью, и орден, разумеется, пожалован не был. Австрийская императрица Мария-Терезия, воинствующая моралистка, наивно решившая очистить свой двор от адюльтеров, называла Екатерину не иначе как «та женщина».
Впрочем, семейство великих князей было вне подозрений. Начиная с Троппо, поездка превратилась в триумфальное шествие. Остановки делали почти во всех городах. Провинции, через которые проезжали великие князья, посылали к ним своих представителей; как только становилось известно об их прибытии, войска салютовали в их честь; а сколько было организовано для них балов, представлений, выступлений, какие собирались толпы, чтобы поприветствовать их!
10 ноября поезд29*Ряд карет, следующих одна за другой.* «графа Северного» прибыл в Вену. В первый же вечер им был оказан роскошный прием. В их честь организовали невиданный по своему великолепию ужин; затем последовали военные праздники, танцевальные вечера, маскарады и парады. Специально в честь этого визита в окрестностях Вены были проведены полномасштабные воинские учения.
Павел временами не мог прийти в себя от такой торжественности. Ему никогда бы не оказали такие почести в его мрачном дворце в России. Элегантность, утонченность и дворянская роскошь австрийского дома показались ему прекрасной сказкой. Мария Федоровна и Павел, выйдя на балкон дворца по просьбе императора, приветствовали толпу со слезами умиления на глазах. Какое воодушевление, какое гостеприимство! Иосиф II уже и не знал, чем еще ублажить царевича.
Он даже расспрашивал окружение царевича, свиту и слуг, чтобы узнать о его привычках, вкусах и пристрастиях. Во Флоренцию и Парму, Неаполь и Версаль30*Мария-Антуанетта, супруга Людовика XVI, была младшей дочерью Марии-Терезии Австрийской, т.е. родной сестрой Иосифа II.*, полетели послания братьям и сестрам государя, в которых Иосиф II представлял августейших гостей из России как какой-нибудь импресарио своих звезд во время турне:
