Юрген Граф - Великая ложь XX века
Кто будет это печатать, продавать или читать, когда каждый немец узнает имена Лейхтера и Рудольфа? Отстаивая газовые камеры, Грасс защищает самого себя, ибо знает, что в противном случае его речи окажутся там, где им место, вместе с «показаниями очевидцев» Врбы, Мюллера, Визенталя, Штейнера и Визеля и «научными исследованиями» Еккеля, Фридлендера, Кларсфельда, Шефлера и Бенца.
В своем эпохальном романе Оруэлл предсказал государство, где толпа фальсификаторов день и ночь работает над искажением фактов ради возвеличивания своего народа. Оруэллу не хватило фантазии изобразить государство, где политики, историки, священники, юристы, литераторы и журналисты упорно работают над фальсификацией истории ради очернения собственного народа, с огромным усердием выковывая для него цепи.
Перевоспитателям народа мало геноцида 6 миллионов евреев. Они изобрели геноцид 500 тыс. цыган. Об этом пишет Себастьян Гафнер.
«С 1941 года в оккупированных странах Восточной Европы началось, наряду с евреями, истребление цыган. Этот геноцид /.../ почти не был потом изучен в деталях. О нем много не говорили, когда он случился, и сегодня о нем тоже мало известно; известно лишь то, что он имел место».
Следовательно, в деле геноцида цыган доказательств нет, но несмотря на это известно, что он имел место! Сказка об истреблении цыган в Третьем рейхе вошла в огромное число книг. Михаил Краусник в книге «Здесь – цыгане» плетет о «скрытом геноциде», приводя доказательство этого скрытого холокоста.
Что это за доказательство? Да все те же записки Гёсса в краковской тюрьме! Без этой испытанной карты – Гёсса геноцид цыган рушится также как геноцид евреев. В «Хисторише татзахен» № 23 Валенди подробно разбирает выдуманное истребление цыган. Само собой разумеется, этот номер журнала был запрещен в самом свободном за всю историю немецком государстве. «Шпигель» 1979, № 10 сожалеет об отсутствии документов относительно убийства 500 тыс. цыган: «Их мучения не запечатлены в книгах, ни в какой монографии нет описания их шествия в газовые камеры и на место казни». Ничего удивительного в этом нет, ибо данный геноцид – плод больного воображения перевоспитателей немецкого народа.
Политическая и идеологическая элита Германии – за малым исключением – очутилась нынче в ловушке, выхода из которой нет. Ученым, техникам, инженерам, врачам и предпринимателям, конечно, нечего бояться разоблачения обмана, но политики всех мастей, историки нового времени и журналисты народом будут наказаны безграничным отвращением и бесконечным презрением, поскольку они его ежедневно шантажировали и унижали газовыми камерами Освенцима (а до 1960 года и Дахау).
Когда в бывшей Югославии творятся невероятные преступления, в Штутгарте, например, происходит суд над стариком, которого осуждают на пожизненное заключение за якобы за свершенное в последнюю войну убийство двух человек. И все это только на основании свидетельских показаний.
Есть, разумеется, возможность придать краху определенные рамки: президент или канцлер могли бы обратиться к населению по телевидению с взволнованной речью и сказать правду. Но подобный поступок требует мужества и нравственного величия, чего оба названных деятеля лишены. Поэтому Коли и Вейцзекеры идут прежним путем. Они запрещают книги, отдают ревизионистов под суд, продолжают выплачивать Израилю компенсацию, сажают в тюрьму 80-летнего старика за преступление, которое он совершил в тридцатилетнем возрасте, представляют Визеля на Нобелевскую премию мира и награждают Визенталя, автора басни о производстве мыла, золотой медалью Отто Гана за заслуги в деле взаимопонимания между народами. Они думают, что факты никогда не вскроются или вскроются лишь после их смерти, поскольку немецкие историки меньше всего заинтересованы в исторической истине, так как из-за шкурных интересов СМИ будут блюсти цензуру, так как все партии от ХДС до неокоммунистов повязаны друг с другом, так как литераторы от Хохута до Грасса вряд станут пилить сук, на котором сидят. Все, однако, кончится плохо.
Конец легенды летальным не был бы для политической элиты демократического западного мира, но задел бы ее очень чувствительным образом. Пришлось бы переписывать историю, поскольку вскоре возник бы вопрос о вине во Второй мировой войне и наверняка выяснилось бы, что борьба велась не между добром и злом, а между двумя империалистическими блоками. Вера общественности в демократическую систему была бы заметно поколеблена – какая же это демократия, если она террором и цензурой поддерживает обман огромного масштаба? Особенно досталось бы левым, которые с великой для себя выгодой пользовались мифом холокоста – это сильнейший козырь в деле агитации за «мультикультурное общество», возникающее в результате массовой иммиграции из стран третьего мира.
Наконец, в продолжении лжи в высшей степени заинтересованы творцы общественного мнения в западных демократиях за пределами Германии и Австрии В популярных газетах не позволено писать никому, кто сомневается в навязанном мнении относительно Третьего рейха и холокоста. Можно себе представить, как безнадежно будут однажды дискредитированы «мальчишки-чернильные пачкуны» (Шопенгауэр), исписавшие вороха бумаги о смерти шести миллионов! Неудивительно, почему цензура работает с чрезвычайной строгостью!
(Сведения взяты у Беннета и вполне возможно, что фильмов было не три, а целых пять).
А все эти писаки и творцы киночернухи, которые разжирели на холокосте? За 12 лет гитлеровского режима были сняты только три антиеврейских фильма: «Еврей Зюсс», «Вечный жид» и еще один, утверждает ревизионист из Австралии Джон Беннеп (активист-либерал и защитник цветных иммигрантов)."
Тогда как до 1984 года было состряпано почти 400 антинемецких фильмов: от «Выбора Софии» до «Бразильских парней», от «Человека-марафона» до «Одесского дела», от «Холокоста» до «Ветров войны», если назвать самые известные. Однако в Голливуде уже наперед знают: Третий рейх и холокост, наверняка, послужат материалом еще для 400 фильмов такого же рода, поэтому приготовимся и просмотру. Еще долго, очень долго на экране будут маршировать толпы орущих «Хайль Гитлер!», убивающих, пытающих, грабящих и насилующих эсэсовцев во главе с Гитлером в роли Гольдштейна из Оруэлла, которого каждый день побеждают, разбивают и высмеивают, но прикончить не могут! И это на 20, 100 лет, навсегда! Что станет с кинопромышленностью, если рухнет холокост? Кто пойдет смотреть «Победу духа» Шимона Арамы, в основу которого положена новелла Шимона Арамы и Циона Хаена и который рекламировали следующим образом:
«1939 год. Саламо Арух – боксер с Балкан, чемпион в среднем весе. Когда нацисты оккупировали Грецию, он, его семья и друзья были арестованы и отправлены в Польшу. В лагерь смерти Освенцим. Соседей по деревне мучают, вешают, расстреливают или убивают газом, а у Саломо появляется шанс выжить. Чтобы забавлять офицеров-эсэсовцев, ему приходится боксировать с одним из заключенных. В схватке без определенного числа раундов. Победитель будет жить, чтобы снова состязаться. Саламо состязается, чтобы жить. Однако он постоянно задается вопросом: может ли он спасти отца, друзей, свою душу? Ибо всякий раз, когда Саламо одерживает победу, его соперник отправляется в газовую камеру!!!»
Но кто в будущем захочет смотреть такой фильм и 399 ему подобных, и еще 400 запланированных? Если исчезнет холокост и газовые камеры, кто будет читать мемуары Фани Фенелон, по которым Артур Миллер написал сценарий для фильма «Playing for time» и где есть строки:
«Граф Бобби с удовольствием подставляет свое лицо солнцу. Вероятно, он наслаждается приятными минутами. Он незаметно улыбается, довольный собой и миром – и своей работы. А почему бы и не ею? У всех хмурые и озлобленные лица, но не у него. Разве ему легче? Носок сапога на его вытянутой ноге блестит и как зажигательное стекло притягивает солнечные лучи. Эсэсовцы расставляют оставшихся по пятеркам, после чего граф Бобби небрежно и непринужденно, с сигаретой во рту, отбирает людей, как ему заблагорассудится. Одних он отправляет в лагерный ад, других через трубу – в рай. Благородное занятие, занятие офицера-эсэсовца! ... Медленно движется мимо него процессия приговоренных к смерти стариков, детей и женщин. Мать подзывает своих птенцов: „Пошли, пошли, детки!“ Кто-то оглядывается на сумасшедшего и смеется. Когда же по платформе все прошли в газовую камеру, безумец остается один на один с умершими в вагоне, потом другие узники погрузят их на тачки и увезут».
А кто будет читать «Исход» и «Мила 18» Леона Уриса? Или книгу Леи Флейшман – «Это не моя страна. Еврейка уезжает из ФРГ», которую критика превознесла до небес и в которой автор беседует со своей бабушкой, переработанной на мыло:
«Представь себе, бабушка, меня спросили, согласна ли я с моим использованием? Спрашивал ли тебя эсэсовец, согласна ли была ты со своим использованием? Твои волосы пошли на изоляционные прокладки, жир – на мыло. В 1976 году твою внучку спрашивают на немецком канцелярите: согласна ли она с использованием? Спрашивать-то по-прежнему спрашивают, но не используют как прежде. Сегодня я по профессии учитель и меня используют как учительницу. Вчера ты была жертвой и поэтому тебя использовали на мыло».
