Дмитрий Абрамов - Гражданская война. Миссия России
Наступление польских войск на Украине весной 1920 года сопровождалось еврейскими погромами и массовыми расстрелами. В городе Ровно поляки расстреляли более 3 тысяч мирных жителей. В местечке Тетиев было убито около 4 тысяч евреев. За сопротивление при реквизициях продовольствия полностью сожжены были деревни: Ивановцы, Куча, Собачи, Яблуновка, Новая Гребля, Мельничи, Кирилловка и другие. Жители их расстреляны или поколоты штыками, посечены саблями. Здесь уже убивали всех подряд, без разбора: и русских, и белорусов, и евреев.
Польские историки ставят под сомнение эти данные. Правда, согласно свидетельствам Краткой еврейской энциклопедии, резню в Тетиеве 24 марта 1920 года учинили не поляки, а украинцы – отряд петлюровского атамана Куровского (бывшего красного командира). Хотя расстрелянным и убитым, как и их выжившим родственникам, было ли от того легче? Представитель польского Гражданского Управления Восточных земель (польской администрации на оккупированных территориях) М. Коссаковский свидетельствовал, что польские военные уничтожали людей только потому, что они «выглядели как большевики». «Освобождение от советской власти» отчетливо раскрыло истинный лик польского вторжения в земли Белоруссии и Украины.
* * *Русская армия отходила на прежние позиции. Уже 4 августа она оставила Александровск, через два дня – Орехов и Пологи. 8 августа пал Бердянск. Тогда командование РККА приступило к выполнению задуманной операции. План ее оставался все тот же – удары с запада на Перекоп и с северо-востока – на Мелитополь. Теперь красные подготовились уже намного тщательнее. Для форсирования Днепра была опять выбрана Каховка. Небольшой городок на левом, низком берегу великой реки, с уменьшительно-ласкательным малороссийским названием (от слова «коханая», означающим по-великорусски «желанная», «любимая»), стал местом грандиозных, трагических событий на завершающем этапе Гражданской войны на юге России. Днепр тут сужается до 400 метров, но течение реки сильнее. Низкий левый берег без плавней и мелей, ровный и удобный для высадки. Высокий правый делает излучину Днепра и огибает Каховку подковой. Здесь командование красных и решило установить артиллерию, чтобы обстреливать противника перекрестным огнем. Кроме Латышской и 52-й сюда направили 15-ю дивизию, понтонные части, два дивизиона тяжелых орудий. Скрытно сосредоточивались лодки, материалы для моста, плоты. Поддерживала переправу Днепровская флотилия из 4 пароходов, 5 катеров и 2 плавучих батарей.
В ночь на 7 августа авангарды частей Красной армии пошли через Днепр, кто вплавь, кто на лодках и плотах. Они неожиданно опрокинули белогвардейские заслоны и захватили город. В их тылу инженерные части тут же приступили к наводке моста, по которому потекли главные силы. Вина за неудачу в обороне Каховки целиком ложилась на генерала Слащева, чей корпус оборонял рубеж Днепра. Всеми своими успехами: победами над Махно, обороной Крыма, десантом на Мелитополь – он был обязан полупартизанской тактике лихих атак, отчаянных рейдов. Переход к позиционной войне был не в стиле Слащева. Должной разведки генерал не вел. Да и вообще задачу прикрытия Днепра игнорировал. Он рассчитывал, что если противник и рискнет переправляться, то он легко выбьет его контратакой, как неоднократно делал в Крыму. Это была уже вторая попытка переправы в том же месте. Но во второй раз красные застали Слащева врасплох. Главный их удар пришелся прямо по его штабу, находившемуся в Каховке. А в штабе той ночью обильно отмечали чей-то день рождения…
К полудню, приведя части в порядок, Слащев начал контратаковать. Но было поздно. На левом берегу находилось уже слишком много сил. Южнее переправлялась 15-я дивизия. Она понесла жестокие потери, но заняла город Олешки и несколько других населенных пунктов. Преодолевая упорное сопротивление, красные стали теснить 2-й корпус в направлении Перекопа. Тем временем в Херсоне командование красных в одночасье мобилизовали все «нетрудовые элементы» – буржуазию, интеллигенцию, духовенство и прочих. Поголовно – мужчин, женщин, молодежь. На баржах перебросили их в Каховку строить укрепления под руководством Карбышева. Там уже рылись окопы, насыпались валы, готовились артиллерийские позиции. По Днепру шли стройматериалы, устанавливались ряды проволочных заграждений. Приказ Блюхера, назначенного комендантом укрепрайона, гласил: «Оборонительные работы вести круглые сутки». Три дня и три ночи подневольные люди выбивались из сил. Так создавался знаменитый оборонительный «Каховский укрепрайон». Позаботилось ли командование вывезти или вывести этих людей к началу боев? А может быть, милостиво отпустило на все четыре стороны, предоставив добираться 90 верст своим ходом до Херсона? История об этом умалчивает. А на плацдарм с 10 августа начали прибывать части огромной 51-й дивизии.
Тем временем красные ударили и с востока. Вторая Конармия, усиленная 1-й стрелковой дивизией, пошла тем же путем, которым в июне шел Жлоба. Ее колонны двинулись от Токмака на Мелитополь. Прорвать фронт ей удалось. 11 августа Вторая Конная оказалась в тылах у белых, удерживающих станцию Токмак. Но прорваться в расположение Русской армии Городовикову не дали. Корпус Кутепова нанес ему удар во фланг, потрепав 20-ю кавалерийскую и 1-ю стрелковую дивизии, задержав их и вклинившись между ними и тремя кавдивизиями красных, вырвавшихся вперед. Армия была рассечена надвое. К вечеру ее головная группировка повернула из прорыва в обратную сторону. Ожесточенное сражение продолжалось и на следующий день. Сначала не выдержала и стала отходить красная пехота, а за ней и конница. После ликвидации прорыва Врангель тут же снял с правого фланга корпус Барбовича с броневиками и направил на левый, где атакующие части красных продвинулись уже на 20–30 верст от Каховки. Вместе со Слащевым Барбович остановил красных и погнал назад к Днепру. Тут-то белые и натолкнулись на сильно укрепленный Каховский плацдарм. Он уже представлял собой несколько мощных линий обороны 15 верст в глубину, занятых свежими частями 51-й дивизии. Местность, опутанная сетью проволочных заграждений, была пристреляна, и свыше 50 орудий вели огонь по «квадратам». Все атаки на Каховку разбились с серьезными потерями. Взбешенный Слащев не преминул обвинить во всех грехах Врангеля, выискивая его «ошибки» и упущения. Но Врангель гораздо менее, чем Деникин, был склонен терпеть в своей армии очаги смуты. Учитывая, что в интригах против командования Слащев отмечался и раньше, а катастрофа произошла из-за его собственной неосмотрительности, главнокомандующий сместил Слащева с должности. Сместил, правда, с почетом. За прошлые заслуги присвоил титул «Крымский» и отправил «в отпуск по состоянию здоровья». Корпус принял генерал Витковский. А над Перекопом навис дамоклов меч Каховского плацдарма.
* * *Ракеты вспыхивали и искрились в высоком, бездонном, темном августовском небосводе. Вспыхивали ярче звезд Млечного пути, вызвездившего ночное, южное небо мириадами звезд и светящихся туманностей. Полынно-сухой аромат отцветших и семенившихся степных трав, акаций, треск цикад, стрекот саранчи наполняли воздух, заглушая вторившие им редкие пулеметные очереди и винтовочные выстрелы. Ракетницы вспыхивали, на несколько мгновений озаряли округу, отражаясь в водах величественного и уже неторопливого в этих местах Днепра, быстро тускнели, падая вниз. Порой яркая звезда, срываясь с небосклона, искрила и чертила небо, подобно ракетнице. Полоснув черноту, быстро гасла в недрах околоземного пространства. А Млечный путь все светил, светил, как и сто, и тысячи лет назад, медленно, незаметно для человеческого глаза разворачиваясь в бездонности Космоса, как стрелки часов на циферблате. Но так казалось людям, которые не спали, а смотрели на небо из окопов или пулеметных гнезд, передергивая затворы, сидели в секретах или стояли на часах, готовые открыть огонь в любую минуту, ползли в разведку, ощупывая кинжалы, штык-ножи и шашки, чтобы брать языка или узнать что-либо о расположении противника.
– Боже мой, как же величественно ночное августовское небо! Млечный путь – следы Господа Бога – шествия Творца во Вселенной! Красота-то какая! А запах в воздухе какой! – подняв глаза вверх и потянув носом, тихо произнес есаул Алексей Пазухин, что со своими разведчиками-пластунами полз под колючую проволоку в расположение красных. Перед колючкой разведчики замерли.
– Не возьму я в толк, вашбродь, отчего во Святем писанье глаголемо, де, сотворил Господь «земную твердь и Твердь Небесную», – услыхав слова есаула, так же тихо вопросил лежавший рядом немолодой кубанский казак-пластун, поднявший глаза к небу, сняв папаху и отряхнув былинки с бороды и усов. – Истинно сказано – «Твердь». Дак не уясню, пошто ж пояс энтот звездный на небеси был в вечерях почти вдоль, а зараз за полуночь – поперек. Ну, мать сыра-земля – ясно – твердь, хочь ты ее паши, хочь скачи по ей, хочь копай, хочь шо.
