Василий Балябин - Забайкальцы. Книга 3.
Федор вышел из-за стола, надел шинель, шашку, снял со стены винтовку.
Вишняков покосился на него, спросил:
— К чему же винтовку-то берешь, раз отпустить посулил?
Федор не ответил, глазами показал на дверь — идем.
В передней половине, слабо освещенной догорающей свечой, на потнике, разостланном в кути на полу, спала хозяйка и трое ребятишек. На лежанке возле печки похрапывал старик. Крепко спали и дружинники — один растянулся на скамье, другой, с винтовкой в обнимку, сидя на табуретке, уткнулся головой в стол. Они не слышали, как мимо них прошел пленник в сопровождении их командира.
В улице ни души, даже собаки не лают.
Оба шли молча; Федор с винтовкой под мышкой, Вишняков шагал рядом, слева, зябко вздрагивая плечами от утреннего холодка.
Миновали улицы и, уже когда подошли к поскотине, возле ворот ее, словно из земли, вырос человек, звякнул винтовкой, окликнул:
— Стой! Что пропуск?
Федор ответил. Дозорный, узнав командира, открыл скрипучие ворота, спросил:
— Куда это ни свет-то ни заря?
— На кудыкину гору, — усмехнулся Федор, пропуская вперед Вишнякова.
От поскотины дорога потянулась в гору через небольшой разлог. Когда поднялись на вершину перевала, Федор остановился.
— Ну, Гаврило, валяй на все четыре стороны. Да послушай моего совету: не ходи к большевикам, отстань от них, пока не поздно.
— Ладно, Федор Григорьич, спасибо тебе за все, теперь я у тебя должник.
— Ничего, слова-то мои запомни, ступай!
И, веря и не веря Федору, Вишняков зашагал под гору. Ноги его так и порывались бежать, но он сдерживал себя, чтобы не показаться трусом, хотя и опасался предательского выстрела в спину.
И вдруг он, этот выстрел, хлопнул. Знакомого свиста пули Вишняков не услышал, пластом плюхнулся он на песчаный грунт проселка и торопливо пополз к кусту боярышника, что виделся впереди. В это время раздался второй выстрел, пуля рикошетом сорвала пыльцу саженях в трех от дороги.
— Сволочь! — прошептал Вишняков, плотнее прижимаясь к земле. Он ожидал третьей пули, которой пришьет его Федор к торной дороге, но тот что-то медлил, и тут Гавриила осенило: — Неужто умышленно промазал? Ведь он же стрелок-то первеющий на всю станицу, призы схватывал, а на таком-то расстоянии…
Он даже ползти перестал, приподняв голову, оглянулся — Федор с винтовкой в руке стоял на взгорье, отчетливо видный на фоне посветлевшего неба. Гавриилу показалось даже, что Сизов помахал ему рукой.
— Значить, не обманул, отпустил в самом деле, — вздохнул Гавриил с облегчением.
Поднявшись во весь рост, Вишняков ответно помахал Федору и, не оглядываясь, пошел по дороге вниз.
ГЛАВА XX
Отшагал Гавриил верст двадцать и в вершине небольшой падушки набрел на заимку: одинокое зимовье, с двух сторон его дворы, в широком проулке две телеги, железный плуг «Эмил Лингарт 4-й номер» с бычьей упряжкой в три ярма. Быки, спасаясь от жары и овода, забились в тальниковые заросли возле речки, там же пофыркивают кони. Недалеко от зимовья догорает костер, возле которого, не обращая внимания на жару, сидели двое: пожилой русобородый человек в промоченной, пестреющей заплатами рубахе и подросток лет пятнадцати.
По внешнему виду их, а больше всего чутьем Вишняков угадал, что хлебопашцы эти свой брат, батраки.
— Чаевать с нами, — пригласил бородач в ответ на приветствие Гавриила. — Садись да скажись, чей, откудова.
— С Газимуру я, — ответил Гавриил, усаживаясь на березовый обрубок, — Пазников, Догьинской станицы. За Аргунь путь держу, товаришку кое-какого разжиться у китайцев.
— Та-ак, черпай чай-то прямо кружкой…
Никогда не едал Гавриил с таким аппетитом, как в этот раз, хотя это был всего лишь черный хлеб с толченым чесноком и крепко заваренный чай, пахнувший дымом. Наевшись, Гавриил попросил у батрака подседельник, расстелил его под телегой и, положив под голову седелку, мгновенно уснул.
После того как схлынула полуденная жара, батраки разбудили Гавриила, опять накормили его, и, когда он засобирался уходить, русобородый батрак, пытливо посмотрев на него, проговорил со вздохом:
— Никакой ты, паря, не контрабандист. К своим, однако, пробираешься?
— К каким это своим? — насторожился Вишняков.
— Известно, к каким. Да ты меня не бойся, у меня у самого дядя родной с двумя сыновьями ушел в повстанцы. Мартюшева слыхал?
— Илью? — переспросил удивленный Гавриил. — Знаю, ревтрибуналом заворачивает у красных.
— Ну так вот, привет ему передай от племянника. Ну а теперь, раз такое дело, то пешком-то не ходи. Бери у нас коня, во-он рыжий-то за двором ходит спутанный. Конек такой, что не нарадуешься.
— Спасибо, дядя, вот уж удружил, как и благодарить тебя, не знаю! — И спохватился. — А ведь хозяин твой спросит с тебя за коня-то?
— Спросит, конешно, но тут к нам конишко какой-то приблудился плохенький, весь в ссадинах, бросили его какие-то вояки. Вот мы и скажем, что Рыжку взяли казаки-семеновцы, а этого оставили взамен. Жалко вот, седла-то нету у нас лишнего.
— Ничего-о, сегодня без седла обойдусь, а потом раздобуду.
В эту ночь не до сна было Вишнякову, но как ни торопился он, а к намеченному селу добрался, уже когда совсем рассвело. Догадку его, что в этом селе находятся красные и Журавлев со штабом, подтвердил встречный мужик, который с уздой в руках шел искать лошадей. Дозорные партизаны, узнавши Вишнякова, пропустили его беспрепятственно.
Вишняков разыскал дом, где поместился Журавлев со своим штабом. У крытых ворот дома, где прикреплен был красный флаг, дежурил часовой с винтовкой.
— Чего тебя черти-то носят в эдакую рань? — пошутил он, ответив на приветствие Вишнякова.
— К Павлу Николаевичу мне, срочно. — Гавриил спешился, привязал коня к забору. — Спит, поди, еще? Разбудить придется!
— Хо-о, давно уже на ногах, да вон он и сам!
В это время стройный, как всегда, подтянутый Журавлев вышел на крыльцо. На нем защитные, цвета хаки, брюки галифе, такая же гимнастерка, на поясе неизменная кобура с наганом.
Вишнякову не раз приходилось бывать у Журавлева, докладывать ему о делах разведки, и всякий раз он чувствовал себя как-то неловко под проницательным взглядом командующего, хотя Журавлев доверял Гавриилу и ни разу еще не сделал ему каких-либо замечаний. Вот и сейчас, когда Журавлев пригласил разведчика сесть за круглый стол на крыльце, а сам, присев напротив, устремил на Гавриила пристальный взгляд, Вишняков смутился и, глядя в сторону, начал сбивчиво рассказывать обо всем, что удалось ему разведать. Особенно смущало Гавриила то обстоятельство, что он так нелепо попал в плен к дружинникам. Однако журить его за это Журавлев не стал, а, внимательно выслушав, даже похвалил за удачную разведку, и по тому, каким блеском загорелись карие глаза командующего фронтом, понял Вишняков, что сведения сообщил он важные, и в голове Журавлева зреет какой-то план, и он уже вызвал к себе адъютанта. Затем он стал расспрашивать Гавриила, какие разговоры семеновцев удалось ему подслушать, в каком состоянии их кони, обозы, что они везут, сколько крестьянских телег загружено ящиками со снарядами, при их батарее. Отвечая на вопросы командующего, ободренный его похвалой, Вишняков приосмелел и дословно передал Павлу Николаевичу разговор с Сизовым и то, как тот пощадил бывшего батрака, отпустил его на свободу.
— Каков гусь! — от души посмеялся Журавлев, выслушав Гавриила. — Видишь, какую заботу проявил о тебе: и в батраки взять пообещал, и женить, чтобы не один ты на него работал, а обое с женой! Завидную долю посулил кулачина. Вообще-то он, конечно, не дурак и немало еще хлопот доставит нам со своей дружиной. Ну а то, что наговорил он тебе, так в этом вся суть их политики, за то они и воюют, чтобы вернуть старые порядки, чтоб только им жилось хорошо, а бедноте снова ярмо на шею. Да-а, надо бы сказать ему, что мы-то как раз за то и боремся, чтоб не батраками нам быть, а хозяевами.
На этом разговор их прервался: на крыльцо входил помощник адъютанта Козлов.
— Вот что, Ванюша, — своего адъютанта, односельца и сверстника, Журавлев частенько называл так по старой привычке, а в этом «Ванюше», чубатом, рослом детине было добрых шесть пудов весу, — надо срочно вызвать командиров полков, чтобы к раннему обеду все были здесь.
— Постараюсь, только успеют ли все-то? Третий, Четвертый полки недалёко, а вот Зеленский, сами знаете, со своим Вторым полком верстах в тридцати отсюдова, не поспеть ему.
— На самом быстроногом бегунце, чтоб стрелой летел, аллюр три креста, понятно?
— Понятно.
— Затем вызови ко мне Плясова, Киргизова и Фадеева. И еще: сегодня же надо устроить товарищу Вишнякову седло и вооружить его как полагается.
