Явдат Ильясов - Стрела и солнце
Перепуганный, оглушенный, окончательно сбитый с толку Асандр, обливаясь холодным потом, велел телохранителям выгнать свору обманщиков и проветрить помещение.
— Удались от земной суеты. Стремись к достижению неколебимого душевного равновесия, полного спокойствия духа, — свысока поучал царя мудрец-стоик, приглашенный Асандром после волхвов.
— Спокойствие духа! — заорал старик, потеряв терпение. — Ты дай совет: как спасти государство? Не можешь? Зачем же ты притащился сюда, проклятый умник? У меня нет охоты слушать твою красивую болтовню. Убирайся к дьяволу, собачья кровь, пока я не нарушил чем-нибудь тяжелым твое душевное равновесие. Иди, проповедуй скифам, чтоб они отстранились от земной суеты и перестали нас грабить. Но захотят ли варвары мирно сидеть в шатрах и питаться одним лишь спокойствием духа? Прочь!
Философ исчез.
— Итак, выхода нет, — сказал себе царь. И решил с холодной злостью: — Так пусть же все летит прямо в тартар![6] Пойду на женскую половину, напьюсь, как матрос, а там — будь что будет…
Ночь. Вакханалия на женской половине дворца достигла того предела, когда стыд, завернувшись в толстый плащ, уходит спать в передней.
Сквозь дым жаровен и пар, клубившийся над огромными, как щиты, золотыми блюдами с дичью, мясом и рыбой, Асандр разглядел десятки раскрасневшихся, хрипло кричащих мужчин, сидевших и лежавших в немыслимых позах у низких столов. Звякала и брякала посуда. Отрывистый грохот бубна перекликался с визгливым голосом флейты. На небольшой сцене, распустив черные волосы и совершая непристойные телодвижения, метались танцовщицы.
Над пьяным сборищем, на краю особого возвышения, лежала, утонув в мягких коврах и беспорядочно разбросанных одеждах, царица Динамия — толстенькая гречанка с тяжелым мужским подбородком и острым птичьим носом. Каштановые волосы, завитые в длинные локоны и перехваченные у затылка шнуром, рассыпались по жирным плечам. Полная белая рука сжимала чашу. Маленький рот был искривлен в хмельной улыбке. Выпуклые мутные глаза бессмысленно озирали помещение.
Динамия была дочерью Фарнака, зарезанного Асандром.
Асандр, уже тогда глубокий старик, женился на ней, чтобы упрочить власть. Обычай, черт бы его забрал, обычай! Хочешь выглядеть в глазах толпы законным государем — непременно женись на женщине царского происхождения.
А Динамия? Она без лишних слов согласилась выйти замуж за убийцу ее родного отца. Что оставалось делать? Если судить здраво, он, действительный повелитель, сумел бы уж как-нибудь обойтись без царевны. Царевна же, поскольку она не желала распроститься с беспечной жизнью, обойтись без него не могла.
Но смерти Фарнака она ему не простила. С первых же дней супружества Динамия, и прежде не безгрешная, принялась усиленно прожигать жизнь. И добилась на избранном ею поприще немалых успехов.
Асандр не ревновал — она не нужна была ему как женщина, эта скверная, распутная тварь. Пусть пирует день и ночь, лишь бы не вмешивалась в дела.
Однако хотя бы видимость дружбы и семейного благополучия следовало соблюдать, чтоб не давать повода для лишних разговоров. Асандр, умышленно — из старческого злорадного озорства — задевая палкой настороженно притихших эвпатридов, проковылял к возвышению.
— Госпожа развлекается, я вижу? — спросил он с кислой улыбкой.
Динамия сначала не узнала старика. Потом сообразила, что перед нею — муж, и ответила с вызовом:
— Да! Развлекаюсь. А что? Завидно? Зачем пришел? Уж не захотелось ли тебе, старое чучело, приласкать меня, а? Ха-ха-ха!
— Меня беспокоила мысль: не повредит ли госпожа своему здоровью, — Асандр кивнул на чашу вина, которую стискивала в руке Динамия.
— О! Тебя беспокоит мое здоровье? Какая человечность! — воскликнула она с издевкой. — Ты так нежно любил моего родителя… а теперь так горячо любишь меня… что я поражена! Я растрогана! Я рыдаю от счастья! — Она скрипнула зубами и вдруг завопила на весь зал: — Эй, арфисты, флейтисты, барабанщики, чтоб вам пропасть! Почему перестали играть? Играйте! Пейте, друзья. К бесу здоровье, все равно умирать. И ты пей, старик… Или уходи прочь. Выпей! Не бойся, не отравлю. — Динамия отхлебнула глоток и протянула чашу царю. — На доброе счастье!
— Живи долго! — Асандр с удовольствием принял чашу и выпил — жадно, захлебываясь, до дна.
Лицо монарха тут же перекосилось. Изо рта струей ударила красная жидкость. Больная утроба выбросила крепкий напиток обратно.
Опозоренный, преследуемый унижающим смехом бражников, в которых посрамленный вид повелителя пробудил небывалую смелость, Асандр, пошатываясь от слабости, удалился к себе. Бессильный, сгорающий от стыда и обиды, он выгнал телохранителей, упал в кресло и заплакал как ребенок.
Немного успокоившись, Асандр сделал усилие и поднялся. Достал с полки старую шкатулку, порылся в ней, вынул квадратную серебряную пластинку. Сел вновь, положил пластинку перед собой на стол и долго смотрел, обхватив голову ладонями, на желтый круг, косо перечеркнутый черной стрелой.
Решение пришло в полночь.
Сказано: вторые думы мудреней всегда. Старик нашел средство. Он отыскал выход!
Что ж, кликнуть писца? Нет, надо самому. Никто не должен знать.
Приободрившийся Асандр встал опять, снял с той же полки чистый свиток папируса, отрезал ножом кусок подходящих размеров, велел рабу поярче разжечь свет, обмакнул тонкое тростниковое перо в медную чашечку с тушью.
Это письмо и доставил Поликрат той же ночью в лачугу на окраине города.
Выслушав донесение Филла — солдата, охранявшего ворота, начальник наемников Скрибоний задумался.
Куда ходил Поликрат? К любовнице? Чепуха. Поликрат не станет ради женщины шататься по городу в столь поздний час. Только очень важное дело могло заставить такого осторожного человека, как Поликрат, покинуть ночью дворец. У глашатая нет своих важных дел — он выполняет поручения царя. Значит, Поликрата посылал Асандр. Но — куда? Зачем? Здесь что-то кроется.
— В следующий раз, — сказал Скрибоний солдату, — если случится подобное, доверь пост товарищу и проследи до конца. Ясно? Тебе я разрешаю оставить пост. Только тебе. Слышишь? Надеюсь, ты никому об этом не скажешь.
— Буду молчать, как пленный тавр, господин хилиарх! — с готовностью отозвался польщенный Филл.
— Приглядывайся ко всем, особенно в гавани. Слушай. Запоминай. Доноси мне. Вот тебе на выпивку.
Ламприск — тот самый правитель Тиритаки, которого угостил палкой царь, отправился наутро домой.
Круглоголовый, с плешью, с блестящими, навыкате глазами, он трясся в легкой повозке по каменистой дороге, извивавшейся вдоль берега.
Мул, запряженный в повозку, стучал копытами лениво и нехотя. Видать, рабы плохо покормили животное. Слева, под желтым обрывом, сначала медленно, потом с нарастающей скоростью и шумом набегал и обрушивался на скалы прибой. Сердце Ламприска, как бы подчиняясь ритму волн, то замирало, то сжималось все туже и вдруг вздрагивало, пронзенное колющей болью.
По бокам, сочувственно поглядывая на Ламприска, ехали верхом на серых ослах два богатых тиритакских винодела, сопровождавшие архонта в Пантикапей. Позади, злорадно перемигиваясь, шли тощие рабы. Досталось-таки, говорят, хозяину!
Архонт чуть не плакал от обиды. Вздули как нерадивого школьника! Чем он виноват? Погоди же, проклятый старик. Выпадет случай — Ламприск доберется до тебя.
Текли мгновения. Неторопливо плелся мул. Ламприск углубился в размышления и постепенно успокоился.
При всей досаде архонт не мог не признать: наказан он справедливо! И впрямь, сколько можно возиться с вечно голодной шайкой несчастных голодранцев? То у них неурожай. То вино не удалось. То сосудов для хранения не хватило. То пошлина на вывоз слишком высока. Одни жалобы, а денег не было, нет и не будет.
Что толку от их убогих виноградников и давилен? Ни себе дохода, ни государству. Асандр прав: отобрать имущество — и делу конец! Чтоб защитить Боспор от скифов, рабов и черни, наглеющий с каждым днем все больше, нужны солдаты. Много солдат. Чтоб содержать солдат, нужны деньги. Много денег. Не можете платить, бездельники? Пеняйте на себя.
Вернувшись домой, Ламприск созвал коллегию архонтов — должностных лиц, которых Тиритака, сохранившая, подобно другим городам Боспора, видимость самоуправления, избирала раз в год из среды зажиточных людей.
Что? Отобрать имущество мелких виноделов общины в пользу богачей? С тем, чтобы последние внесли в казну долги бедняков? Архонты смутились. Бунт будет!
— Так что ж! — рассердился Ламприск. — Для чего у нас солдаты? — крикнул он, вспомнив слова Асандра. Эх, жаль, нельзя, подобно царю, применить для увещания строптивых палку! — Поймите, — продолжал уговаривать друзей главный архонт, — это выгодно прежде всего для нас. Не хотите почти даром увеличить хозяйства? Я взял бы участок Сфэра — его виноградник примыкает к моему. Асандр требует денег. Не желаете принять мой совет — дайте голодранцам взаймы. Так или иначе надо заплатить.
