Эдмон Лепеллетье - Коварство Марии-Луизы
– Вы знаете меня, товарищи, – сказал Жан Соваж, обращаясь к крестьянам, – мне не нравилось то, что происходило в нашей стране. Я находил налоги слишком большими, а плату за наш труд слишком незначительной. Я не принадлежал к числу людей, ослепленных светом нашей славы. Разделяя удовольствие всех по поводу одерживаемых побед, я в то же время желал меньше трофеев для инвалидов и побольше хлеба для наших амбаров. Да, я все время выступал против тех, кто вовлекал нас в бесконечные войны, кто разбросал по Испании и русским степям французские кладбища. Сегодня же вы видите меня с ружьем в руках, с патронташем у пояса. Теперь я говорю всем вам, страдавшим от того же, от чего страдал и я: «Вооружимся чем можем и пойдем на врага! Возьмем ружья, если они у нас есть: возьмем вилы, а если они окажутся негодными, – так как ими приходится мало работать в течение уже многих лет, – возьмем палки, будем драться кулаками; защищать даже зубами нашего императора!» Вас, может быть, удивляют мои слова, товарищи?
Конфузливый, но вместе с тем одобрительный шепот пронесся среди крестьян.
– Я хочу объяснить вам, мои друзья, почему я заговорил сегодня на незнакомом вам языке, – продолжал Жан Соваж. – Не я изменился, а изменился Наполеон. Сначала он сражался из-за личных интересов. Он жаждал трона лично для себя, для своего наследника, для братьев, для маршалов. Он защищал до сих пор лишь свою славу, теперь же он защищает Францию. Наша родина находится в смертельной опасности. Пожелаем, чтобы император здравствовал для того, чтобы разбить Блюхера и Шварценберга и прогнать нападающих на ту сторону Рейна. Мы должны все собраться вокруг Наполеона, который чудесным образом не склоняется перед ужасными богемской и силезской армиями, имея в своем распоряжении лишь горсточку солдат, преимущественно рекрутов. Среди них есть мальчики шестнадцати лет, не умеющие даже заряжать ружье. Да, друзья мои, это очень тяжелая война. Мы должны показать русским казакам, что мы, французские крестьяне, можем быть храбрыми солдатами, когда нам приходится защищать нашу землю, наши жилища. Пойдемте, товарищи, к ферме «Божья слава». Вы увидите там, что такое война, и поймете, почему я позабыл о том, что Наполеон был деспотом и слишком сильно любил битвы. Я помню теперь лишь одно: он любит Францию и защищает ее. Вперед, жители Торси! Жан Соваж поднял ружье и во главе покорных деревенских героев направился к ферме «Божья слава».
V
Бессмертная французская кампания 1813 и начала 1814 года близилась к развязке во второй половине марта. Союзники с большими препятствиями продвигались вперед к незащищенной Франции, которая держалась только благодаря гениальности Наполеона. Но он не мог быть вездесущ, и там, где он отсутствовал, отсутствовала и победа. Наполеон разбил пруссаков в Сен-Дизье, русских в Бриенне, разгромил силезскую армию и отодвинул назад войско Блюхера при Монтеро. Враги начинали беспокоиться. Император Александр беспрестанно поглядывал в сторону Рейна и тревожно спрашивал, возможно ли отступление. Никогда еще Наполеон не выказывал таких блестящих способностей, как в эту памятную войну, которая была верхом военного искусства. Хорошо организованным европейским массам Наполеон мог противопоставить лишь остатки своей старой и новой гвардии да горсть молодых безусых добровольцев. Но в своих бюллетенях он тщательно скрывал недостаток войск.
«Вероятно, вы потеряли голову в Париже, – писал он герцогу Ровиго после победы при Вошане, – что сообщаете, что мы дрались по одному против трех. Я всюду распространяю слух, что в моих рядах находится триста тысяч войска, а вы одним взмахом пера уничтожаете хорошие результаты победы. Вы должны знать, что тщеславие здесь неуместно, и первое военное правило заключается в том, чтобы скрыть от неприятеля количество войск, заставить его думать, что это количество очень велико».
Подобная ложь и сверхчеловеческие усилия помогали Наполеону сдерживать вторжение неприятеля. Коленкур, герцог Виченцский, боролся в свою очередь в качестве полномочного посланника с представителями союзных войск, которые были более склонны подписать мир, чем продолжать войну. Он надеялся, что проигранное сражение настолько ослабит силу Наполеона, что уже больше не придется бояться каких-нибудь непредвиденных выходок с его стороны.
14 марта Наполеон снова выиграл сражение в Реймсе. Генерал Сен-При, командовавший тремя русскими дивизиями и одной прусской, был отодвинут назад. Двадцать пушек и пять тысяч пленников были результатом этой победы. Сен-При, такой же изменник, как и Моро, был сражен пулей того же стрелка, который попал в битве при Дрездене в бывшего республиканского генерала, перешедшего затем к роялистам и сражавшегося в рядах пруссаков.
– Ловкий стрелок! – воскликнул Наполеон, очень довольный тем, что избавился от двух значительных врагов.
Пока производили ампутацию Сен-При, его войска покинули Реймс и в него вошел Наполеон со своей старой гвардией. В городе зажгли иллюминацию, и восторженные возгласы: «Да здравствует император!» оглашали ночной воздух и достигали кабинета Наполеона, где он сидел за работой.
Около семи часов император позвал одного из своих адъютантов и приказал ему:
– Попросите сейчас же ко мне герцога Данцигского! Старая гвардия, священный батальон, никогда не покидала в это тревожное время своего императора.
Маршал Лефевр сейчас же прибежал, сильно взволнованный.
– Все идет прекрасно, мой старый товарищ, не беспокойся ни о чем, – весело приветствовал его Наполеон, – неприятель отступает. Мы останемся здесь еще дня два, чтобы восстановить связь с Эпернэ, Суассоном. Я приказал, чтобы сюда пришла дивизия, находящаяся в Меце. Эти двенадцать тысяч человек будут большим козырем в наших руках. Кроме того, Денуэтт пришлет мне четыре тысячи солдат из Парижа.
– Вы получили письмо от императрицы, ваше величество? – спросил Лефевр.
– Нет, оно от брата Жозефа, – ответил Наполеон, и облако грусти промелькнуло на его лице.
Мария Луиза, совершенно равнодушная к делам Наполеона, мало заботилась о своих обязанностях регентши и очень редко писала мужу. Ее молчание удручало Наполеона. Он постоянно думал о молодой австриячке, которая уже забыла о нем, между тем как он горячо любил ее. Стараясь побороть свою грусть, император продолжал рассказывать Лефевру новости, сообщенные ему братом.
– Сведения о настроении парижан превосходные, – сказал он, – народ лишь жалуется на мэров, которые мешают ему защищаться. Еще одна победа – и я наведу должный порядок. Обитатели Парижа знают, что такое честь.
Не забудь распорядиться, чтобы на Монмартре были приготовлены пушки для защиты стен Парижа.
– Будет исполнено, – ответил Лефевр. – Разве вы думаете, что возможна осада Парижа, ваше величество?
– Да, все возможно! Но Париж станет защищаться. Парижане не признают авторитетов, не терпят полиции, но питают священный ужас перед нашествием иностранцев. Они не доверяли мне, когда я был могуществен и когда вся Европа склонялась к моим ногам, но теперь они поддержат меня, увидев, что Россия, Пруссия и Австрия двигают свои войска к берегам Сены. Я рассчитываю на патриотизм и силу национальной гвардии в Париже.
– Возбужденные несчастьем, которое грозит стране, они будут драться, как герои, – воскликнул Лефевр. – Я их знаю, я видел их. Ведь я был когда-то лейтенантом национальной гвардии. Правда, это было очень давно! – со вздохом прибавил герцог Данцигский.
– Может быть, ты кончишь тем, чем начал, – заметил император. – Может быть, тебе придется быть сержантом небольшого отряда солдат, отданного под твою команду! А мне, может быть, придется самому прицеливаться из последней пушки в неприятеля, – пошутил Наполеон. – Право, это будет недурной конец для императора и французского маршала. Однако нам еще далеко до этого. У меня есть проект, прекрасный проект, ты потом увидишь. Я уверен, что парижане останутся довольны мной.
– Вы собираетесь, ваше величество, пойти на помощь Парижу? – спросил Лефевр.
– Не совсем так, – ответил Наполеон. – Я хочу спасти Париж, отвернувшись от него.
– Я не понимаю…
– Тебе и нечего понимать, – прервал маршала император, – твоя жена тебе все объяснит, когда мы вернемся победителями. Она умней тебя. Надеюсь, что твоя милая герцогиня Сан-Жень здорова? Вы все еще счастливы в своем супружестве?
– О да, очень! Катрин клялась мне, что разлюбит меня в тот час, когда изменит императору. Это значит никогда! – уверенно ответил Лефевр.
– О, вы оба хорошие, верные солдаты! К сожалению, вокруг вас царит вероломство. Ты знаешь, что этот безумный негодяй Бернадотт приехал в Льеж. Он вступил в сношения с Бенжаменом Констаном – любовником тяжеловесной старухи де Сталь, которая угощает его кнутом между двумя поцелуями. Император Александр уверяет этого Бернадотта, сделавшегося шведским наследным принцем, что при его помощи он может овладеть французским троном. И тот верит; я тебе говорю, что он совершенно сошел с ума. у него в голове безумие, а в душе – измена. Но не один он выказал себя изменником. Все те, кого я вытащил из ничтожества, поставил на самые высокие ступени общественной лестницы, отвернулись от меня; они теперь дают мне коварные советы. Они хотят, чтобы я заключил мир; но разве это возможно? Коленкур сказал им, что я приму то, что будет согласно с моей честью и достоинством Франции. О, Боже, какая двуличность! И мои маршалы заодно с изменниками.
