Лев Рубинштейн - Когда цветут реки
Снова послышался ропот, на этот раз более оживленный.
— Я думал, что вы слышали об этом, — сказал грузчик. — Но эти горы заслоняют вам свет.
Он указал рукой на каменистую гряду, которая нависла над Янцзы.
— Среди вас, наверно, есть храбрые люди… Кто пойдет со мной на юг? Кому надоело гнуть спину перед Ван Чао-ли? Мы пойдем к «Красным Повязкам» и срежем косы.
Молчание. Коренастая фигура бывшего воина кажется высеченной из того же камня, из которого сооружен горный хребет. Он замер перед толпой. На песке короткая тень с трубкой. Солнце стоит еще высоко.
— Кто со мной?
Грузчик оглядывает крестьян. Суровые лица опущены вниз, глаза глядят в землю. Капельки пота проступили на загорелых бритых лбах. Жилистые руки плотно сжаты. Это хмурая, грозная толпа голодных людей, одетых в засаленное голубое тряпье.
— Ты, Ван Ян?
Ван Ян отрицательно качает головой:
— Земля… Отец старый…
— Ты. Ван Ань?
— Земля. Я тут родился.
— Кто еще?
Никого.
Вдруг два гонких голоса сказали разом «Я» — и осеклись.
Ван Ян поднял глаза, и взгляд его стал гневным.
Это были мальчики — Ван Ю и Ван Линь. Они стояли обнявшись и восторженно смотрели на грузчика. Они забыли, что сбежали от Ван Чао-ли тайком.
Ван Ян сделал шаг вперед. Этого было достаточно: мальчики кинулись в разные стороны, как испуганные воробьи.
В этот момент кто-то проговорил сзади:
— «Малые Мечи» сметут все дочиста…
И вся толпа как будто вздохнула.
3. Боги и свиньи
Ночь была жаркая, словно солнце не заходило. С запада тянуло какой-то каленой пылью. На берегу лениво болтался огонек костра. На всю окрестность прозвучал свирепый рев тигра.
В лесах над Янцзы было неспокойно. Тени у костра зашевелились.
— Звери подходят к деревне в это время?
— Нет, — тихо сказала другая тень, — это не звери.
У костра сидели грузчики. Один из них поднялся и прислушался:
— По-моему, это кто-то подает знак в горах.
— Далеко, очень далеко, — сказал другой грузчик.
На этом они успокоились. Луна высунулась из-за зубчатого гребня горы красноватым краешком.
В этот момент по ту сторону протока две маленькие фигурки перелезли через глинобитную ограду, окружавшую усадьбу Ван Чао-ли.
— Линь!
— Ю!
— Не шуми. Как ты вышел?
— Ван Чао-ли заснул и перестал меня держать. Должно быть, он видит во сне что-то очень приятное, потому что бормочет «фыншуй» и «проценты» и все время улыбается.
— Фу уехал?
— Собирается уезжать. Он боится, что его зарежут на переправе. Он клянется, что больше не будет ездить по деревням, что он не поднимется по реке выше Ичана. Куда мы пойдем?
— Сначала в деревню. Только потише, а то, слышишь, бьют в доску? Это миньтуани. Чжан Вэнь-чжи тоже не спит. Я видел огонек в закладной конторе.
Фигурки бросились к протоку. На мосту стоял деревенский сторож с пикой. Они переплыли проток пониже.
В деревне не спали. Кто-то перебегал от одного двора к другому, негромко постукивая в ворота.
Мальчики заглянули в щелочку у дверей Ван Яна. Гань-цзы спала, задрав кверху грязное личико. Рядом с ней лежала заплаканная Инь-лань, прижимая к себе котел. Под нарами ворошилась свинья.
— Отца нет, — удивленно сказал Ю. — Куда он делся?
— Молчи! Я знаю, где твой отец… Бежим туда!
— Я боюсь тигра.
— Там нет никакого тигра. Подожди… что это?
Пламя костра все так же лениво колыхалось на берегу. Ветра не было. У костра пели:
Ныне, когда поднимается волнение
И банды разбойников собираются как тучи,
Мы знаем, что небо породит храбрый союз,
Чтобы освободить угнетенных и спасти родину.
Китай был покорен, но будет свободен.
Все должны поклоняться спасителю, и так будет.
Родоначальник Минов[14] в песне открыл свои мысли,
Император Хань[15] пил за бешеный вихрь
С древних времен все дела решаются мужеством,
Черные тучи рассеиваются при восходе солнца…
Песня звучала торжественно, как гимн. Костер гаснул. Грузчики сидели на корточках, уставившись в тлеющие угли. Вдруг из темноты появились две фигурки.
— Кто там? — крикнул один из грузчиков, хватая головню.
— Не бойтесь, это мы, — ответил тонкий голос. — Мы хотим почтительно просить, чтобы вы взяли нас с собой к «Красным Повязкам».
— Да кто это?
— Мы, Ван Линь и Ван Ю.
— Это мальчики, — сказал другой грузчик успокоительно. — Они сегодня просили об этом на рынке. Подойдите, эй, вы!
Мальчики подошли. Тлеющие уголья озарили их испуганные и любопытные лица.
— Ты Ван Ю? Зачем тебе к «Красным Повязкам»?
— Мне тут очень скучно. Ван Чао-ли больно щиплется.
— Ты его сын?
— Я сын Ван Яна. Я прислуживаю в доме у хозяина.
— Ты говоришь, старик щиплется?
— И очень больно. Особенно, когда ему нечего делать.
— А это часто бывает?
— Почти целый день.
Грузчик усмехнулся:
— Зачем вам нужны «Красные Повязки»?
— На рынке говорили, что у них всем будет хорошо. Там ведь никто не станет щипаться?
Грузчик засмеялся:
— Никто, никто… А хорошо ли уходить от родителей? Ван Ян согласился отпустить своего сына?
Ю замялся:
— Нет… он… я… Мы хотим быть воинами.
— Скажи лучше, что происходит в деревне? Почему люди не спят?
Мальчики переглянулись. В этот момент вторично где-то далеко заревел тигр. Мальчики сорвались с места.
— Стойте! — крикнул грузчик. — Если хотите попасть к «Красным Повязкам», разыщите человека с рассеченной щекой… Эй, послушайте! Где вы?.. Они удрали. Странные мальчики! Ты слышал? Они хотят быть воинами.
— Все мальчики хотят быть воинами, — равнодушно ответил второй грузчик. — Интересно, что такое случилось в горах?
Он вглядывался в неподвижную громаду хребта, гребень которого был уже окрашен яркой латунью от поднимающейся луны.
Стало тихо. Первый грузчик напевал, глядя в костер:
Возьми в руки меч, успокой реки и горы,
Пусть народ одной семьей пользуется миром…
Мальчики бежали по ступенькам, вырубленным в скале. Густые заросли папоротника били по лицу. Дорожка вела к храму.
— Что ты задумал? — спросил шепотом испуганный Ю.
— Иди за мной, если хочешь увидеть человека с рассеченной щекой, — ответил Линь.
Небольшая заброшенная кумирня носила название «Белый олень». Дворик ее был слабо освещен мерцающим светом, проникавшим из здания. Среди густой, как черная жидкость, тьмы, которая свойственна душному китайскому лету, этот тусклый свет казался сальным пятном.
Мальчики прокрались под боковой аркой кумирни и притаились в нише.
В храме было как будто пусто. Свет единственной свечи падал на раскрашенного деревянного истукана, лицо которого выражало высшую степень задумчивого бесстрастия.
— Так и есть, — шепнул Линь. — Слышишь шаги? Он идет.
Но вошел не тот, кого ждали, — и не один, а двое. Это были Чжан Вэнь-чжи, владелец закладной конторы, и деревенский прорицатель Ван Лао, грязный, растрепанный крестьянин, производивший впечатление помешанного.
Чжан Вэнь-чжи вошел большими шагами, важно колыхая свое дородное тело. Он был небольшого роста, с пухлым, круглым лицом, похожим на лицо женщины, И голос у него высокий, почти женский.
— Ты понял все, что я тебе сказал?
— Понял, — пробормотал Ван Лао. — Но я насчет свиньи…
— Свинью получишь, — коротко ответил Чжан.
— Без свиньи бог не сойдет в меня, — продолжал Ван Лао. — Он в последнее время стал совсем скупой. Не хочет ничего делать без свинины. Уж я его ублажал рисом, репой, ничего не помогает!
— Избаловался твой бог! — сердито сказал Чжан. — Ты бы совсем не кормил его до новой луны — что бы он тогда стал делать?
— Что ты! — мрачно ответил Ван Лао. — Да после этого наверняка будет наводнение. Разве можно шутить с богами? Если бог разозлится, я потеряю заработок.
— В том-то и дело! Постой… Кто зажег здесь свечу?
— Это я зажег, — отозвался Ван Лао.
— Напрасно! Придет кто-нибудь…
— Никто не придет. Все боятся тигра.
— Айя! Тигра? А ты знаешь, где они соберутся?
— Какой же я был бы прорицатель, если б не знал!
— Ты плохой прорицатель. Но запах свинины ты сразу узнаешь… Да, послушай, ты еще, чего доброго, проболтаешься кому-нибудь насчет свиньи… Так ты уж молчи, пожалуйста. Если Ван Ян не отдаст тебе свиньи добровольно, уж я его припугну. Но ты молчи, как рыба.
— Можешь не беспокоиться, — заворчал Ван Лао, — я не первый год вожусь с богами.
— Слышал? — прошептал Линь на ухо Ю. — Это про свинью твоего отца…
