Филипп Эрланже - Генрих Третий. Последний из Валуа
Выполнение плана Гизов было поручено Генриху Жуанвильскому; в одиннадцать лет этот ребенок уже знал, как воспользоваться привязанностью друга, чтобы заманить того в ловушку.
Видя доверчивость Александра, он расхваливает ему путешествия, быструю скачку верхом, прекрасные дальние страны. Разве не хотел бы монсеньор открыть для себя этот удивительный незнакомый мир вместе со своей сестрой, прекрасной герцогиней Клод, немножко повеселиться, забыть двор, столь похожий на тюрьму? Там не будет никакой учебы – только одни радости.
Александр позволил увлечь себя этим планом, однако сомнения начали терзать его. Как устроить эту поездку? Мать никогда не разрешит, даже разговаривать с ней бесполезно. Если бы его величество согласился, герцог Немурский взял бы на себя ответственность сопровождать его.
Герцог Немурский, младший отпрыск Савойского дома, был обворожительным человеком, склонным увлекаться пустыми затеями. Однажды он поклялся, что спустится на лошади по крутым и высоким ступеням церкви Сен-Шапель, и сдержал слово. Благодаря отваге, дуэлям и своей удачливости он был очень популярен. Возлюбленный герцогини де Гиз, он был сторонником католической партии, но повсюду искал приключений, а могло ли быть что-нибудь более увлекательное, чем похитить одного из королевских детей? Используя в своих целях Александра, который и так был покорен его обаянием, ловкостью и увлекательными рассказами, герцог продолжал завлекать маленького принца, то разговаривая с ним как со взрослым и взывая к его католицизму, то кружа ему голову обещаниями подарить маленькую испанскую лошадь. Этим он занимался несколько дней подряд. Выскользнуть ночью из замка Сен-Жермен, прыгнуть в карету, где поджидает герцог Немурский, и при ясной луне отправиться к свободе и неизвестности – как это соблазнительно для маленького мальчика! Александр не мог удержаться и сохранить этот план в тайне; однажды вечером он доверился своему камердинеру. На следующее утро Александр увидел у своего изголовья разгневанную и потрясенную мать; собравшись с духом, он во всем признался.
Тотчас были предупреждены стража и свита, удвоено количество часовых, у всех выходов поставлена охрана, окно, выходящее в парк, замуровали. Увы, у королевы не было доказательств! Что могла она сделать с герцогами Лотарингскими, окруженными вооруженной толпой? Напасть на них – значит развязать гражданскую войну. И Екатерина, затаив в сердце ярость, смиряется с необходимостью притворяться. Франсуа де Гиз 21 октября уезжает вместе со своими братьями и герцогом Немурским; их сопровождают семь всадников.
Екатерина пробует арестовать герцога Немурского, когда тот гостит у Гизов в замке Нантей-Одуэн, но герцогу удается ускользнуть и добраться до Савойи. Оттуда он посылает королеве-матери пространное письмо, где доказывает свою невиновность; за неимением лучшего Екатерина бросает в тюрьму гонца, привезшего это письмо. Подозрительным казалось и поведение посла Шантонэ – не участвовал ли в заговоре и Филипп II? Для того чтобы удостовериться, Екатерина посылает ему подробное письмо, где в деталях рассказывает о случившемся и просит у него обещания никогда не принимать герцога Немурского. Король Испании пытается извинить поведение герцога его намерениями доброго католика, на что Екатерина с горечью возражает: «Религиозными убеждениями часто прикрывают злые умыслы».
История с неудавшимся похищением неотступно преследует ее. Преследует до такой степени, что она сообщает обо всем Королевскому совету, а затем призывает Александра и упрекает его в том, что он хотел убежать от нее. «Господь с Вами, мадам, – бормочет мальчик, – я никогда даже не помышлял об этом».
Он подписывает протокол, который сильно искажает факты в его пользу: это он сам, по доброй воле, рассказал все своей матери. Глубоко униженный этой процедурой, Александр затаит злобу к Гизам, которая выльется в пристрастие к идеям протестантизма. В своих докладах в Женеву Теодор де Без радостно отмечал это полуобращение. Монсеньор горячо бранит свою сестру, маленькую принцессу Маргариту, что она держится за старые предрассудки, бросает ее часослов в камин и приносит ей сборник псалмов. Однажды он сказал послу Испании: «Я пока еще маленький гугенот, но я вырасту и стану большим гугенотом». Мать не бранит его за это; никогда еще двор не был до такой степени готов официально признать ересь.
Этот, казалось бы, малозначительный эпизод подтолкнул Екатерину привести в исполнение план почти революционный. Ни на Генеральных штатах, ни на коллоквиуме в Пуасси, где все были неприятно поражены, видя, как маленький герцог Орлеанский слушает еретическое выступление Теодора де Беза, ни на заседании чрезвычайного Совета грандов королевства Екатерине не удавалось добиться компромисса между двумя религиями. А поскольку в провинции парламенты обычно высказывались в пользу терпимости, она задумала собрать представителей всех парламентов королевства и заставить их проголосовать за Январский эдикт (17 января 1562 года), который разрешал бы свободно и открыто проводить богослужение по протестантскому обряду вне городской черты. Это была революция.
Королева ликовала: причина – или повод – кровавых стычек наконец исчезнет, она сможет навести в стране порядок и спокойно заняться будущим своих детей.
Увы! Время для мудрого эдикта еще не настало. Потребуются тридцать шесть лет кровавой резни, чтобы французы смирились с таким законом, а пока последствия эдикта будут прямо противоположны тем надеждам, которые на него возлагали сторонники умеренной политики.
С самого начала действию эдикта мешали непомерные требования протестантов, допущенные ими ошибки, а также нетерпимость католиков. Население Парижа призывает на помощь Гиза, и по дороге он оставляет в местечке Васси9 шестьдесят обезглавленных гугенотов; насмерть перепуганная Екатерина укрылась в Фонтенбло. Ее ненависть к Лотарингскому дому и страх перед ним были столь велики, что она решительно отдает монархию в руки кальвинистов: королева-мать четырежды пишет Конде, призывая приехать и защитить ее. Неожиданный случай давал реформатам возможность узаконить свою партию и даже, быть может, изменить ход истории, но принц Конде, опасаясь ловушки, упускает эту возможность. Однако ее не упустили его враги.
Монморанси, Сент-Андре и сам король Наваррский, перешедший на сторону католиков, возвращаются в Фонтенбло, чтобы поднять двор.
Екатерина никогда не простит протестантам своего унижения. Поняв, что они не та партия, на которую она может опереться, Екатерина начинает их презирать; сделав вид, что полностью разделяет цели Лотарингского дома, она изображает истовую католичку.
Гражданская война могла все смести на своем пути. В последнее мгновенье руководители кальвинистского движения заколебались и попытались остановить приближающееся бедствие, но их жены – Жанна д Альбре, принцесса Конде и особенно мадам де Колиньи – настояли на столкновении.
Весной, когда все королевство уже полыхало, герцог Гиз открыл границу испанским войскам, реформаты уступили англичанам Гавр, ожидая, что им передадут Кале. Франция становится проклятым местом, где бандиты творят все, что им вздумается, хозяйничают, грабят и насилуют. Что касается королевы, она ведет переговоры, ища способ выступить посредницей и приходя в отчаяние от малейшего успеха той или другой армии; к счастью, удача была на ее стороне.
Через четыре месяца король Наваррский погибает при осаде Руана, Сент-Андре – в битве при Дрё, Монморанси попадает в плен к протестантам, Конде – к католикам, и наконец Гиз, который, казалось, оставался хозяином положения, пал у стен Орлеана под пулями Польтро де Мере.
Итак, руководителей обоих лагерей не стало, и полная энергии и жизненных сил Екатерина осталась одна. Теперь она предпочитает делать ставку на католиков, чтобы восстановить целостность страны и разъединить мятежных протестантов, в которых она так разочаровалась и которым она никогда не простит их договора с Англией.
Она предлагает протестантам новый эдикт, полный тонких подвохов, кружит голову Конде обещаниями, душит его нежностью мадемуазель Лимейль и, несмотря на протесты адмирала, вырывает у него подпись. Это был Амбуазский договор от 19 марта 1563 года.
Пресытившись восстаниями, бунтами и резней, мятежники постепенно возвращали себе прежние центры влияния, королева же тем временем вверяет своих наемных солдат командованию полковника Шарри, жестокого и преданного, как сторожевой пес.
Создав себе таким образом армию, она через три года сумела прекратить процесс, начатый Гизами против Колиньи, которого они винили в смерти герцога Франсуа, задушить очаги сопротивления на местах, заставить суды вершить правосудие, невзирая на вероисповедание обвиняемых – неслыханное новшество, в которое трудно было поверить!
