Айван Моррис - Благородство поражения. Трагический герой в японской истории
К середине века двумя основными соперниками стали Мононобэ и Сога. Первые пришли к власти в предыдущем веке; вначале их главной официальной обязанностью было контролировать определенные синтоистские церемонии при дворе, однако они все более и более переключались на функции юридического плана, и во время правления императора Юряку в середине V века члены клана Мононобэ служили трону в качестве своего рода жандармов. В то время, как Мононобэ были весьма эффективны в качестве вспомогательной силы[55] при могущественных императорах, направляющих их на подавление вражеских фракций и распространение централизованного контроля в стране, Сога процветали во времена, когда у власти были слабые правители, не способные доминировать над остальными кланами. Они были изощренными политиками и знали, как манипулировать людьми вместе и по отдельности для целей, преследуемых их семейством. Именно они ввели столь примечательную систему «политики женитьб», использовавшуюся впоследствии кланом Фудзивара и другими семьями, управлявшими страной от имени императора. Обычаи выдавать девушек Сога замуж за принцев императорской семьи, что обеспечивало будущим императорам матерей из клана Сога и (что еще более важно) тестей из Сога, был основан в VI веке Инамэ — родоначальником кланового величия; этот путь оказался гораздо эффективнее использования военной силы в сохранении политического превосходства.[56]
Важным моментом, использованным Сога в их борьбе со старыми, более консервативными кланами, был вопрос о том, должен ли буддизм быть официально принят в Японии. Начиная с V века сведения о великой индийской религии просачивались в Японию через Корейский полуостров, однако традиционной датой ее реального представления считается середина VII века, когда правитель одного из корейских царств преподнес двору Ямато золотые и медные изображения Будды, несколько сутр и некоторые ритуальные предметы, использовавшиеся в буддийских церемониях. Этот важный подарок (мотивированный, как считается, надеждой получить военную помощь) вынудил двор официально признать эту религию, что немедленно возбудило разногласия между соперничавшими кланами. Мононобэ и другие древние кланы, на которых с незапамятных времен лежала ответственность за поддержание почитания местных синтоистских богов,[57] естественно, желали сохранить старый порядок и противились всему, что могло нарушить существовавший status quo. Молодой клан Сога предстал заядлым анти-традиционалистом и патроном буддийского учения.
Благодаря знанию внешних условий и особым связям с Кореей, Сога, без сомнения, познакомились с буддизмом задолго до его официального введения, а некоторые из руководителей клана, возможно, были тайными последователями этого учения.[58] Теперь они употребили свое мощное влияние при дворе, дабы убедить императора принять заморскую религию, предлагавшую не только сверхъестественные способы разрешения практических трудностей, но и прямо соотнесенную с великими проблемами существования и смерти, которым синтоизм придавал мало значения.
Между традиционалистами и «новаторами» несколько десятилетий с переменным успехом шла борьба, в которой обе стороны использовали стихийные бедствия, как средство дискредитации учения противника. Например, в 585 году Мононобэ и Накатоми убедили императора Бидацу отдать приказ о запрещении буддизма; статуя Будды, установленная Сога-но Умако в своем храме, была брошена в воды канала, сам храм разрушен, монахини схвачены и публично высечены. За этим неприглядным случаем последовала серия волнений и эпидемий, которые Сога немедленно приписали гневу будд. Соответственно, Умако было разрешено возобновить буддийские практики, а монахини были ему возвращены. Через несколько лет ему удалось представить буддийского священнослужителя ко двору смертельно больному императору Ёмэй. Предводители традиционных кланов ужаснулись, столкнувшись с таким прецедентом, однако из-за «брачной политики» Сога (больной император приходился племянником Умако), их позиции при дворе были слабыми. По преданию, Ёмэй был обращен in extremis,[59] став, таким образом, первым японским императором-буддистом. Эта история вполне может быть апокрифической; начальное сопротивление двора введению буддизма было, вероятно, гораздо сильнее, чем это описано в хрониках;[60] ясно, однако, что в конечном счете эта «новая», передовая религия, пришедшая из-за моря, могла гораздо больше предложить японцам — в духовном и культурном планах, — чем традиционные синтоистские верования, и что, сопротивляясь ее введению, традиционалисты вели безнадежную борьбу.
Как это часто случалось в ранней японской истории, искрой, вызвавшей последний взрыв, стал вопрос о наследовании. Правила наследования были весьма неясны, и зачастую болезнь или смерть императора приводили к столкновениям между группами, поддерживавшими различных кандидатов из числа его братьев или сыновей. В условиях, когда трон был ослаблен, а враждующие фракции — сильными и готовыми к схваткам, подобные столкновения приводили к волнениям, или даже гражданским войнам. Такова была ситуация в Японии в момент смерти императора Бидацу в 585 году, за которой вскоре последовала кончина его наследника Ёмэй (кандидата Сога) и убийство принца Анахобэ (избранника Мононобэ). Сога играли свою политическую партию с привычным для них умением, и вскоре Умако был готов нанести Мононобэ-но Мория — последнему из своих противников, стоявшему на его пути к полной и неоспоримой власти — мощнейший удар. Мононобэ, очевидно, не были готовы к тому, что финальное столкновение придет столь скоро; в этом случае был полностью использован элемент внезапности. В кульминационном сражении силы были до абсурда неравны. Умако тщательно сформировал союз, в который входили важнейшие кланы Ямато; благодаря тонкой политике Сога, он также располагал поддержкой большинства молодых принцев при дворе, в частности, что примечательно, — своего внучатого племянника, принца Умаядо. позже (под именем Сётоку Тайси) ставшего одним из наиболее выдающихся правителей во всей истории Японии.
Основная потенциальная поддержка Мононобэ-но Мория шла от старых кланов из провинции, однако, по самой природе тяготения к традиционной автономии, их силы были раздроблены и не могли быть вовремя мобилизованы для решающего сражения. Лишенный подкреплений извне, Мория был вынужден полагаться практически исключительно на членов своего клана и своих рабов. Эта сила не шла ни в какое сравнение с коалицией Сога, однако Мория со своими людьми сражался храбро. В один из моментов битвы он забрался на верхушку дерева и начал посылать вниз стрелы, «как потоки дождя». Его войска ворвались в дом, занятый противником, а затем рассыпались по равнине. «Армия принцев и войска высших чинов устрашились и трижды откатывались назад».[61]
Поворотный момент наступил, когда Мононобэ-но Мория был пронзен стрелой и убит. Основная масса его сподвижников немедленно пала духом и рассеялась. Многие из них переоделись в костюмы слуг, чтобы избежать пленения, другие сменили титулы и бежали в провинции. Разгром был полный.[62] Хотя схватка была небольшого масштаба (сражение даже не получило официального наименования), это было одним из решающим столкновений в японской истории. Сога вышли полными победителями и, уничтожив всех своих противников, могли теперь проводить совершенно независимую политику. Их кандидат, племянник Умако, немедленно взошел на трон, став императором Сусюн. Буддийская религия, которую теперь можно было исповедовать совершенно свободно, получила открытую поддержку двора и, как наглядный символ нового порядка, были построены первые из величественных храмов и пагод. Древняя племенная система получила первый ощутимый удар. Страна больше не была разделена между сильными независимыми кланами; вместо этого создавалась коалиция сил, группировавшихся вокруг Сога, которым предназначалось трудиться во имя правящего императора для подчинения упорствующих местных правителей и племенных групп, для сохранения того, что осталось от японских позиций в Корее, для форсирования тесных отношений с Китаем и для культурного развития страны с помощью буддийского учения и других заимствований с азиатского континента. Практически во всех отношениях Сога представляли силы, работавшие на будущее, и их победа проложила путь для Великих Реформ следующего века.[63]
И все же, наиболее впечатляющей фигурой, выявившейся в сражении 587 года, был не Сога-но Умако, или кто-либо из победоносных принцев, вроде Умаядо, а мало известный воин, сражавшийся на стороне проигравших. Нихон сёки, единственный источник, содержащий сведения о Ёродзу, безусловно нельзя считать пристрастным в пользу дела, за которое выступал Мононобэ, шедшего вразрез централизации, культурному развитию, вообще — общей тенденции будущего развития Японии; причина исключительности Ёродзу состоит в том, что его короткая жизнь исполнена мистической сущности героя, терпящего поражение. Вот полный отчет о том, как он сражался и погиб:
