Йозеф Томан - Сократ
Высшим проявлением божественной заботы о людях является разумность человека. "Они, — говорит Сократ о богах, — вложили в нас разум, посредством которого мы судим о предметах ощущения и, передав их памяти, узнаем, что и как полезно, и вообще придумываем средства наслаждаться полезным и избегать вредного. Они дали нам способность передачи, посредством которой, именно посредством слова, мы наделяем друг друга всем хорошим, составляем общества, издаем законы и пользуемся государственной жизнью" (Ксенофонт. Воспоминания о Сократе, IV, III, 11–12).
В земной жизни человек непосредственно не видит образ божий, но ему достаточно и того, что он видит дела богов. Бог, замечает Сократ, "видим в своих великих деяниях, но как он всем этим правит, это вне известности" (Там же, IV, III, 13). Невидимо и божественное начало в человеке, его разумная душа, хотя именно она правит телом и действиями человека. "Относительно души человеческой, которая более чем что-либо другое в человеке причастна божеству, известно, — полагает Сократ, — что она царствует в нас, но и ее мы не видим. Вдумываясь во все это, человек не должен презрительно относиться к невидимому; напротив того, должен познавать его действия в явлениях и чтить божественную силу" (Там же, IV, III, 14). Причем чтить богов следует так, как это сложилось в данном обществе, принято в соответствующем полисе. Тут Сократ придерживался позиции дельфийского оракула, который на вопрос "Как угождать богам?" ответил: "По городским уставам", т. е. соответственно сложившимся полисным обыкновениям и порядкам. Повсюду же было принято угождать богам "по силам", в меру возможностей каждого.
Человек, по Сократу, был бы вообще лишен разума и знания, если бы в нем, наряду со смертным телом, не было бы бессмертной души. Именно благодаря божественной душе человек приобщается к божественному знанию: подобное познается подобным. Кроме того, душа — хранительница знаний, приобретенных ею ранее в вечных странствиях в этом и том мире; человеческое же познание — это, по сути дела, воспоминание души о прежних знаниях. Однако подобной гносеологической ролью значение души в сократовском учении не исчерпывается. Положение о бессмертии души занимает ведущее место в моральной философии Сократа, определяя смысл и цели человеческого бытия в мире, его жизни и смерти.
В сократовское время были широко распространены орфические и пифагорейские представления о томлении бессмертной души в темнице бренного тела, ее освобождении со смертью тела и переселениях, о наказании или поощрении души на загробном суде за ее земной путь и т. п. В трактовке Сократа подобные представления, претерпев известную демпфологизацию и философскую трансформацию, служат определению места и предназначения человека в телеологической цепи мировых связей. Пребывающая в смертном теле бессмертная душа соединяет в одно целое земные и небесные, естественные и божественные аспекты человеческого бытия. Бессмертие души, по мысли Сократа, со всей очевидностью показывает, что только разумная и добродетельная жизнь целесообразна и соответствует божественной гармонии вселенной, ее провиденциальным целям.
Ввиду всеобщей мировой связи явлений добродетели II пороки отдельных людей сказываются не только на них самих, на благе их семьи, друзей, родного полиса, но и на судьбе всех грядущих поколений, на всем космическом порядке вещей. Тем самым вопросы о человеческих добродетелях и пороках, добре и зле, справедливости и несправедливости оказываются не только личными и не просто общественными, но общечеловеческими, всеобщими и вечными. Сознательное следование разуму бытия — вопреки всем встречным препятствиям — является ясным, хотя и тяжким, жизненным долгом человека перед собой, своим окружением, полисом, грядущими поколениями и богами.
Моральная философия Сократа исходит из ясности и решенности того, как должно жить. Поэтому человек в ней не стоит в мучительной и темной ситуации этического выбора. Можно даже сказать, что Сократ не оставляет человеку морального выбора: выбор предопределяется знанием, поскольку добродетель это знание, а пороки и зло творятся по незнанию, неведению.
Отсутствие бессмертия души, замечает Сократ, было бы счастливой находкой для дурных людей: со смертью души они легко избавлялись бы от присущей им порочности. Но душа бессмертна, и, следовательно, неизбежна ответственность человека за свои дела.
Будучи бессмертной, душа, по версии Сократа, вместе с тем подвержена как совершенствованию, так и порче — в зависимости от земного образа жизни тех, кому она достается в своих вечных переселениях из этого мира в загробный (Аид) и возвращениях назад. "Когда человек умрет, — поясняет Сократ, — его гений, который достался ему на долю еще при жизни, уводит умершего в особое место, где все, пройдя суд, должны собраться, чтобы отправиться в Аид с тем вожатым, какому поручено доставить их отсюда туда. Встретивши там участь, какую и должно, и пробывши срок, какой должны они пробыть, они возвращаются сюда под водительством Другого вожатого, и так повторяется вновь и вновь через долгие промежутки времени" (Платон. Федон, 107 е).
На суде в Аиде души присуждаются к различным тяжким наказаниям соответственно их земным провинностям, а за добрые дела получают воздаяния по заслугам. Цель загробного наказания состоит в исправлении и очищении души, с тем чтобы она могла снова вернуться в земной мир. Если же справедливые судьи Аида — мифологические цари и герои (Минос, Радамант, Эак, Триптолем) — найдут, что те или иные души, отягощенные содеянным ими в земной жизни, окончательно испорчены и неисправимы, например души святотатцев, злостных убийц многих людей и т. п., то такие души навечно низвергаются в мрачный Тартар — место, схожее с христианским адом. Души людей, совершивших тяжкие, по все же искупимые преступления (например, души раскаявшихся еще при жизни убийц и т. д.), ввергаются в Тартар лишь на время, до тех пор, пока не вымолят себе прощения у своих жертв.
Помимо неисправимых душ, навечно заключенных с Тартар, на землю больше не возвращаются также и души тех, кто провел свою земную жизнь особо разумно, светло и прекрасно. Это — души философов, чистые и совершенные. После суда в Аиде они получают доступ "в страну высшей чистоты, находящуюся над той землею, и там поселяются", чтобы жить впредь "совершенно бестелесно" (Там же, 114 с).
Космос, по Сократу, служит местом обитания богов. Сюда-то, судя по его рассказу, и направляются души философов. Воздаяние им состоит, следовательно, в том, что их души высвобождаются из вечного круговорота и переселения душ, избавляясь окончательно от необходимости новых телесных перевоплощений и связанных с этим мук. Только для истинного философа, к числу которых Сократ, конечно, относил и себя, смерть означает конец мукам и начало вечной блаженной жизни. Это и есть, по Сократу, достижение доступного смертному человеку бессмертия. Души же прочих людей будут мучаться до тех пор, пока не станут чище, совершеннее, умереннее, разумнее. Главным на этом пути избавления от мук является забота о душе: пренебрежение телесными удовольствиями, которые, скорее, приносят вред, чем пользу, и украшение души подлинными добродетелями и плодами познания истиной, справедливостью, свободой, мужеством, воздержанностью.
Сомневаясь в тех или иных частностях и деталях предания о загробном наказании и воздаянии, Сократ вместе с тем твердо верил в истинность смысла и сути этого мифа в целом. Весь образ жизни Сократа, его сознательная готовность к смерти и на поле боя, и на суде не оставляют сомнений в этом.
Как видно из речи Сократа на суде, он надеется, что после казни его душа встретится с душами таких знаменитых людей, как Орфей, Мусей, Гесиод, Гомер, Паламед, Аякс, Агамемнон, Одиссей и другие. Блаженную жизнь своей души Сократ представлял себе как интересные беседы с душами тамошних обитателей и испытание их на мудрость. Это, по словам Сократа, будет несказанным блаженством и уже поэтому ему нечего бояться смерти и цепляться за жизнь. "Во всяком случае, — говорил Сократ с явным укором в адрес своих земных судей и обвинителей, — там-то за это не казнят" (Платон. Апология Сократа, 41 с).
Земная жизнь истинного философа — лишь надлежащая подготовка к блаженному исходу. "Те, кто подлинно предан философии, — замечает Сократ, заняты, по сути вещей, только одним — умиранием и смертью" (Платон. Федон, 64), Под "умиранием и смертью" здесь имеется в виду трудная земная жизнь философа как достойное приготовление к грядущему бессмертию. И на этом пути достигают блаженства не нищие духом, но лишь сильные духом, философы.
Страстный философский порыв Сократа к полям блаженным на том свете обернулся духовным бессмертием на этом свете: земные дела имеют земной исход.
Философ является основным героем этики Сократа. Но этим дело, конечно, не ограничивается. Просветительский пафос сократовской философии имел широкий круг адресатов. Путь к добродетели через познание и приобщение к мудрости открыт в принципе для всех. Никто в этом отношении не лишен, как полагал Сократ, заботы вездесущих богов, которые "дают человеку указания обо всем человеческом" (Ксенофонт. Воспоминания о Сократе, 1, 1, 19). Эти божественные указания-разного рода видимые или слышимые во сне и наяву знамения, голоса, видения, чудеса, пророчества и т. п. — удерживают человека на верном пути, как бы корректируя его собственные познавательные усилия. К числу подобных знаков свыше относится и демон самого Сократа, к предостерегающему голосу которого он всегда прислушивался. Обвинители Сократа, говоря о том, что он вводит новые божества, имели в виду именно этого демона.
